Елена Литинская

 

Памяти Д. И.

 

Д.И. 1

 

Жизнь моя, как зола, бела,
как беззвездная ночь, светла.
Прилепилась ко мне вдовья роль.
И не знаю, то блажь или боль.

 

И не знаю, то крик или плач.
Не заткнуть и не сбросить с плеч.
Как удушлива черная шаль!
Несмолкаемо воет февраль.

 

Вроде, краток, но зол и лют.
Через долгие двадцать лет
тянет ночи суровую нить,
не давая тебя забыть.

 

Д.И. 2

 

Я уже на финишной прямой,
завершаю бег длиною в жизнь.
Мой любимый, нá небе с тобой
место для меня попридержи.

 

Пролетело долгих двадцать лет.
Забивали гроб. И гвоздь иглой –
сквозь меня. Твой молодой портрет –
вызов голове моей седой.

 

Я уже на финишной прямой.
Сколько мне осталось дней ли, лет?
«Встреть меня на грани света с тьмой!»
Но молчит упрямо твой портрет.

 

Помню, ты по жизни был молчун.
Может, я тебе там не нужна?
Я молчанье разгадать хочу.
Грешницу нашел? Добра, нежна?

 

Холоден из-под стекла твой взгляд.
Смотришь ты куда-то в пустоту.
Стал твоим причалом рай ли ад?
Я туда пока что подожду…

 

* * *

 

Октябрь. Увядание природы.
И вдруг – о чудо! – на моем окне,
на зло нахмуренному небосводу,
цветет герань, даря улыбку мне.

 

Ласкает розовыми лепестками
потухший взор и прогоняет грусть.
Захлопну сюр Харуки Мураками
и к светлым сказкам Пушкина вернусь.

 

* * *

 

                                    Последний лист
                                                 О.Генри

 

И снова в ноябре тепло.
Иду, по-летнему одета.
Меж пальцев лето утекло
и осени грозит вендеттой.

 

И солнце заживо листву
сжигает яркими кострами.
Дожди на помощь призову,
чтоб погасить лихое пламя.

 

Придет декабрь, неказист.
И в поле моего обзора –
нагая ветвь, последний лист –
такая хрупкая опора.

 

Скажу ему: «Не подведи!
Коль сможешь продержаться зиму –
через снега, ветра, дожди –
знать, буду я тобой хранима».

 

* * *

 

Хмурое небо. Хмурые мысли.
Солнце играет в прятки со мной.
Я молоком заливаю мюсли.
Завтрак в укрытье за тонкой стеной

 

шторки. Такая смешная преграда.
Прячусь от солнца и от луны,
прячусь от гриппа, снега и града,
прячусь от мира и от войны,

 

прячусь от стрел электронного спама,
от череды телефонных звонков,
от Иафета, Сима и Хама,
от похоронных колоколов.

 

Прячусь от слов твоих горьких и сладких
и от осколков разбитой мечты.
Спряталась боль в морщинах и складках.
И не найдешь ее ты…

 

* * *

 

                                    Ромашки спрятались, поникли лютики…
                                                                         Игорь Шаферан

 

Ромашки выросли, раскрыли лютики
лукаво-нежные на мир глаза.
И солнца доброго ласкают лучики
За горизонтом спряталась гроза.

 

Гуляют с внуками седые бабушки –
красотки девочки – давным давно.
Коляски катятся под баю-баюшки.
Их движет времени веретено.

 

Погода дивная плодит иллюзии:
весна задержится на долгий срок.
Промчались годы юности в Союзе. И
вздыхать и слёзы лить? Так, между строк.

 

Но в кладе памяти старушки роются.
В ней перемешаны любовь и боль.
Вернуть бы молодость! Святая Троица,
увы, не внемлет им… И шансов ноль.

 

Вернуть бы молодость! Тоской ли, счастием
те дни наполнены. Не всё ль равно!
Упрямо мчит к последнему причастию
неумолимое веретено.

 

МОНОЛОГ ЛИСТВЫ

 

Дожди. Который день подряд
хозяйничает ветер в мае.
И норовит листвы наряд
сорвать. Соломинкой ломает

 

тугие ветви. А листва,
трепещет, но не поддаётся.
Пускай качает шторм права.
Она в лицо ему смеется:

 

«Ты погоди до сентября,
за мной явился слишком рано.
Бушуя, тратишь время зря.
Мои прожилки солнца прану

 

впитают жадно. Неземной
напьются влагой. Отогреты
от хлада бурь... А поздним летом,
когда покроюсь желтизной,

 

срывай меня на перегной.
Пройдет зима, растают снеги.
И сохранится в теплой неге
земли грядущею весной
жизнь, словно в Ноевом ковчеге…»

 

                 Нью-Йорк