Виталий Амурский

 

ПЕРЕД СУРИКОВСКИМ ХОЛСТОМ

 

Не терзаюсь, как прежде, вопросами:

Та ль Московия еще – не та ли?..

Будто шрам, след саней Морозовой

Разделил нас по диагонали.

 

Всё смешалось там, как на ярмарочной,

От страстей охмелевшей, площади. 

(Это надо же – меж явью той

С явью нынешней столько общего!)

 

Но в толпе растворясь, по ту сторону,

Где продрог на снегу юродивый,

Оглушен я чуть слышным стоном

Расчлененной надвое родины.

 

 

* * *

Во времена, где всё наоборот –

Где черному пристало белым зваться,

Когда в стране твоей пирует сброд,

Бессмысленны слова «земляк» и «братство».

                                        

А осознав, что ты не нужен ей,

Из криминальной, в сущности, общаги

Податься прочь – чем дальше, тем верней

Любых, как лотерея, обещаний.

 

 

* * *    

 

                                                Алику Хананье

На портрете в издании Имки

Из-под плотно зачесанных локонов –

Нос Ахматовой с той же горбинкой,

Что у Данте на полке около.  

 

Мандельштам и Пушкин соседи им,

Как в вагоне или на станции, –

Уходящей России наследие,

Что при варварах с ними станется? 

 

 

* * *

 

                                    Александру Лунину

Из той страны, что нет в помине, 

Вернее, стала наваждением,

Мы декабристы – вы фамилией,

Я – днем рождения.

 

Прапамять – штука непонятная,

Так тихим светом целит в сердце мне

Не Южный Крест – звезда Полярная,

Как и при них, и как при Герцене.

 

Бывают в неких знаках плюсы, 

Однако всё-таки нечасто.   

А чашки или блюдца бьются

Не обязательно на счастье.

 

 

* * *

Смысл теряют недавние истины,

Не успев еще обветшать,

Но смотрю я как будто издали

На всё то, до чего был шаг.

 

Или два, даже три – не более,

И уже – никаких обид:

Вместо мест покинутых с болью –

Пустота... Пустота не болит.

 

Да, закончилось наше времечко –

Будто кто-то свечу потушил,  

Лишь слышна электричка, где Венечка

Ехал, помнится, в Петушки. 

 

                                                Париж