Л. Оболенская-Флам

На смерть Ольги Раевской-Хьюз

1932–2023

 

Ольга Петровна Раевская-Хьюз скончалась 3 августа 2023 года. Как сообщил ее муж, она умерла у себя дома в Беркли, Калифорния, вскоре после недавно перенесенной операции.

Ольга родилась в Харькове в 1932 году. В моем представлении образ ее не вяжется с женщиной, перевалившей за девяносто. Зато отчетливо вырисовывается в памяти аккуратно одетая девочка с косичками и с милой улыбкой, от которой на щеках у нее делались ямочки. Такой я увидела ее в 1946 году в стенах Русской гимназии, возникшей в послевоенном Мюнхене, – и были мы одноклассницами. 

Гимназия помещалась в Доме «Милосердный самарянин», расположенном вблизи живописной реки Изар в зеленой части города, Богенхаузен. Там размещалась не только гимназия; Дом служил приютом для десятка, а может быть и более, русских семей, в том числе семьи Раевских, состоявшей из Оли и ее родителей. Раевские занимали одну из небольших комнат на третьем этаже. А школа была на втором. Всех учеников она вместить не могла, поэтому занимались в две смены. Мы, старшие, учились во второй. Олечка всегда сидела за партой в первом ряду, ближе к доске; у нее было слабое зрение и она носила очки, что – странно подумать – было тогда среди нас довольно большой редкостью. Она казалась моложе своих соучениц, уже мнивших себя почти взрослыми девицами. И держалась она особняком; не приходила на танцульки, не участвовала в импровизированных походах, не состояла, как многие из нас, в русских скаутах-разведчиках. Зато ее присутствие было заметно в мероприятиях, проводившихся в рамках РСХД – Русского студенческого христианского движения.

Вышло так, что в нашем классе оказались две Раевские, причем они не состояли друг с другом в родстве. Катя, с которой я сидела за одной партой, была из тех самых Раевских, героев Отечественной войны 1812-го, а Олины предки были преимущественно духовного звания, отец ее был врачом. Во время войны семья из Харькова попала в Прагу, а после поражения Германии – в Ульм. Как недавние советские граждане, они подлежали насильственной репатриации, за ними активно охотилась советская репатриационная комиссия. Позже Оля вспоминала: «Уехали мы из Ульма неожиданно и буквально в чем стояли. Добрый друг, узнавший, что моему отцу опасно оставаться в городе, пришел к нам с билетами на поезд, и в тот же вечер мы втроем уехали в Мюнхен, где было менее опасно.»[1] Там им посоветовали обратиться за помощью к энергичному священнику из Эстонии, отцу Александру Киселеву, которому удалось выхлопотать у американских оккупационных властей пустое здание, частично пострадавшее от бомбежек, чтобы поместить в нем бездомных русских. Там семья доктора Петра Николаевича Раевского нашла надежное убежище и была обеспечена пропитанием, получая в это голодное время спасительные пайки от международной организации помощи беженцам. Здесь Петр Николаевич сразу включился в разветвленную деятельность Дома: он поставил на ноги амбулаторию и организовал под крышей Дома курсы сестер милосердия. Мать Оли пела в церковном хоре домовой церкви, оказывала помощь тут и там.

Оля была у нас первой ученицей. Не помню, чтобы у нее c кем-то сложилась закадычная дружба, зато, одинаково приветливая со всеми, она охотно помогала другим решать алгебраические задачи и делилась своими аккуратными конспектами уроков – так как по многим предметам у нас еще не было учебников, мы делали записи со слов учителей. Олечка и меня не раз выручала своими конспектами.

Но вот жизнь нас разметала по разным континентам: Раевские уехали в Америку, мы – в Африку, хотя позже и я оказалась в США. Но в Америке мы жили на противоположных берегах континента: Оля – в Калифорнии, я – в Нью-Йорке, потом в Вашингтоне, – и свиделись мы вновь лишь полвека спустя. Впрочем, нет: была одна краткая встреча на съезде Американской ассоциации славистов, проходившей на Гавайских островах, но тогда нам и поговорить как следует не удалось. Другое дело – трехдневная встреча в Нью-Йорке, устроенная бывшими учениками по случаю пятидесятилетия основания давно переставшей существовать Русской гимназии. Юбилей этот собрал наших однокашников из разных концов Старого и Нового Света. Прилетела из Калифорнии и Оля.

Девочка Оля, теперь седеющая женщина с короткой стрижкой, просто, но со вкусом одетая, обладала к тому времени солидной репутацией в академическом мире. Сдав незадолго до отъезда из Мюнхена выпускные экзамены и получив признанный баварским Министерством образования аттестат зрелости, Оля продолжила свое обучение в Калифорнии, окончив два факультета университета в Беркли: в 1954 году она получила степень бакалавра по биологии; проработав несколько лет по этой специальности, изменила направление и поступила в аспирантуру на соискание сперва магистерской, потом докторской степени по русской литературе. Диссертацию на тему искусства в творчестве  Бориса Пастернака  Ольга писала под руководством профессора Глеба Петровича Струве. В аспирантуре Ольга встретила своего будущего мужа. Потомственный американец, Роберт Хьюз, влюбленный в русскую поэзию, тоже был учеником Струве, впоследствии обретя известность как исследователь творчества Владислава Ходасевича. Скрепленный общими интересами, брак оказался долгим и счастливым.

