Леонид Левинзон

Один месяц март

 

27 декабря 2019 года

Врач одной из больниц в китайской провинции Ухань Чжан Цзисянь предупредил власти о появлении нового коронавируса.

28 января 2020 года

Всемирная организация здравоохранения исправила с «умеренного» на «повышенный» оценку риска заражения новым коронавирусом.

 

1 февраля 2020 года

Пятьдесят граждан Китая, прилетевших в Израиль, высланы обратно.

16 февраля 2020 года

Возле Стены Плача в Иерусалиме состоялась массовая молитва, участники которой просили остановить эпидемию коронавируса.

22 февраля 2020 года

У южнокорейских туристов, посетивших Израиль в феврале, обнаружен коронавирус.

27 февраля 2020 года

Диагностирован первый случай подтвержденного коронавируса у туристки, вернувшейся из Италии.

 

1 марта. Воскресенье.

Звонок:

– Игорь, здравствуйте! Сегодня ваша мама проходит комиссию.

Игорь, немолодой полноватый мужчина в очках, озадаченно спрашивает:

– А что за комиссия?

– О продлении лечения. Приезжайте, на комиссии должны присутствовать родственники.

– Комиссия именно сегодня?

– Да.

– А почему раньше не предупредили?

Молчание.

– Тали, – Игорь поворачивается к женщине у компьютера: кудрявые волосы, тоненькая шейка и удивленно-настороженные глаза делают ее похожей на испуганного зайчика. – Тали, мне надо будет уйти.

Через час Игорь подъезжает на машине к психиатрической больнице – забор, клумбы, одноэтажные длинные дома с крупно нарисованными на фасадах цифрами.

Мать сидит на скамейке в помещении с высоким потолком и двумя длинными узкими окнами, забранными металлической решеткой. Рядом с ней изо всех сил зевает санитар. Зевая, он широко открывает рот, закрывает глаза и трясет головой. Несмотря на жару, зябко. Главное в помещении – массивная, покрытая потрескавшейся красной краской дверь. Дверь закрыта. Мать кашляет.

– Мам, ты как?

– Плохо. И вообще, что я тут делаю?

Подходит полная молодая женщина с ярко накрашенными губами и в тесном платье – мамин психиатр.

– Как у мамы дела?

– Как я говорила, мы вынуждены увеличить дозу препарата.

Мать вдруг взрывается:

– Что ты там шепчешься?!

– Беседуем о твоем здоровье.

– Глупости! Забирай меня отсюда!

У нее бледное отекшее лицо. Руки сжали алюминиевый обод ходунков.

Звонок. Игорь, задумчиво потирая плохо выбритый подбородок, смотрит на экран, где высвечивается имя секретарши.

– Тамара?

– Игорь, сейчас с тобой будет говорить Каролина.

Властный голос:

– Игорь, мне доложили, что тебя нет на месте.

– У меня мама больна.

– Я не давала тебе разрешения пропускать.

– Я закончу дела и приеду.

– Что значит «закончишь дела»? – взрывается Каролина. – Мы начинаем работу с коронавирусом!

– Начинайте.

Каролина бросает трубку.

Красная дверь открывается. Помогая встать матери, Игорь берет ее под руку. Ступеньки слишком коротки для ходунков, мать забирается с трудом. Член комиссии – немолодой, с мешками под глазами, психиатр – усталым голосом спрашивает мать:

– Сколько вам лет? Какой сейчас год?

Мать отвечает громко и точно. И вдруг срывается:

– Что за ерунду вы спрашиваете? А если я спрошу, почему вы вчера украли у меня полотенце!?

Выпалила и ожидающе посмотрела на Игоря. Мол, как?.. Я правильно поступила?

«Правильно мама, правильно.» А что еще сказать?

Опять звонок. Тихий голос.

– Да, Тали...

– Каролина просила узнать, тебя сегодня ждать на работе?

– Нет.

 

Второе марта. Понедельник.

В Израиле выборы.

Ну, выборы. Игорь пошел, опустил листочек. Поехал к маме. Мать кутается в кофту, опасливо поглядывает по сторонам. Шепчет:

– Игорек, нагнись ко мне.

Игорь нагибается.

– Вот сейчас прошел человек, кто он такой, ты знаешь?

– Санитар. Он тут работает.

– Мне кажется, он за мной следит.

 

Третье марта. Вторник.

Игорь с утра едет в суд. Социальный работник сказала не тянуть и срочно оформить мамину недееспособность. Около здания суда необычайно много свободных стоянок для машины. Ах, да, коронавирус!

Студенточка заполнила бумаги, Игорь сдал их в канцелярию и вернулся на работу. И первым делом встретил секретаршу Тамару. У Тамары озабоченное лицо.

– Игорь, так нельзя! – упрекает его низенькая коренастая Тамара. – Каролина ничего плохого не хотела. Ты должен зайти к ней в кабинет и объяснить. Год назад у меня в Германии умерла лучшая подруга. Я попросилась уехать. Каролина говорит: «Не разрешаю. Это не родственница. Ты только что была в отпуске». Я объяснила, и она отпустила. Хотя потом долго вспоминала.

– Не хочу ничего никому объяснять, – угрюмо говорит Игорь.

– Ну и зря.

– Может, и зря, – Игорь поворачивает в больничную столовую.

Жирная еда наполняет неприятной тяжестью желудок, и Игорь идет к своим смешливым подружкам Майе и Лее, у которых всегда пьет чай. По пути встречает заплаканную Тали.

– Тали, что случилось?

Тали приглушенным голосом рассказывает:

– Каролина меня вызвала и спрашивает: «Ты не могла бы отложить свою операцию на следующий год?»

– Ничего себе!

– Мол, у нас коронавирус, и мы в тебе нуждаемся...

– А ты?

– Я не могу отложить. Ну честно. Я настроилась! – маленькая худенькая Тали, наморщив лоб, напряженно думает. – Знаешь, я пойду к врачу и попрошу его написать справку, что операция необходима.

Звонок:

– Мама?

