Вячеслав Попов
ЗЯБКО
Идет человек некрасивый.
На Пушкина очень похож.
Лет сорок, наверно, от силы.
Бьет парня коварная дрожь.
Ох, зябко бедняге, ох, зябко!
Ему бы сто грамм бы и лечь...
Тугая зубная морзянка.
Безмолвная русская речь.
УТРО
полынь степное серое
сухое серебро
качает ветер с севера
помятое ведро
сидит девчонка в кузове
со смоляной косой
ее пальтишко куцее
и глаз разрез косой
всё это только снится мне
всё это снится мне
коснись меня ресницами
прижмись к моей спине
ТРЕЩИНЫ
у этого человека на лице нет морщин
одни только трещины
при этом человеке все мы молчим
при нем все трепещем мы
говорить при нем не то чтобы грех
но как-то не смеется
он трещинами робко смотрит на всех
сквозь трещины светится
РУКАВ
говоришь ты мне
что я лжив
лукав
что я каждым движением вру
я не лжив
не лукав
я пустой рукав
развевающийся на ветру
ЖЕНА
По рояльно-черной глади
с отраженьем фонаря
рябь бежит. Марина Влади
смотрит, медленно куря,
в гипнотическую лужу,
в запрокинутую ночь.
Своему живому мужу
больше нечем ей помочь.
Разве что таким вот взглядом
и молчанием таким.
Даже быть не надо рядом.
Даже жить не надо с ним.
ЖИВАГО ПЬЕТ
Живаго глушит спирт со снегом.
Жжет керосин ночь напролет.
Он нёбом онемевшим с небом
соприкасается... Он пьет,
и пьет, и пьет, и пишет...
Огонь, бушующий в печи,
в лицо прощальным жаром пышет:
жизнь кончилась! не спи! пиши!
ФЕВРАЛЬ
москва лежит просторная
в крахмальных простынях
идет фигурка черная
писатель пастернак
пальто тяжеловатое
пальто не пальтецо
немного желтоватое
усталое лицо
зима такая длинная
а жизнь так коротка
как улица неглинная
как бывшая река
ПОЕЗД
свет
болячечный
темный
янтарный
я личинка
я умер
я сплю
в ночь
несет меня
поезд
святой
санитарный
в год
где равен
январь
февралю
я не раненый
я не отравленный
просто мертвый
до лучших времен
в зимний путь
в тыл глубокий
отправленный
где ни тел
ни имен
НА РУКАХ
о как прекрасна жизнь была
и как ужасно угасала
все наши худшие дела
ей смерть так близко показала
смерть на руках ее несла
на свет
из боли тьмы и смрада
и смерть была совсем не зла
и жизнь была ей рада