Сергей Шабалин

 

 

* * *

                                    Во всем мне хочется дойти до самой сути...

                                                                                   Б. Пастернак

 

Ни в чем я не хочу дойти до самой сути,

или рубить с плеча, да о чужой судьбе.

Хотите правды – что ж, тогда не обессудьте

и всё начистоту. Но прежде о себе.

Мне ни к чему вся суть, я не прозревший юнга,

решивший сдать в острог плавучий свой Содом,

совсем не Шерлок Холмс, не почитатель Юнга,

увы, не доктор Фрейд и не спешу в дурдом.

 

Сменив разрез глазной, я поселюсь в Китае,

что происходит там, не будет волновать,

ледок из горьких правд застынет и растает,

не потревожат сон недобрые слова.

Подруги и друзья не пропоют по-русски

сонет на злобу дня, а я не делать ног

смогу от песен их, не прятать в джинсы руки,

вжимая кулаки. А впрочем, есть Нью-Йорк.

 

Что вытворяют тут, меня не огорчает,

мне, в общем, наплевать на местные пике,

я здесь лишь гастролер, я пью какаву с чаем,

мне скучен их хоккей и прочий этикет.

Кобылье молоко усиливаю виски,

а грязное белье, с размаху, как дрова,

переправляю в печь, застряв на время в Квинсе,

где от сермяжных правд не пухнет голова.

 

 

* * *

Не экономь на виски, старина,

ведь мы с тобой, считай, миллиардеры.

И всё же это не моя страна,

я понял это с первого замера.

Нам нечего продать здесь и купить,

и некого спасать, и не с кем драться.

Здесь не сошлют в тайгу за тунеядство,

но не с кем пить, и не за что топить…

 

Мы охмуряли длинноногих дам,

когда в кармане не было и цента,

и без боев входили в города,

провозглашая нации и секты.

Рулоны фильмов, хроник и римейков

отсняли мы вперед на двести лет.

Мы в похожденьях обогнали Швейка,

а в триллерах нам вовсе равных нет.

 

И всё же это не моя страна,

ее разлад меня не покоробит.

Не экономь на виски, старина,

не экономь на собственном здоровье,

глуши токсины вредоносных чувств

и гнев, и плач, и писки чьих-то жалоб

пока я глобус медленно кручу,

не узнавая собственной державы.

 

Ищу страну, а нахожу дыру,

большую рану с контуром безуглым,

не экономь на водке, милый друг,

чтобы не видеть красное на круглом.

Пей за меня, я бисер не мечу,

увязнув в топкой хляби интернета.

Я, друг мой, Землю медленно кручу,

чужую, нелюбимую планету…

 

 

* * *

Во дворе еще снег не растаял,

у крыльца голубиная стая,

и ржавеет соседская волга,

рудимент нашей памяти долгой.

Но искринка далеким оконцем

полыхнула под северным солнцем,

усадив за штурвал мерседеса

в прошлом золушку, нынче принцессу.

 

Здесь ученый, пушистый и черный

бродит кот на цепи золоченной,

а участок захваченной бани

сторожит белоусый охранник.

Летним вечером, сказочно-синим,

местный лабух без лишних усилий

изумит вас неистовым соло

и продолжит просмотр футбола.

Каждый день здесь открытием дорог,

дивный путь открывается взору,

потому, что чикагская школа

подарила нам вкус кока-колы.

И несутся вперед яжемамки,

президент улыбается в рамке,

он речист и рачительно добр,

а в кармане его нефтедоллар.

 

Мы с командой его да программой

одолеем любого имама

и структур теневых мимикрию,

победим геморрой, пандемию.

Вопреки голубиным законам,

мы застроем округу бетоном,

монументов наставив поэтам…

И исчезнем в строительстве этом.

 

 

* * *

Не маши писательским билетом

и на мир реально погляди.

Хочешь стать в Америке поэтом?

Защити вначале PhD.

Стань врачом, бухгалтером, юристом,

поумерь писательский апломб,

стань мелиоратором, министром,

получи по физике диплом.

 

Говоришь, в Москве литературный

некогда окончил институт?

Там ты лохом был (хотя культурным),

здесь ты зеро без пяти минут,

говоришь, искал свою манеру?

А увидеть главного не смог:

у хирурга или акушера,

глубже и пронзительней письмо,

 

ярче, событийнее реальность…

не грусти и не печаль бровей,

у дантиста интертекстуальность

на-гора размашистей твоей.

Заработай на участок в Янкерс,

дом в Майами тоже вариант.

В общем, стань благополучным янки,

мы потом оценим твой талант.

 

 

СТРАННЫЙ СОН

 

Неизвестно когда, неизвестно зачем, даже сам не пойму,

я читал в суете привокзальной стихи неизвестно кому,

и безмолвно вобрав свой обычный дозняк ритуальных апло,

подливал в лимонад может джин, может ром, мне не стало тепло.

 

Я заметил в толпе человека в очках и военном пальто,

ледяные глаза излучали укор, мол, читаешь не то.

Непонятно зачем он, подняв воротник, к телефону прильнул

и, похоже, сказал в микрофон, будто я его мир обманул.

 

Обманул его вкус и его самого тем, что страшно сказать,

я склоняю авось с безнадегой и врозь, мог бы лучше писать.

И допив свой коктейль, я не попадя с кем и неведомо как

возвращался домой, тщетно силясь забыть незнакомца в очках.

 

Но когда я уснул, среди ночи густой задрожал телефон,

я взглянул на экран и промолвил: але, это снова был он.

Я спросил кто вы есть, кто вам номер мой дал, с кем имею я честь...

что вам в слове моем, уж не цензор ли вы… Но звонивший исчез.

 

А неделю спустя, возле входа в метро, у киоска с лото,

я выветривал грусть, вновь увидев в толпе рецензента в пальто.

Я решил подойти, рассказать о себе, чтоб без пошлых понтов

приоткрыть ему свой эстетический код. А он вызвал ментов.