– Надо мной издеваются! Когда ты меня, наконец, заберешь?

 

Четвертое марта. Среда.

У Тали настроение получше. Оказывается, Каролина позвонила вчера вечером и обрадовала: «Есть выход – попроси Татьяну тебя заменить».

Татьяна, полная, тихая и очень спокойная по характеру женщина, месяц назад вышла на пенсию.

– Игорь, как думаешь, сколько заказать лабораторных комплектов для идентификации герпеса? – подбежала, запыхавшись, молоденькая начальница Рахель. Она работает в лаборатории полгода, быстро семенит коротенькими ножками и очень старается.

– Посчитаю, – обещает Игорь.

Рахель из ортодоксальной семьи и носит парик. Разговаривая, она привычным испуганным движением дотрагивается до своих волос. Проверяет, всё ли в порядке.

Радио передает новости:

«Согласно новым инструкциям, иностранцы смогут въехать в Израиль только в случае, если докажут, что им есть, где отбывать четырнадцатидневный карантин. Полностью запрещен въезд в Израиль иностранцам, прибывающим из Китая, Южной Кореи, Таиланда, Италии, Макао, Сингапура, Гонконга, Японии и Египта...»

– Да нет никакого вируса! Это всё американцы придумали, чтобы мир завоевать! – уверенно реагирует на новости еще одна их сотрудница, Элла. Элла родом с далекого Алтая, но долгая жизнь за границей не избавила ее от удивительных взглядов. Например, Элла считает, что католики – посланники Сатаны: «Даже документальный фильм про это есть!»

В конце дня Игорь сталкивается с Каролиной.

– Как ваша мама?

– В больнице.

Высокая, черноволосая и красивая, несмотря на возраст, Каролина сочувственно кивает:

– У нас в семье тоже была такая история. С тетей…

И вдруг оживляется:

– Игорь, а почему ты носишь этот значок?

– Просто так, – отвечает удивленный Игорь.

– Просто так не бывает! – говорит Каролина. – Не бывает!

 

Пятое марта. Четверг.

Первая смерть в Великобритании.

Каролина зовет свою лабораторию на общий сбор.

– Это война! – объявляет. – А это... – обводит рукой свой кабинет: – Штаб. А на войне как на войне. Будем работать в две смены! Нет, в три! Жаль, конечно, что Тали идет на операцию, но Татьяна согласилась выйти вместо нее.

Умудренный опытом Игорь поднимает руку:

– Мы будем тут дни и ночи напролет, нам сверхурочные заплатят?

– Я займусь, – обещает Каролина. – Итак, пробы уже прибывают. Для работы с коронавирусом будем использовать двести шестнадцатый кабинет. Заходим туда в защитных костюмах. Смена по три человека. Двое открывают и обеззараживают пробы в вытяжном шкафу, третий записывает данные в компьютер. После инактивации вируса его изоляция и ПЦР, как обычно. Рахель, составь график дежурств.

Рахель с готовностью кивает свежим личиком, у нее много вопросов:

– Сколько ожидается проб? Как их записывать? Что с нашей обычной работой?

– А сама как думаешь? Обычная работа никуда не девается.

Худенькая, высокая, с мальчишеской стрижкой, Майя, улучив момент, шепчет:

– Ну всё, приехали! Баста, карапузики…

Ее подружка Лея прыскает. Начальница замечает неподобающее поведение:

– Я что-то смешное сказала?

– Нет, нет...

– Какой уж тут смех... – уныло говорит сидящая рядом с Игорем одышливая полная Михаль.

Седая, с коричневым морщинистым лицом, Дина вытирает ладонью вечно мокрые глаза за астигматическими очками:

– У меня и так каждый день мигрень… А теперь еще какие-то маски, костюмы...

Вечером Игорь попадает на смену с Тали и Рахелью. Молоденькая Рахель полна энергии. Блестя черненькими глазками, она смешно уговаривает себя и других:

– Нам надо всё сделать, не подвести.

Тали улучает момент и шепчет:

– Каролина ко мне хорошо отнеслась, она сказала, что позвонит начальству, чтобы мне разрешили сделать операцию.

 

Шестое марта. Пятница.

В Израиле диагностирован двадцать один больной коронавирусом.

В пятницу-субботу лаборатория обычно не работает, но на войне как на войне. Вследствие чего у всех дико болит голова. Работа в защитных костюмах, предназначенных для лабораторий четвертой степени биологической опасности, не проходит даром. В костюмах жарко, потно и, самое главное, трудно дышать. А еще Игорь вчера от усталости всё перепутал. Перепутал, а потом оставался до часа ночи, переделывал. Вышли на перерыв, грузная Михаль жалуется:

– Мне тяжело. Не хочу работать с коронавирусом.

Коллеги молчат. Все устали. Никто не хочет работать с коронавирусом.

Звонок мамы:

– Игорь, какие новости?

– Эпидемия, мама.

– Эпидемия?

– Да...

– Ерунда какая-то, – недоуменно говорит мать и кладет трубку.

Опять совещание.

– Есть информация – к нам везут двести проб! – торжественно объявляет Каролина.

– Мы не можем сделать больше пятидесяти, – замечает Игорь.

– Это меня не интересует! У нас нет масок, я работаю над тем, чтобы достать маски. Вот что важно! Вы обязаны за сегодня сделать всё!

Игорь злится. Он устал, он издерган, мама в больнице.

– Вы хотите, чтобы мы тут умерли?

– Нет, я о вас забочусь.

– Что-то не видно.

– Так! – Каролина вскакивает, и в этот момент ею можно залюбоваться: стройная, яростная, глаза мечут гром и молнии. – Так, еще одно слово – и ты вылетишь с работы!

Но Игоря уже несет:

– Я что, не могу высказать свое мнение?

– Никому не нужно твое мнение! В стране эпидемия! Кто не хочет работать, будет уволен!

– Еще посмотрим!

Чуть позже к Игорю заходит озабоченная Тамара:

– Игорь, срочно к Каролине на разговор!

