Михаил Сипер

 

 

* * *

За окнами топот и выстрелы,

И что-то, чего не узнать…

Пожалуйста, пальцами быстрыми

Ты струны у скрипки погладь,

 

И тремоло, тремоло, тремоло,

Как отблеск дрожащий огня.

Играй же, играй же, Авремэлэ,

Ты будешь счастливей меня.

 

Пусть пальцев набухли подушечки,

И ноет, напрягшись, плечо,

Но снова глотни чая с кружечки

И в ноты смотри горячо.

 

Земной шар уносится в лузу, как

Направленный кием «свояк»,

А всё-таки выжила музыка,

Хотя вся цена ей – трояк,

 

Хотя, что творится – не лечится

Прекрасной сонатой ха-моль,

И лист лишь допросный замечется,

Храня неизбывную боль.

 

Я столько видал, что уже малó

Вместилище кожи моей.

Играй же, играй же, Авремэлэ,

Спасай нас от смерти скорей.

 

Ах, это бредовый сон узника

Тюрьмы, чье названье «Земля»…

И всё ж почему снится музыка?

Об этом не ведаю я.

 

 

* * *

Знаешь, на улице нашей

Взрывами всё размело.

Помнишь ли тетю Наташу? 

Дом, где бьет солнце в стекло?

 

Помнишь футбол меж портфелей?

Пшёнки той сказочный вкус?

Наш палисад разметелен,

Тяжек разбросанный груз –

 

Кровь и тела, блеск осколков,

Сахарно-белая кость...

Мы уже видели столько,

Что и отцам не пришлось.

 

Пусто и тихо нежданно,

Слышен лишь гаснущий крик.

И на углу неустанно

Плачет согбенный старик.

 

Что он твердит не по разу,

В небо глядящий старик?

«Гиб мир абысале мазл,

Гиб мир абысалэ глик…»

 

Нету ответа от Бога,

Стих голос ангельских лир.

Бог, наклонившись немного,

С ужасом смотрит на мир.

 

 

* * *

Алексей Петрович ну как там небо

Как амброзия лучше чем Джонни Уокер

Повидали там ли Бориса и Глеба

Что Булата не встретили я просто в шоке

Нам без вас хреново поймите это

Перестала светиться отсчета точка

Наплевав на нас подкатило лето

И всё тверже моя стала оболочка

Лёша знаешь такое вокруг творится

Впрочем и при тебе было вряд ли лучше

Что залиты кровью очки и лица

Рагнарёка страшней светит слово «Буча»

Да ты в курсе но сил нет у строчек с рифмой

Рассказать про это – не хватит взгляда

Алексей Петрович возьмем за гриф мы

Чтобы спеть заплакать завыть как надо

Как приличные люди в бессилье воют

Понимая что жизнь напрочь просвистели

Мы у той стены простились с тобою

Только нынче дошло что осиротели

 

 

MEMORIES

 

Вот небольшой концерт в ползала

Неподалёку от вокзала,

Где потихонечку вползала

В сердца и души благодать.

Трясутся люди в ритме шейка,

Не расплещи, еще налей-ка!

Эх ты, безрукий неумейка…

Тебе б ногой под жопу дать.

 

Фанфурь, заглоченный на пару,

Задорный крик: «Давай шизгару!»

И завтрашнего перегара

Не родился еще туман.

Да, жизнь моя – не кружка рома,

И я забыл, что я не дома,

А рядом Лена, Света, Тома

И Генриэтта Перельман.

 

Я понял, медленно хмелея:

Россия, Лета, Лорелея,

Что гений – Дмитрий Менделеев,

Амброзией снабдивший нас,

Звучит музы́ка из колонок,

И Сашка Расин гулк и звонок,

Играя песней, как ребёнок,

Еще не знавший первый класс.

 

Ночь, полумрак, в подъезде дует,

И вкус ночного поцелуя

Плывет во мне, как «Аллилуйя»,

И ты белеешь в темноте

Внезапным ангелом небесным,

И мне в моей одежде тесно,

И всё на свете неуместно,

И все слова – уже не те.

