Григорий Марк

* * *
В темноте этой книги,
за строем глухих
закорючек, застывших
в молчаньи суровом,
шевелилась личинка
поющего слова,
истекая звучаньем
трех гласных своих.

И я знал, стоит взглядом
по ней провести,
она вырвется. С шумом
вспорхнет из страницы,
не успев еще полностью
переродиться.
На секунду зажму
ее в потной горсти,

а потом отпущу.
Заскользят по лицу
золотистые крылышки
с россыпью точек,
и с живыми прожилками
вырванных строчек,
на глаза осыпая
цветную пыльцу...

Будет страшно и весело...
Из темноты
прорастет их кружение
новою былью,
хрупким кружевом
лунного света и крыльев
на лице у меня...
Надо только б найти...

Если б только найти...
Но не будет дано
отыскать между строчек
личинку-частицу
светоносного кружева.
Эту страницу
в книге жизни моей
кто-то вырвал давно.

* * *
Чернота, обведенная
рамою шорохов,
фонарей из червленого
олова-золота
истекает в шершавом
асфальтовом ворохе
женским голосом
по раскаленному жёлобу.

* * *
И не то чтобы так уже выдохся. Нет.
Но застыл будто вкопанный. Вдруг снизошло,
что бежал я на месте. Бежал много лет,
причиняя всё время душе своей зло.
А теперь отыскал дверцу тайную в ней,
о которой давно позабыл. Я рванул
со всех сил. Груда белых, иссохших костей
повалилась под ноги. И слышен был гул.

Это время гудело, трещало по швам,
воскрешая иссохшие кости в пыли.
Вот они расползаются по сторонам,
превращаясь в скелеты. Вставая с земли,
обрастают сочащимся мясом. Идут,
унося в себе свет. Я дожил до седин,
оставаясь не тем, кто я есть. Самосуд
с темнотой и словами, один на один.

* * *
В туннеле чавкающих,
вложенных друг в друга
раскрытых ртов,
переливающихся пятен
шел, шею вывернув,
багровый от натуги
вперед оглядывался,
в будущее пятясь.

Вокруг присоски
воспаленные дышали,
росли сквозь мякоть,
сквозь ребристый нёбосвод,
за мной срастались
в темноте, переплетались
со страшной скоростью,
и закрывался вход.

                 Бостон