– Мне некогда! – сквозь зубы отвечает Игорь.

В самом конце дня, через двенадцать часов работы, Каролина меняет гнев на милость. Обещает:

– Получим робота, будет легче.

Сделали ровно пятьдесят проб. Одумалась-таки.

 

Седьмое марта. Шабат.

В канцелярии главы правительства состоялся брифинг: «Мы работаем как на национальном, так и на международном уровне. За последние сорок восемь часов скорость заражения выросла, один из заболевших, тридцативосьмилетний мужчина, борется за свою жизнь».

– Лея, посмотри какие запонки я хочу купить сыну.

Маленькая толстая Лея смотрит на экран:

– Маечка, запонки женские.

– Но они мне нравятся!

– Запонки женские.

– Но они такие красивые. Синие и с цветами.

– Он не будет носить.

– Но мне нравятся. Куплю.

– Ну купи. Ладно, пошли работать.

Игорю позвонила ошарашенная Татьяна. Она наобещала Каролине, что заменит Тали, догадалась рассказать мужу, и тот схватился за голову: «Ты что, не знаешь? Только через полгода, иначе пенсия пропадет!»

– Ты представляешь, – голос Татьяны дрожит. – Я волнуюсь, оправдываюсь... А Каролина равнодушно: «Ну раз так – прощай».

После неудачи с Татьяной Каролина позвонила Тали: «Подумай, серьезно подумай… Если отложишь операцию, поедешь на семинар в Берлин».

– Конечно, – реагирует Игорь. – Как Татьяна поехала... Помним, помним эти обещания...

– Я ночь не спала, – жалуется Тали. – Ночь!

Поднимает заплаканное лицо:

– Я от операции не откажусь.

 

Восьмое марта. Воскресенье.

В Израиле подтверждено тридцать девять случаев заражения. Глава правительства объявляет: «Мы не собираемся закрывать границы Израиля».

Лаборатория в крупнейшей израильской больнице Тель-а-Шомер ушла на карантин – заболела одна из сотрудниц. Каролина счастлива: все анализы на коронавирус переводятся к ней.

Молодая скуластая Элла на третьем часу работы вдруг начинает ожесточенно срывать с себя защитный костюм:

– Мне нечем дышать! Я больше не могу! Не могу!

– А мы? – ошарашенно спрашивают Майя и Лея. Костюмы четвертой степени защиты делают их похожими на космонавтов. – Как мы будем вдвоем?

– Как хотите!

Элла выходит в коридор, прислоняется к стене и глубоко дышит. И сразу попадается на глаза Каролине.

– Ты почему не внутри?

– Я на перерыве!

– Вернись, ты должна закончить смену.

– Я устала!

– Вернись, другие работают.

– Я устала!

– Ты должна выбрать, ты хочешь работать или нет.

– Мне эта лаборатория уже в горле стоит! – кричит Элла. – Я больше не могу! Это дискриминация!

– Если немедленно не вернешься, я тебя отправлю в неоплачиваемый отпуск!

– Отправляй!

Прислали робота для массированной обработки проб. Переоборудовали для работы с коронавирусом три дополнительных помещения. Подключился университет, выделив свою центральную межпрофильную базу. Теперь там тоже регистрируют и дезинфицируют поступающие пробы. Нагнали студентов, лаборатория сразу наполнилась смехом, шумом, всюду молодые лица.

А Игорю позвонила психиатр.

– Больница переоборудуется под нужды больных коронавирусом. Домой вашу маму нельзя. У вас две недели для перевода мамы в дом престарелых.

 

Девятое марта. Понедельник.

«В Израиле подтверждены сорок два случая заражения коронавирусной инфекцией. Двухнедельный режим карантина обязаны соблюдать все израильтяне, возвращающиеся из-за границы.»

Игорь пытается удаленно договариваться насчет мамы. Из-за карантина нельзя приехать ни в один дом престарелых, а выбирать как-то надо. Но сразу становится понятно, что выбирать не из чего. Новых пациентов принимает только одно такое заведение, и оно не лучшее.

На работе навзрыд плачет Рахель. Все потрясены. Оказывается, Каролина заявила:

– Ты плохо работаешь! Ты должна работать в шабат!

– Но я не могу в шабат! – ахнула религиозная Рахелька.

– Мне не нужна руководительница лаборатории, которая не работает по субботам!

– Ты должна пожаловаться в администрацию больницы! – вне себя от возмущения кричит Игорь. Он очень скор на решения, его не касающиеся.

– Игорь, будет хуже! – останавливает его Майя. – Кому мы нужны?

– Мы нужны нам! Нам!

– В стране эпидемия! Ты забыл? – Лея поддерживает подругу. – Сейчас поднимать скандал себе дороже.

Легкие детские слезы скатываются по расстроенному лицу Рахельки, и она вытирает их ладошкой.

 

Десятое марта. Вторник.

Вообще, народу не протолкнуться. Для обеззараживания поступающих проб к имеющимся четырем помещениям добавляют еще два. Среди пришедших студентов красивая арабка Адиля с фиолетовыми волосами, современно одетая, в джинсах.

– Мне так любопытно! Так любопытно! – сверкает глазами.

Адиля привыкла, что все ее замечают, и насмешливо улыбается.

Привозят всё новые и новые приборы, частью экспериментальные. Молодой кудрявый техник пришел калибровать один из приборов – оглядывается, ищет защитные перчатки.

– «Лардж»? – хочет помочь ему Тали. – Если тебе нужны «лардж», сейчас принесу.

– Как ты догадалась, – вдруг масляно улыбается техник, – что у меня действительно «лардж?»

– Почему тебя сегодня так долго пришлось ждать?! – резко вмешивается Игорь.

Техник обижается:

– Ставил машину на стоянку!

– Оттуда идти десять минут.

– Я техник, а не спортсмен! – сопит от обиды, ковыряется.

Мама звонит:

– Забери меня домой.

– Мама, в стране эпидемия. Карантин.

Поражается. Она забыла, что Игорь уже говорил ей это день назад. Перезванивает через пять минут:

– А еще что нового?

