Виталий Амурский
ПЕРЕД СУРИКОВСКИМ ХОЛСТОМ
Не терзаюсь, как прежде, вопросами:
Та ль Московия еще – не та ли?..
Будто шрам, след саней Морозовой
Разделил нас по диагонали.
Всё смешалось там, как на ярмарочной,
От страстей охмелевшей, площади.
(Это надо же – меж явью той
С явью нынешней столько общего!)
Но в толпе растворясь, по ту сторону,
Где продрог на снегу юродивый,
Оглушен я чуть слышным стоном
Расчлененной надвое родины.
* * *
Во времена, где всё наоборот –
Где черному пристало белым зваться,
Когда в стране твоей пирует сброд,
Бессмысленны слова «земляк» и «братство».
А осознав, что ты не нужен ей,
Из криминальной, в сущности, общаги
Податься прочь – чем дальше, тем верней
Любых, как лотерея, обещаний.
* * *
Алику Хананье
На портрете в издании Имки
Из-под плотно зачесанных локонов –
Нос Ахматовой с той же горбинкой,
Что у Данте на полке около.
Мандельштам и Пушкин соседи им,
Как в вагоне или на станции, –
Уходящей России наследие,
Что при варварах с ними станется?
* * *
Александру Лунину
Из той страны, что нет в помине,
Вернее, стала наваждением,
Мы декабристы – вы фамилией,
Я – днем рождения.
Прапамять – штука непонятная,
Так тихим светом целит в сердце мне
Не Южный Крест – звезда Полярная,
Как и при них, и как при Герцене.
Бывают в неких знаках плюсы,
Однако всё-таки нечасто.
А чашки или блюдца бьются
Не обязательно на счастье.
* * *
Смысл теряют недавние истины,
Не успев еще обветшать,
Но смотрю я как будто издали
На всё то, до чего был шаг.
Или два, даже три – не более,
И уже – никаких обид:
Вместо мест покинутых с болью –
Пустота... Пустота не болит.
Да, закончилось наше времечко –
Будто кто-то свечу потушил,
Лишь слышна электричка, где Венечка
Ехал, помнится, в Петушки.
Париж