 

Потом – Свердловск в рассветной неге,

Трамвай искрит в привычном беге,

Мчат на работу печенеги

С глазами плещущего сна.

Как в песне – холодок за ворот,

Невесел мой рабочий город,

Хотя вокруг, смотри сквозь морок –

Не сглазить чтоб, идёт весна.

 

Люблю свои воспоминанья!

Они не требуют старанья,

Они хлестки, как веник в бане,

Они – любимое дитя.

В них окунусь, имея смелость

Сказать, что жил я, как хотелось,

Пил, что пилось, и пел, что пелось,

И веселился не шутя.

 

 

ТВОЙ МИР

 

Открой же дверь скорее в коридор,

Где бурый пол порос половиками,

Да, на душе лежит огромный камень,

Но это говорю я не в укор.

 

Ты дверь открой в заплеванный подъезд,

Ну кто б посмел назвать его парадным?

Смотри не поскользнись, тут всё неладно,

Но нету тяги к перемене мест.

 

Затем открой-ка дверь на снежный двор,

Где снег черней в дни плавок комбината,

Где за вину не следует расплата,

Где каждый третий – непременно вор.

 

Осталось только выйти, как на мост,

На улицу в честь памяти кого-то,

Где ждёт тебя в одном конце работа

И ждёт тебя в другом конце погост.

 

На шахте люди добывают кокс,

Их ждёт самодовольный цвет заката.

Земля, поверь, по-прежнему поката,

Но не богата, вот в чём парадокс.

 

Открой же дверь в далёкие миры,

Пускай до них бессчётные парсеки,

Но жизнь сама разложит всё в отсеки

По правилам задуманной игры.

 

Пусть жизнь наполнит для тебя стакан

За то, что мир твой – плох, но нет роднее.

Сидишь молчишь? Ну что ж, тебе виднее.

В колонках плачет Джерри Маллиган.

 

 

ЧЕЛОВЕК С БОРОДОЙ

 

Человек с бородой никогда никуда не торопится,

Он смешлив, но серьезен, беспечен, но всё-таки строг,

И во взгляде его что-то вечное медленно копится,

И в планиде его принимает участие Бог.

 

То, что мерим мы метрами, он измеряет лишь саженью.

И всегда он «на ты», с чем все люди обычно «на вы».

«Суетишься всё» – скажет, неспешно ладонью оглаживая

Чуть кудрявый поток с полысевшей уже головы.

 

Человек с бородой – он, наверно, приблизился к сути,

Он и смотрится словно воскресший библейский пророк.

Как им стать – никогда не научат тебя в институте,

Лишь незримая молния пустит в тебе корешок.

 

Побредёшь средь людей, помогая на спуске не гробиться,

И, как клочья тумана, пройдут сквозь тебя города.

И закончится враз бесконечная междоусобица,

И, сама по себе, отрастёт на щеках борода.

 

 

* * *

Чтоб быть достойным всех законов кармы,

Чтоб не смотреть в нагрянувшую хмарь –

Пойми, поэт, вокруг тебя жандармы,

А наверху – глумливо смотрит царь,

 

И бьют под дых смешливые холопы,

И темнота на будущем лежит.

И отблеск есть на сумерках Европы,

И вновь пророк на паперти блажит.

 

А жизнь идет, скребет февраль по стеклам,

И иней не протаять пятаком.

И в небе длинном и уже поблёклом

Узор созвездий чужд и незнаком.

 

Не обижайте прикасаньем снег,

Сверкающий, пушистый и невинный.

И вечер вам покажется недлинным,

И умным – к вам пришедший человек.

 

И мы пройдем через печали сеть,

Сквозь надолбы, и рвы, и контрэскарпы,

И на просторах очень точной карты

Места отметим, где пришлось гореть.

 

Тиран свою не чувствует вину,

А ведь причина, собственно, простая –

Чрезмерно он перетянул страну,

Та лопнула, всех кровью заливая.

 

И нам придётся через всё пройти,

Как много раз уже когда-то было.

Лети же, жизнь! Прошу тебя, лети!

Я буду стоек, охраняя с тыла.

 

Кибуц Кфар Масарик, Израиль