– Ничего.

– Тогда что старого?

 

11 марта. Среда.

«Глава правительства объявил, что детские сады и школы продолжат работать в обычном режиме. Однако в высших учебных заведениях открытие учебного года может быть отложено.»

Игорь спрашивает Тамару:

– Что-нибудь известно о сверхурочных?

– Нет, – прячет глаза Тамара. – Я звоню, пишу... Это Каролина должна.

Данные по коронавирусу из лаборатории автоматически начинают передаваться в Минздрав. Штаб в кабинете Каролины заседает без перерыва. Зал около больничной столовой, раньше использовавшийся для йоги, переоборудован в склад для прибывающего лабораторного оборудования.

Стычка Каролины с Рахелью:

– Где график дежурств?

– Я не могу составить дежурства на три месяца, как вы просите! – возражает Рахелька. – Всё так быстро меняется. Я могу составить на три-четыре дня вперед.

Каролина кривится и назначает ответственным за дежурства толстого Габи.

Рахелька в слезы:

– Ну как же так? Габи не знает людей! Он вообще из микробиологии!

Вытерла ладонью щечки, попросила Игоря:

– Давай я сегодня отдежурю, а завтра ты? Не могу завтра. Хоть как-то к Песаху подготовиться.

Муж у Рахельки учится в ешиве. У них в семье есть машина, но ездит на ней муж. А Рахель из своей ортодоксальной деревни добирается до Иерусалима на двух автобусах.

Мамин звонок:

– Ты что, не понимаешь? Мне здесь плохо. Ты приедешь и найдешь мой труп.

Но Игорь не может приехать – в психиатрическую больницу не пускают. Игорь лихорадочно оформляет документы в дом престарелых.

В конце дня Каролина спрашивает:

– Игорь, сколько проб сделали?

– Сто.

– Мало. Надо двести.

– Как?

– Доставят еще одного робота.

 

Двенадцатое марта. Среда.

Штаб закупил в Китае огромное количество дешевых лабораторных комплектов для проверки проб на коронавирус. В них один из активных компонентов – меркаптоэтанол, ядовитейшее вещество с мерзким запахом. Теперь этот запах по всей лаборатории. Лаборатория работает двадцать четыре часа в сутки. Студенты очень стараются, выполняют по сто пятьдесят анализов за смену, ломают приборы и путаются. А раз путаются – теряются результаты анализов. Поэтому штаб назначает специальную группу проверять, кто что напутал.

А вот Тали переживает, что вынуждена уйти на операцию, Замученная Михаль говорит ей:

– Ты такая счастливая...

– Из-за операции? Можем поменяться! – взрывается Тали.

Пришли три тетки из молекулярной биологии – усталые, работящие. Стоят, ждут, куда их определят.

– Вам заплатят?

– Не знаем, – тихо отвечает одна. – Надеемся.

– Лично я не намерен спасать страну без оплаты, – ядовито высказывается Игорь. Пять лет до пенсии ему кажутся вечностью.

– Мы спасаем не страну, а людей.

Мамин звонок:

– Не приходи ко мне!

– Почему?

– Не приходи. Придешь, когда я скажу.

Не выдержала и заплакала.

 

Тринадцатое марта. Четверг.

Объявили о закрытии школ и университетов.

Каролина дала интервью на радио, перед интервью очень волновалась. Бегала по лаборатории, решала, где ей удобнее разговаривать. Наконец решила, что даст интервью в окружении новых приборов, и всех выгнала, чтобы не мешали.

Тем временем новый начальник по дежурствам, Габи, написал письмо в отдел кадров по поводу оплаты сверхурочных. Каролине стало неудобно, она подключилась, начала звонить. Отдел кадров смилостивился.

Рахелька с тоской и сожалением:

– Ну почему, почему она мне не разрешала писать...  

Студенты храбро разводят меркаптоэтанол. Запах жуткий.

Около штаба повесили телевизионный экран, и на нем отражается текущее состояние дел: сколько проб поступило, на каком этапе проверки эти пробы. Экран очень красивый. Хотя через две недели его перестали включать.

Каролина видит ковыляющую домой Михаль.

– А, Михаль, как дела?

– Очень устала.

– Но зато довольна! – радостно смеется Каролина.

У Михаль больной ребенок.

 

Четырнадцатое марта. Пятница.

«Свыше тридцати тысяч человек находятся на карантине. Сделано более пяти тысяч тестов на коронавирус, из которых сто девять дали положительный результат. Состояние двоих больных оценивается как тяжелое.»

Рахель сорвалась: затеяла безобразный скандал с Габи. Стояла – маленькая, напряженная, – напротив толстого огромного Габи и кричала – голос тонкий, почти детский. Рахель совсем потерялась. Каролина ее обрывает на полуслове, в штаб не приглашает. Игорь время от времени дает Рахели бесплатные советы:

– Организовывай, показывай себя нужной!

– Да нечего уже организовывать! – рыдает Рахелька.

– Майя, Лея?! – вдруг вскочила и бросилась к подружкам, согласно согнувшимся около компьютера. – Что делаете? Зачем? Нет, не это надо. Вчера много проб осталось. Надо их срочно! Габи говорит по-другому? И Каролина? Но почему?.. – взгляд лихорадочный, губы обветрены.

Подружки переглянулись:

– Рахель, успокойся.

Рахель уходит. Лея задумчиво смотрит ей вслед. Поворачивается:

– Майка, у нас дома, как ты знаешь, есть черепаха, и мы включаем ей обогрев. А вчера старшая дочка забыла. Я ее ругаю, а она: «Мам, ты что, не знаешь? Бывают и пасмурные дни...»

Каролина со свитой торжественно заходит в комнату, где работает Игорь:

– Так! – распоряжается. – Этот прибор переносим в другое помещение. Он будет предназначен только для короны.

– А что с другими вирусами? Энтеро, СиЭМВи, герпесом? – спрашивает Игорь.

Оп-па! Забыли.

Разворачиваются и уходят.

