Сергей Золотарёв

 

* * *

 

в третьем часу ночи
в желтом кульке мятом
я пронесу пончик
через небес мяту

 

прямо в твои руки
я передам теплым
это кольцо cookies
форму придав воплям

 

точно свою почку
что отдают близким
я принесу пончик
как вариант диска

 

текстовый файл мира
теста кусок – в масле
звезд – чтоб от их жира
окна к утру гасли

 

я донесу знанье –
донер-кебаб в помощь –
как мировой тканью
нас обернет полночь

 

чтобы душа в пятках
чтобы в одной шкуре
нам посадить пятна
как самолет в бурю

 

* * *

 

как-то раз и навсегда
в снеге сломана вода
словно гибкая пружина
из будильника труда

 

сколько снегу ни ходить
сколько снег ни заводить
ни одна его снежинка
не умеет разбудить

 

пробегал сухой старик
птичий знающий язык
ноги – вилочковой костью
и гагачий пуховик

 

он уже умел летать
но его за пядью пядь
засыпала с той же ломкой
прямотою – тишь да гладь

 

говорила мне не плач
постилала мокрый плащ
формируя меж земною
и небесной твердью – хрящ

 

а от сломанной воды
хорошо зевают рты
потому что всё срастется
только после ломоты

 

* * *
окна треснутые вывернуты
стужей внутрь теплом наружу
ах Альбано после Либерты
был еще отцом и мужем

 

только всё давно расплавлено
как стекло в осеннем горне
голосок Ромины Пауэр
и собор святого Павла
из окна ее уборной

 

а у нас окно всё в инее
люди северной закваски
не зовут себя по имени
берегут чужие связки

 

* * *

 

фиолетовая толща протекающих часов
время суток semidolce циферблат бутылки Псоу
в том что стенами потёки остаются там и тут
виноваты только сроки высыхания минут
виновата ипотека и просроченный кредит
и уже почти полвека нам пространство не вредит
нам вселенная открыта и последний подвиг наш –
у разбитого корыта просто выдержать купаж

 

* * *

 

После смерти – взболтать, но не смешивать,
выпить залпом остатки, долить
человека, чью жажду нездешнюю
не смогли мы собой утолить.

 

Назовите хоть вечною памятью
ту зависимость, что на лице.
Вспоминаете троллите спамите
выпиваете в тесном кольце.

 

Чтобы там ему – будучи допиту –
в опьянении нашем нашлось
осмысленье смертельного опыта
жить, смешавшись, хотя и поврозь.

 

* * *

 

как наступают сумерки?
просто ты щуришься
света частицы не умерли
лишь окочурились

 

мухи зажавшие лапками
на потолке зиму зимнюю
спят отключенными лампами
сквозь электричество синее

 

щурься и сделаешь вечером
день не умеющий смежиться
это мгновенное вечное
чувство и мы его беженцы

 

* * *

 

посветлело в лесах под Москвою
снег еще не земля
пусть твердеет при ниже нуля
и берет за живое

 

белки словно древесные мыши
в вертикальных домах
непременно наклеят афиши
и натянут гамак

 

люди ждут когда кончатся люди
что скопились до них
чтоб в такой временной амплитуде
замахнуться на миг

 

они думают белочки мыси
мысли мыши да те же снега
покорили мельчайшие выси
как какой-то живой НИИ ГА

 

в человеке же та протяженность
что должна заслонять
остается в мужьях или в женах
остается в культурных слоях

 

где какой-то один бла-бла жест
заменяет нам десять блаженств

 

а хотелось бы беличью ловкость
пронести как вино
в эту жизнь как в столовку
и сидеть и сидеть затемно

 

* * *

 

проекция беседы на столы
имеет вид вина и мушмулы
мы тянемся как дикие растенья
на стебельках взаимной похвалы

 

нам слышатся последние курлы
а снизу раздаются наши тени
как карты коих загнуты углы
мы прячем их в очечные чехлы
во избежанье новых совпадений

 

пусть винные кружкú как кандалы
тому кому желания малы
но наш что называется идейный
кружок достигнет всехней шамбалы
оставшись в заведении питейном

 

* * *

 

как же я тебя не спас
мой невидимый цветочек?
астма только бронхоспазм
аллергия мироточит

 

это видно на просвет
что с того что запершило
в горле? словно первоцвет
люди сшиты из прожилок

 

алый или голубой
между ними перепонки
это как бы мы с тобой
мир толкается стопой
Паниковский был слепой
нес гуся как образ звонкий
и не понятый толпой

 

аллергия на мечту
не дает вдохнуть им краски
звуки ласки красоту
человеческой привязки

 

между пальцами вода –
лишь Рахманинов разрезав
руки точно невода
на ее играл протезах

 

* * *

 

красота у вас какая!
шевелил старик губой
словно кто ее толкает
в темноте перед собой

 

вы живете как живые
в каждой капле вам ночлег
разве раны ножевые
не намазаны на хлеб

 

фиолетовые клубни
как замерзшие сердца
в недостаточности глуби
почвы матери-отца

 

до чего у вас красиво
вся поверхность состоит
из такого абразива
что сточило внешний вид

 

погощу у вас недельку
город Виев райский сад
и земли поправив стельку
в мыслях стоптанных– назад

 

* * *
а если взяв с собой шуруповерт
пойти уже вдвоем в елепитомник
где стержень каждой елочки уперт
в потертый мандельштамовский двухтомник
то можно отрясая от корней
живые буквы крохотную елку
забрать с такими мыслями о ней
что в украшеньях будет мало толку

 

                 Москва