С. Грѣй

 

 

* * *

                        Борису Корнилову

Понови макушку ели,

Лист кленовый, кровяной,

Сапогом бегут недели

Из музейной проходной.

 

Лето всплыло кверху брюхом

В акватории Невы,

Оботрись лебяжьим пухом,

Завари разрыв-травы.

 

С потолка звезда упала,

От небес отлучена,

Заводь Крюкова канала,

Неживая тишина.

 

Жду, и не пойму чего сам,

Зга, мосты разведены,

Угощаю папиросой

Осторожный всхлип волны.

 

Словно водят носом черти –

Ветер трогает за плащ,

Лей до края виночерпий!

Заноси топор палач!

 

И луны набухла слива,

Верно праздник у богов,

Черная вода залива

Бьёт в граниты берегов.

 

 

* * *

Никого нет у человека,

Кроме степного ветра,

Кроме самой смерти,

В гари мирового пожара.

Кроме его ножа,

Крови голоса одного,

Кроме голоса – ничего.

Ни иного поступка,

Ни родного заступника,

Ни праздности, ни долгов,

Не будет теперь богов.

Человек по судьбе – сам,

Человек по себе – храм,

Только шелуха, мрак,

Только потрохов крап.

Нет и никогда есть,

Черная вода, взвесь,

Понесет стихи, не прочту,

С берега реки – в пустоту.

 

 

* * *

Сам виноват, медлил.

Савана постели́.

Я хотел влезть в петлю,

Вылезти из петли.

Видел тоску и скуку,

Скука на всех одна,

Время идет по кругу,

Валится из окна.

Я проиграл битву,

Но избежал плен,

Ладил тупую бритву

К полым ручьям вен.

Всё было на свете:

Вечер, вкус табака.

Я отрицал пепел

С жаркого уголька.

 

 

СВЕТОВОДЪ

 

Песней уволочь под дощатый кров,

Очиняет ночь черноземом слов.

Рáвно от плеча речь спешит тихá,

Ветер раскачал колыбель стиха.

Кроет горло желчь, хрип да тошнота,

Изнывать душе за провалом рта.

В неисходный мрак, в гильзы папирос

Сыпался табак, горечный наркоз.

Знай себе – дыми, истина одна,

Хлопает дверьми в доме сатана.

Август отдал лист, обнаживший жердь,

И казалась жизнь вечною, как смерть.

 

 

* * *

                        В.Ю.

Знаю, грядёт зима.

В чистых очах дев

Время сойдет с ума,

Оцепенев.

 

Знаю, где не ищи,

Не обретешь того,

Значит любовь звучит

Только для одного.

 

Так Купидон глуп,

Яда горька сласть,

Выпить Твоих губ,

Мертвым упасть.

 

Если должна молчать,

Слово отдав в заём,

Положи меня, как печать,

На сердце Своё.

 

Городским разгулом стихий

Не дышу, не кляну стен,

Я бы все поменял стихи

На Твою тень.

 

 

* * *

Сколько выцежено ночей,

Сколько кофе сбежало из турки,

И предметною грудой мощей,

Как покойники, спят недокурки.

 

Положи эти крохи стиха

На суровый октябрьский ветер.

Падай, дерево! Благоухай.

По последней осенней примете.

 

Не диковинный привкус беды

В отлетающем лиственном танце,

Осень, выпьем тяжелой воды.

Я уже не хочу просыпаться.

 

 

ГРЁЗА

 

                                    Она смотрела вверх, а я в нее...

                                                                               Данте

                        В.Ю.

Торжище, листьев пад

Колокола бьют,

Оборочён сад

В сноп полевых юрт.

 

Жуткий осенний бал,

В ста тридцати верстах

Поезд не видит шпал,

Ветка на Теплый Стан.

 

Я потерял стыд,

Я потерял всё,

Яблоки Гесперид

Месяц – булат рассёк.

 

Канет ночи́ покой,

Сон обори́т заря,

Выстелив над Москвой

Утренник сентября.

 

Брезжатся новым днем

Рыжие янтари.

Это горю живьем

Я у Твоей двери.

 

 

ПОСМЕРТИЕ

 

Рябой дощатый пол, дом с окнами во двор,

Парадной двери вскрик и лестницы площадка

Тебя переживут, от счастия умри,

Водой Москва-реки кончается брусчатка.

 

Мне этот час знаком в уродливый июнь,

Лукавых куполов карминовые свечи.

Непритворённый мир, неписанный закон,

Вселенский чарослов, неопалимый вечер.

 

За вечный рубикон, отмаливая шаг,

Понудив существо, движения простые,

Иного отопрись насмешница-душа,

Что будет – быть тому, да здравствует бессилье!