 

Пятнадцатое марта. Суббота.

Выходной. Первый за две недели. Игорь живет в Иерусалиме, у него даже квартира есть, жена и дочка. Утром он выходит на улицу. Такое чувство, что не две недели, а вечность прошла. Мартовский ветер, цветет черемуха.

– Игореша!

Это сосед. Живет рядом, работает поваром.

– Знаешь, Игореша, я понял, что случилось!

– Что?

– Пенсионные фонды объединились и заказали вирус китайцам. Китайцам ведь всё равно, что делать? Вирусы или стулья? Зачем? A чтобы пенсии не платить!

Игорь смеется; почему бы не посмеяться... Возвращается к завтраку. За завтраком его шестнадцатилетняя дочь, закончив с салатом, взволнованно говорит маме:

– Мама, я так тебя люблю! Так люблю! Когда ты постареешь, я отправлю тебя в самый лучший старческий дом!

 

Шестнадцатое марта. Воскресенье.

Катастрофа.

Оказалось, не проверили новые наклейки для нумерации поступающих анализов, и пришли дубликаты. Один рулон наклеек отдали в университет для работы с коронавирусом, другой рулон в лабораторию Каролины. Через десять дней выяснилось, что под одним и тем же номером записаны результаты анализов разных больных. Каролина рвет и мечет, ночью позвонила домой к Рахели, начала кричать:

– Ты всё проваливаешь! Ты никчемная! Не хочу больше тебя видеть!

Оказалось, именно Рахель заказывала наклейки. Рахель судорожно оправдывается:

– Я предупреждала, что нужны наклейки разных цветов! Предуп-реждала! Меня никто не слушал!!

Ступор. Что делать, никто не знает. Габи предлагает прекратить принимать новые анализы. Но как? Есть же срочные со «скорой помощи». Решили принимать, но не выдавать результаты, а то вдруг под одним номером опять будут записаны разные больные. Программисты тоже не знают, что делать. Наконец решили заново перепроверить. Кто положительный по-настоящему, а кто отрицательный. Нагнали студентов. Студенты днями и ночами роются в вонючих мешках, всё проклинают.

Люди убеждены, что если бы Каролина не тянула на себя, такого бы не случилось. Университет заказал бы свои наклейки, лаборатория – свои, микробиология бы помогала, и всё было бы нормально.

Как-то Игорь в десять часов вечера проходил мимо не замечающей его, сидевшей в прострации Каролины. Зазвонил телефон, Каролина встрепенулась:

– Да?

Было ясно слышно.

– Каролина, что ты можешь сказать? – недовольный мужской бас.

– Всё хорошо, – невозможно легким голосом ответила Каролина.

– Когда закончите?

– В начале следующей недели.

– Уверена?

– Да.

– Ну смотри.

 

Семнадцатое марта. Понедельник.

Правительство объявило, что бюджетный сектор переходит на чрезвычайное положение. Частный сектор сокращает работу на семьдесят процентов.

Новой руководительницей по коронавирусу назначили Эйнав. Эйнав – милая барышня, докторскую степень закончила у Каролины, говорит с легким французским акцентом. Бедняжку Рахель Каролина, отстранив от коронавируса, назначила заведовать обычными вирусологическими анализами. Но сейчас обычных вирусологических анализов лаборатория почти не делает.

Игорь – на смене с Майей и Леей. Чай. Свежий тортик.

– Я так потолстею... – говорит Игорь.

– Не парься, – хихикает Лея.

– Каролина долго пыталась нас поссорить, – вспоминает Майя.

– У нее ничего не получилось, – улыбается Лея.

– Странно, сегодня мало анализов, – Игорь смотрит на часы. – Дежурство заканчивается, а работы почти не было.

– Игорь, может подождем?

– Зачем?

– А вдруг придут еще пробы?

– Но мы же отработали?

Майя и Лея нерешительно переглядываются. Они привыкли безропотно исполнять приказы, оставаться сколько нужно, а тут – на тебе, можно идти домой.

 

– Мама, как дела?

– Игорь, скажи, что со мной будет?!

– Не знаю, мама.

– Думаю, что я умру.

– Мам, не говори так!

– Устала я, всё болит. Плохо себя чувствую, а конфеты не помогают.

Когда Игорь уже лег спать, ему вдруг позвонила Каролина. Игорь сонно посмотрел и выключил телефон.

 

Восемнадцатое марта. Вторник.

При входе в больницу начали измерять температуру.

Секретарша послала СМС: «Если Каролина звонит, отвечать немедленно! Не ответили – будут последствия. И не перезванивать! Опоздали ответить – пеняйте на себя».

– Так что она хотела? – пытается узнать Игорь.

Оказалось, Каролина решила, что если лаборант не на дежурстве, то на работу приходить не надо. Мол, клинических анализов почти нет, и можно сэкономить на зарплате. Поэтому Игорю и трезвонила.

– Но ведь так мы теряем деньги? Дежурства были дополнительной работой!

Тамара виновато пожимает плечами.

– Есть письменное распоряжение?

– Нет.

Майя взорвалась. Она вообще взрывная. Молчит, работает, потом взрывается.

– Что Каролина еще придумала! Я не собираюсь терять зарплату! Я пойду к ней! Леечка?

– Ну конечно.

– Ты с нами? – обращается к Игорю.

– Нет, – вдруг отказывается Игорь. – Не хочу с ней разговаривать, что-то объяснять. Просто не могу. Я уже полгода не захожу к ней кабинет. Буду работать, и пусть попробует не заплатить.

– Меня это не устраивает! – кричит Майя. – Лично мне нужна ясность. Мне не нужно, чтобы потом у меня вычли из зарплаты!

– И мне нужна ясность, – подтверждает Лея.

– Так не пойдешь?

– Не пойду.

– Игорь, ты просто боишься!

– Я не боюсь, я...

– Тогда вскипяти чай!

– Хорошо, – виновато кивает Игорь.

Сел удобнее, начал ждать. Недолго ждал, надо сказать. Услышал смех. О, кажется возвращаются!