В течение многих лет, до самого выхода на пенсию, – сперва как аспиранты, потом как профессора, – Ольга и Роберт оба преподавали в Беркли русский язык и литературу на кафедре славянских языков, оба были известны среди славистов своими публикациями. Диссертация Ольги о Пастернаке вышла книгой на английском языке под названием «The Poetic World of Boris Pasternak» (Princeton, 1974). Далее, вместе с Лазарем Флейшманом, Ольга и Роберт приняли участие в сборнике «Русский Берлин» (Париж, 1983; Москва, 2003), посвященном творчеству русских, населявших Берлин в ранний период эмиграции, в 1921–1923 годы. Ольга была соредактором сборника. В декабре 2002 года супруги приняли участие в посвященной этой теме научной конференции, которая состоялась в Москве в Библиотеке-Фонде «Русское Зарубежье». До этого Ольга была одним из редакторов трехтомника материалов конференции, посвященной тысячелетию крещения Руси[2].

Важный вклад Ольга Раевская-Хьюз внесла и в изучение творчества писателя Алексея Ремизова. В 1986 году выходит под ее редакцией и с ее вступительной статьей ранее не собранная автобиографическая книга Ремизова «Иверень» (Berkeley). Ряд статей, связанных с Ремизовым, Ольга публикует в «Вестнике Русского христианского движения» (Париж). К моменту нашей встречи в Нью-Йорке Ольга уже работала над следующей книгой – «Встреча с эмиграцией: из переписки Иванова-Разумника 1942–1946 годов» (М., Париж: «Русский Путь»; YMCA-Press, 2001). Сюда вошла, в частности, и переписка с Ремизовым и его супругой. Особенно ценна переписка Алексея Ремизова с философом Борисом Вышеславцевым, опубликованная Раевской-Хьюз в «Вестнике», с ее комментариями. (2005/2006. № 190)

Кроме того, что Ольга часто печаталась в «Вестнике», она также входила в его редакционную коллегию, сотрудничая с главным редактором Никитой Алексеевичем Струве. Вот почему, когда в Москве была создана Библиотека-Фонд «Русское Зарубежье», одним из учредителей которой был Струве, он обратился к ней с просьбой помочь комплектованию библиотеки эмигрантскими изданиями, недоступными российскому читателю. Ольга, естественно, ответила согласием. А когда ее спросили, не знает ли она кого-то, кто бы мог заняться этим на Восточном побережье,  Ольга, помня о нашей недавней встрече в Нью-Йорке, предложила мою кандидатуру. Так родился Комитет «Книги для России», в котором мы с Ольгой сотрудничали самым тесным образом в течение 20 лет.

К моменту образования Комитета мы обе уже были на пенсии. Помня о призыве А. Солженицына не дать пропасть воспоминаниям отдельных людей, мы занимались не только сбором и доставкой в Россию книг, но также выискивали архивные материалы, а позже и произведения искусства художников-эмигрантов, как и выставочные экспонаты для музея Дома Русского Зарубежья. Ольга была хорошим организатором. Недаром она годами успешно совмещала академическую деятельность с работой старосты в своем православном приходе в Беркли, а в качестве долголетнего председателя благотворительного Кулаевского фонда в Калифорнии несла ответственность за справедливое распределение помощи различным русским организациям.

Одним из аспектов моего сотрудничества с Ольгой явилось создание двух сборников: «Судьбы поколения 1920–1930-х годов в эмиграции», в котором одна из глав принадлежит ей самой («В Доме ‘Милосердный самарянин’»), и «Наставникам, хранившим юность нашу...», посвященном гимназиям и внешкольному воспитанию в эмиграции. Название, заимствованное у Пушкина, было предложено Олей. Как и «Судьбы поколения», книга вышла в твердой обложке в издательстве «Русский путь» (Москва, 2017).

К сожалению, здоровье не позволило Ольге быть на презентации наших книг в Москве. Зато она часто вспоминала, каким незабываемым событием явилась наша встреча в 2005 году в стенах Дома по случаю десятилетия его существования. Тогда собрались вместе Ольга и Роберт Хьюз, Никита Алексеевич Струве с женой, прибывшие из Парижа, из Вашингтона вместе со мной прилетел ныне покойный член нашего Комитета Никита Валерьянович Моравский... Всё проходило в удивительной атмосфере оптимизма, веры выхода России на новый путь из тисков навязанного ей социализма. Тогда, почти в состоянии эйфории, ничто не предвещало возможности нового трагического поворота в ее истории.

Вспоминаю мой последний разговор с Олей по телефону: мы обе были в ужасе от войны с Украиной и недоумевали – как такое немыслимое могло произойти...

 

Людмила Оболенская-Флам

 

Редакция «Нового Журнала» выражает глубокое соболезнование проф. Роберту Хьюзу в связи с кончиной его жены Ольги Петровны Раевской-Хьюз. Трудно переоценить ее вклад в культуру русской эмиграции. Мы навсегда сохраним добрую память о нашем верном друге и долголетнем авторе. Упокой, Господь, ее светлую душу!

 

Редакция «Нового Журнала»

 

1. Ольга Раевская-Хьюз. «В доме ‘Милосердный самарянин’», в «Судьбы поколения 1920–1930-х годов в эмиграции». М.: «Русский путь», 2006. С. 143.↩

2. Slavic Cultures in the Middle Ages, 1993; Russian Culture in Modern Times, 1996.↩