– Карапузикам привет! – Майка издали помахала рукой.

– Что, что?

– Наши люди впереди телеги! Сдала назад.

 

Девятнадцатое марта. Среда.

Опять новые правила: «Не выходить из дома, кроме как в экстренных случаях. Общественный транспорт не будет работать после восьми вечера».

Седенькая Дина, подслеповато глядя сквозь толстые стекла астигматических очков, жалуется. Голос у нее довольно противный.

– Каролина мне говорит: «Ты ходишь с мигренью и не берешь выходные, так вот, я очень это ценю». – Ну я, понятно: «Спасибо». – «А это значит, – железно продолжает Каролина, – что ты можешь без проблем ходить на работу с головной болью, и ничего страшного не случится.»

Вечером Игорь едет к адвокату заверить мамины документы. Офис у адвоката в период короны не работает, но адвокат согласилась подписать документы у себя дома. Опасно, на самом деле: полиция останавливает машины, выписывает штрафы, но Игорю везет, и он добирается на другой конец города без проблем. Пожилая женщина встречает Игоря в маске, перчатках, оставляет Игоря стоять в дверях, опасливо берет бумаги, ставит на них печати и протирает полученные деньги влажной салфеткой.

 

Двадцатое марта. Четверг.

– Мама?

– Игорь, тут опасно. Я попала к японцам. Хотя… – мама раздумывает. – Причем тут японцы? Причем тут японцы, ты не знаешь?

– Не знаю.

– Ладно, ты когда меня заберешь?

– Заберу.

– Когда?

– Скоро.

– Скоро? Что-то я тебе не верю...

Игорь проглатывает внезапно возникший ком в горле.

– Мама, скажи, чем ты будешь дома заниматься?

– Телевизор посмотрю, я же всегда его смотрю. Читать вряд ли, я что-то себе ничего в библиотеке не подобрала. Ничего особенного, в общем. А что ты хочешь – старость. Старость, – повторяет. – Старость.

 

Двадцать первое марта. Пятница.

Умер первый больной коронавирусом.

Позвонила Тали.

– Игорь, как дела?

Выслушала и объявила:

– Я хочу выйти пораньше.

– Зачем? Студентов много. Все уже забыли, как тебя зовут.

Тали оскорбленно прощается.

Каролина опять вызверилась. Габи записал Игоря дежурить на ближайшие выходные, Игорь отказался, и Каролина его вызвала:

– Почему?

– У меня дежурство в микробиологии.

– Ты должен выбрать! – начала орать Каролина. – Ты должен выбрать, где ты работаешь. У меня или в микробиологии!

Игорь не стал обострять, но работу в микробиологии не бросил. У Каролины же быстро вылетело из головы.

 

Двадцать второе марта. Суббота.

Новое сообщение от Каролины: «Без моего ведома никому не сообщать результаты анализов по коронавирусу. А особенно профессору такому-то!»

Каролина похудела настолько, что, кажется, дунешь – и переломится. Но это обманчивое впечатление. Энергия в Каролине так и бурлит. Каждый день она выдает новые распоряжения. В начале недели – не делать респираторные вирусы; в середине – я этого не говорила. В конце недели – я же говорила, что только по требованию врача!

У новой заведующей Эйнав не только чудесное французское грассирование, но и задорный смех. Уходит в двенадцать ночи – смеется. Приходит в шесть – смеется. Только смех нервный. Укрепились смены дежурных. Выделились заведующие сменами: Алена из гематологии – по-мужски быстрая, резкая; крикунья Ноа из биохимии, Малка – лисичка себе на уме, оказавшаяся упрямой Адиля с фиолетовыми волосами, и еще, и еще... В комнатах обеззараживания коронавируса по-прежнему работают по трое, заведующие сменами принимают поступающие анализы, готовят отчеты, распоряжаются. Везде интеркомы, мелодичные звонки раздаются каждые пять минут. В отличие от студентов первых курсов, занятых обеззараживанием, лаборанты Каролины сосредоточились на дальнейшей работе с коронавирусом, хотя и здесь инициативу начали перехватывать молодые докторанты. Выявилась проблема – недостаток приборов ПЦР, и из-за этого вспыхивают ссоры. Всем есть что делать, но каждый несет нагрузку по-своему:

Полная одышливая Михаль без конца меняется сменами.

– Ну помоги... – канючит у Игоря. Через час. – Нет, не хочу, давай обратно, я ошиблась. – Звонит вечером. – Может, ты меня и утром заменишь? Ты же знаешь, у меня больной ребенок.

Игорь весело, напоказ, злится:

– Опять сломали робота? Прекрасно! Нечем работать? Заме-чательно! А другой робот что? Еще живой? Жаль, жаль... Потерпите, мы его сейчас быстро ухайдакаем!

Дина, вопреки подслеповатости, всегда успевает занять нужный всем прибор ПЦР.

– Дина, я же написала, что ПЦР после часа дня – мой! – кипятится Михаль.

– Я не видела!

– Как не видела?

– Отстань, не видела – и всё.

Майя и Лея лишнюю работу не берут, но свою делают истово.

– Нет, не пойдем в университет работать! Какое распоряжение? Еще чего! У нас и тут есть что делать.

Элла, которую простили, пытается реабилитироваться, за всё берется и всё проваливает.

– Так! – кричит, – кончился лизис! Надо позвонить Алле! Так, кончился меркаптоэтанол – надо позвонить Нице!

Эйнав не выдержала:

– Это не твое дело. Ты работаешь с энтеровирусом? Вот и работай!

Рахель вообще не видно, она берет вечерние и ночные смены. А еще разговаривает сама с собой. Михаль как-то подслушала: сидит Рахель за компьютером и громко говорит: «Но я же хороший работник? Да, хороший. Я вообще работаю лучше всех! Почему же ко мне такое отношение?» – ортодоксальная молодая женщина, парик, чулки, длинное платье, в двадцать семь лет – четверо детей, муж учится. Хотелось бы уволиться, но куда сейчас пойдешь?

 

Двадцать третье марта. Воскресенье.

Маму перевезли в дом престарелых.

– Здравствуйте, вы сын Риммы?

– Да?

– Несколько вопросов. Мы ведь вашу маму не знаем. Скажите, она сама ест?

– Да.

– Ходит?

– Конечно.

– Странно, ее привезли в инвалидном кресле.

Игорь похолодел.

– Это какая-то ошибка…

– Нет, не ошибка, ваша мама не встает.

– Но почему? – голос Игоря осел. – Когда я оставлял ее в психиатрии, она ходила.

– У нас не ходит. Хотя еще попробуем, конечно.

– Надо что-то привезти?

– Носки, теплые вещи, верхнюю одежду. А еще знаете... – смешок: – Она всё время хочет позвонить вам и набирает номер телефона на стакане с чаем.

 

Двадцать четвeртое марта. Понедельник.

Объявлено о переносе летней олимпиады в Токио.

Опять выявились номера с несовпадающими результатами, Каролина рвет и мечет. Студенты бросились перепроверять уже дважды проверенные старые анализы. А к секретарше пришла СМС, что она должна быть в карантине. «Чушь! – рявкнула Каролина.

– Я лучше знаю. Приходи на работу!»

– Штраф Каролина тоже за тебя заплатит? – угрюмо осведомился Игорь.

У Тамары задрожали губы. Игорь достал телефон и в который раз набрал номер:

– Позовите, пожалуйста, Римму к телефону.

– Минуту!

– Мама?

Мама молчит.

– Мама, ты слышишь?

– Да.

– Почему же ты не говоришь?

– Игорь, у нас ничего не получится.

– Почему, мама? Что случилось? – с отчаянием спросил Игорь.

– Тут такое место... Всё загорожено, их больше, и у них армия.

– Мамочка, мы прорвемся.

– Глупости. Еще неизвестно, с какой стороны они будут стрелять.

– Мама...

Длинные гудки.

Продуктовая сеть «Рами Леви» подарила сотрудникам больницы желтые цветы. Весна... весна...

 

Двадцать пятое марта. Вторник.

Лаборатория работает по двадцать четыре часа в сутки. Процесс обработки проб наладили, как швейцарские часы. Костюмы четвертой степени защиты уже не нужны – наконец, разобрались. Постоянно улучшаются процессы обработки и идентификации вируса. Вначале его обеззараживали, добавляя лизис в пробирки с пробами, потом нашли фирму, которая выпускала пробирки с уже готовым внутри лизисом. К концу месяца обнаружили, что обеззараживать вирус можно в термостате при температуре шестьдесят пять градусов, и вздохнули с облегчением. Результаты ПЦР автоматически переводятся в компьютер. А из компьютера – в Минздрав. Приборов ПЦР не два, как в начале месяца, а шесть, но всё равно не хватает. Проверенные пробы вначале замораживали в пробирках, в которых они поступали из больниц и поликлиник, потом начали переливать в специальные платы, которые удобно хранить. Каждый этап проверки на коронавирус фиксируется отдельными компьютерными программами. А еще оказалось, что студентам платят гораздо больше, чем постоянным сотрудникам лаборатории, что обидно. За восьмичасовую смену студенты обрабатывают около двухсот анализов. Вот только мерзкие китайские лабораторные комплекты из-за меркаптоэтанола по-прежнему источают жуткий запах. Игорь терпел, терпел и взорвался. Разорался на Эйнав, та вызвала техников, техники соорудили некое подобие защиты от запахов, защита быстро пришла в негодность. В конце концов, умные докторанты напряглись и после объединенного мозгового штурма заменили меркаптоэтанол на что-то менее вонючее.

 

Двадцать шестое марта. Среда.

Каролину «кинули»: организовали национальный центр по проверкам коронавируса не у нее, а в больнице «Тель-а-Шомер».

На работу вышла Тали.

Красивая Адиля со своими фиолетовыми волосиками сунулась к новейшим приборам: видите ли, ей интересно, как они работают.

И вдруг начальница – туча тучей:

– Ты что тут делаешь? Уходи. Это только для моих.

Оказалось, Каролина в ссоре с профессором, у которого учится Адиля. Ну, она почти со всеми в ссоре.

 

Двадцать седьмое марта. Четверг.

Еще одно распоряжение правительства: «Нельзя собираться на открытых пространствах. В том числе для молитв».

К Майе и Лее в гости пришел их старый знакомый Натан. Принес конфеты, Майка вскипятила чай.

– Ну, Натан, рассказывай!

– А что рассказывать?

– Ха! Как живешь?

– Дочка у меня недавно была со своим классом в театре.

Лея удивилась:

– Так закрыто же всё!

– До короны, Лейка! До короны!

– А-а-а, понятно...

– Так вот, их класс повели на спектакль «Ромео и мама».

– «Ромео и Джульетта», ты хотел сказать?

– Нет, это современная пьеса. Не перебивайте! Так вот: Ромео – мальчик, живет с мамой, мечтает быть актером и хочет играть в школьном спектакле главную роль. Его мама заболевает раком, а мальчика на роль не выбирают. Мальчик это скрывает, чтобы не доставлять маме огорчений. Но друг привозит маму на спектакль, и она понимает, что сын обманул. Сын приходит в больницу, они смотрят на друг друга. Занавес.

– Понятно... – осторожно замечает Майя. – И что?

– Дочка хихикает: мы, мол, посмотрели, собрались выходить, а одна девочка из класса, самая дурная, сидит и плачет. Пять минут, десять минут, всем надоела. Дети ей говорят: «Может, все-таки пойдем?» – «Я же вам мешать буду?» – всхлипывает девочка. – «Не будешь, – отвечают дети, – мы наушники наденем.»

– Я в Израиле ни разу в театр не ходила, – признается Лея.

– А раньше?

– Иногда ходила. В Питере...

Натан отхлебнул чай.

– Ух, горячий! И сладкий. Так что у вас?

– Как обычно.

– Как обычно – что?

Майя начала рассказывать про Каролину, про безумную работу, про сверхурочные.

– Стоп, стоп! Не понял! – затряс головой Натан. – Еще раз: как вам платят?

– Сверхурочными, – объяснила Майя.

– Вы дежурите посменно, а платят вам не как за дежурства, а как за дополнительные часы?

– Да, – Майя переглянулась с Леей.

– Вас обманули. За дежурства всегда платят больше. Мы, например, в нашей аптеке сразу сказали, что хотим получать не сверхурочные, а дежурства, а иначе не будем работать. И нам начали оплачивать смены по этому тарифу.

Майя ахнула.

– Что же это такое!

– Стоп! Успокойтесь! Не надо так переживать. Это всего лишь деньги! – расхохотался Натан.

 

Двадцать восьмое марта. Пятница.

Двенадцать умерших, сорок девять в тяжелом состоянии. Три тысячи заболевших.

Игорь поехал к маме собрать для нее вещи. Вот она – квартирка в пятьдесят шесть метров, которую они вместе купили в далеком тысяча девятьсот девяносто шестом году. Мама очень любила ее. На стене отрывной русский календарь, в последние годы мама просила такие покупать, зеленый ковер на полу, легкие занавески, телевизор, старенький сервант с забытым советским хрусталем. На обеденном столе – чайник. Очень тихо. Тихо и одиноко. В большой комнате окно полуоткрыто, и занавески, колыхаясь, пропускают внутрь солнечный свет, играющий бликами на вывезенной из России в далеком девяносто первом году хрустальной люстре – маминой тихой гордости. В спальне на прикроватном столике открытая коробочка лекарств. Торшер рядом с зеркалом.

«Мама, мы счастливо жили», – шепчет Игорь.

Открыл шкаф – и оттуда повеяло мамиными духами. Одежда на плечиках. Платья, блузки. Аккуратно сложенное постельное белье. На кровати откинутое одеяло ждет хозяйку. Чуть примятые подушки. Игорь сел; сидел долго, в голове было пусто. Потом встал и, торопясь, начал собирать нужные вещи.

 

Двадцать девятое марта. Суббота.

Каролина попросила приехать: в очередной раз выявлены двести дубликатов с несовпадающими результатами. Уже устали от этого безумия.

Когда сели обедать, Дина начала рассказывать, что в Бней Браке люди учат Тору невзирая на ограничения. Относятся к учению как к священной миссии, благодаря которой именно Всевышний оберегает свой народ, а не какие-то там марлевые повязки и дезинфицирующий гель. 

– Зато раввины запрещают евреям читать Танах! – неожиданно вмешалась Элла. – Особенно пятьдесят третью главу. Вот ты читаешь пятьдесят третью главу? – посмотрела на Игоря.

– Я вообще ничего не читаю, – ответил Игорь. Ему неожиданно стало стыдно.

– И вируса такого нет! – Элла завела старую песню.

– Что-то тебя каждый раз не туда несет, – заметила Михаль.

– Вы все зомбированные! – Элла не осталась в долгу.

– А я у своего знакомого Марика в фейсбуке прочитал, – вмешался Игорь. – Марик написал, что уважает тех, кто в группе риска, а не в группе писка. Мол, коронавирус – полная ерунда, и он даже холеру в Одессе не боялся.

– Звонко!

– Игорь, – глухо спросила Лея, – ты же двадцать лет дежуришь в микробиологии? Что же ты не сказал, что нам не так платят?

– Не подумал. Ну честно... Вообще не связал одно с другим.

 

Тридцатое марта. Воскресенье.

Тамара рассказала.

Оказывается, Каролина решила отблагодарить своих подчиненных за работу. Вначале собралась подарить по коробке конфет, но конфеты уже подарила продуктовая сеть «Суперсаль». Потом придумала подарить цветы, но цветы подарила продуктовая сеть «Рами Леви».

– Судя по всему, подарит открытку, – рассмеялась Майя.

– Нет, их же надо покупать!

– Да ладно, можно одну открытку на всех.

– Зря вы так, – обиделась за начальницу Тамара. – Каролина готовит вечеринку.

– Если она продвинет меня на следующую категорию, то я вполне обойдусь без вечеринки, – язвительно сказала Лея.

– А мне после двадцати пяти лет стажа уже некуда двигаться… – объявил Игорь.

– Тогда пусть делает вечеринку одному тебе!

– Да не будет никакой вечеринки! – угрюмо сказала Майя. – Двадцать лет не делала, чего вдруг сейчас?

 

Тридцать первое марта. Понедельник.

Мамин день рождения.

Игорь поехал в дом престарелых передать вещи. Оказалось, что маму можно увидеть через стекло в вестибюле. Ее специально привезут из палаты для того, чтобы она повидалась с сыном.

Дом престарелых Игорю не понравился: старое, длинное здание, с грязными балконами, завешанными поношенным бельем. Находится в религиозном районе, и всё выглядит соответствующе: узкие тротуары с многочисленными рытвинами, почти нет деревьев, мусор, запруженная машинами улица.

«Где тут гулять с мамой? – подумал Игорь. – Кошмар какой-то!»

Он передал пожилой женщине в парике и блёклом платье мамины вещи. Отошел к окну, куда был вставлен интерком, и начал ждать. Было видно, как за окном в небольшом холле сидят старики, и там должна была появиться мама. Маму привезли – и у Игоря упало сердце. Она сидела в инвалидном кресле, постаревшая, безразличная, в напяленном на ее прекрасные волосы уродливом чепчике.

– Мама! – крикнул Игорь.

Мать подняла голову. Несколько мгновений смотрела на сына, не узнавая, потом по ее лицу проскользнуло понимание.

– Мама!

Игорь нажимал на усилитель звука, но напрасно. Мать не слышала, что он говорил. Она закрыла глаза, потом открыла и опять посмотрела на сына.

– Когда ты меня отсюда заберешь? – скорее не услышал, а понял Игорь по движению ее губ.

И заплакал.

20.03.2022, Текоа