Амин Алаев

 

Везение

 

1.

Бенни оторвал взгляд от содержимого багажника и со скепсисом посмотрел на головной убор Шона. Новая ковбойская шляпа его напарника была совсем не полицейского нежно-кремового цвета и при этом просто необъятной. Бенни едва заметно покачал головой в недоумении, но ничего не сказал.

– Что такое?

В голосе Шона сквозило легкое раздражение. Похоже, Бен был не первым, кто одарил его таким взглядом. Но шляпа и правда словно служила иллюстрацией к известной поговорке о том, что в Техасе всё бóльших размеров.

– Ты в ней не поместишься в машину, – сказал, наконец, Бенни и захлопнул крышку багажника.

– Да знаю я…

Шон снял шляпу и закинул ее на заднее сидение «Краун-Вика» с надписью POLICE крупными буквами по обеим сторонам.

– Ну поехали, – сказал Бенни и уселся за руль.

Шон сел с другой стороны и стал возиться с ремнем безопасности. Камеры видеонаблюдения поверх бронежилетов на груди у обоих, как всегда, мешали пристегнуться.

Шон МакГлэддери и Бенхамин – Бен, или Бенни, – Рамирес работали в патруле на окраине Сан-Антонио. День только начался, но вой сирен уже слышался дважды в окрестностях их полицейского участка. У обоих не было иллюзий насчет того, что могла принести смена, – после недавней пандемии улицы на периферии их мегаполиса стали куда более непредсказуемыми, чем до нее. Но хотя бы погода обещала быть неплохой.

Бен представлял собой образец «бывалого парня»: после нескольких лет в морской пехоте и тура в Афганистан он уже третий год служил в патруле и не раз оказывался в переделках. Биография Шона была попроще. Он служил второй год, после полицейской академии, и по стечению обстоятельств («счастливому», всегда добавлял он мысленно), еще ни разу не использовал табельное оружие. Даже не вытаскивал из кобуры.

Бен вывернул на ближайший проспект и перестроился в левую полосу. Трафик был плотным, несмотря на раннее утро.

– Смотри! – сказал он, не отрывая взгляда от дороги, и протянул Шону буклет.

Шон развернул буклет и пробежался глазами по яркому глянцу с портретом улыбающейся женщины в темном деловом костюме, после чего картинно присвистнул.

– Поздравляю! И Роберту, и тебя, – сказал он напарнику.

– Грасиас, – ответил Бен.

Жена Бена получила лицензию риэлтора. Буклет был ее рекламным проспектом, который Роберта Рамирес заказала для перспективных клиентов в районе новой работы.

– Вчера сделали рассылку в округе. Вот, ждем теперь листингов.

Шон покивал и положил буклет в дверной карман. Сам он, в отличие от Рамиреса, не был женат и не имел постоянной спутницы жизни. Хотя новая девушка-администратор в их участке, блондинка с экзотическим для Техаса именем Ольга и модельной внешностью, привлекала его внимание. Как, впрочем, и многих других патрульных.

– Давай заедем за пончиками, тут недалеко «Криспи Крим», – предложил Шон.

– Ты уверен? Может, лучше с борща начнем? – нарочито серьезно спросил Бенни, но тут же громко рассмеялся.

Шон покачал головой и ничего не сказал. Вместо этого, чуть покраснев, он вытащил риэлторский буклет из двери и вновь стал его рассматривать.

– Я тебе точно говорю, амиго. Если ты первым к ней не подкатишь, это сделает Рикардо из ночной смены. Или Стив. Или Кенни.

– Да знаю я…

Ольга Терещенко, говорящая по-английски без акцента, несмотря на свои имя и фамилию, уже стала весьма популярной, хотя работала у них всего пару месяцев. Ходили слухи, что она только в этом году закончила полицейскую академию, но начальство уже планировало сделать ее «лицом» департамента по связям с общественностью. Ее грамотная, уверенная речь и внешние данные, несомненно, сыграли свою роль. Шон отлично понимал, что конкуренция у него весьма серьёзная.

Вдруг металлическим голосом проскрежетало радио. Шон ответил. Бенни резко перестроился в крайнюю правую полосу и включил мигалку с сиреной. Пончики откладывались.

 

2.

Дэн запарковал свой пыльный «седан» на лоте с табличкой «Для посетителей». Взяв с собой сумку с ноутбуком, он окинул взглядом парковку. Автомобилей было не очень много. Это радовало. Дэн не любил, когда в отелях много постояльцев. И хотя сегодня это для него не должно было играть никакой роли, смутное чувство удовлетворения по инерции слегка улучшило ему настроение.

Этот «Бест Вестерн» на окраине Сан-Антонио выглядел совершенно стандартным во всех отношениях. Типичная вывеска с белыми буквами на синем фоне; серая архитектура, обычная для всех небольших гостиниц этой сети; обшарпанные стены и аккуратно подстриженные кусты по периметру. Дэн захлопнул дверь и закрыл машину, уже далеко не новый «Аккорд», нажав кнопку на ключе дважды. От второго нажатия раздался узнаваемый звук, всегда напоминавший ему чей-то предсмертный стон. Будет ли он так вот стонать перед смертью, спрашивал он себя в последнее время, и сам себе уверенно отвечал: «Не буду!». Впрочем, стопроцентной гарантии в этом он себе дать не мог. Легкая вмятина у заднего правого колеса – его задел огромный трак пару месяцев назад на парковке Уолл-Марта – из-за налипшей пыли была чуть более заметна, чем обычно. Вмятину нужно было подрихтовать, и он уже даже получил формальное одобрение от страховой компании. Но сегодня такие мелочи не беспокоили Дэна. Сегодня нужно было сфокусироваться на вопросах поважнее.

Дэн зашел в вестибюль гостиницы и осмотрелся. На ресепшен работала лишь одна дама, несмотря на три окошка, прорезанные, словно амбразуры, в прозрачном пластике-перегородке во всю протяженность стойки. Эти отверстия были тем немногим, что напоминало о полыхавшей еще совсем недавно на континенте пандемии. В Техасе уже мало кто носил маски, были сняты почти все ограничения.

Дама обслуживала заселявшегося клиента, толстого седовласого мужика. За ним в очереди был еще один, молодой и поджарый. Дэн встал в очередь и стал прикидывать, сколько времени займет у этой неторопливой женщины выдать ему номер парковочного лота. Это всё, что ему было нужно, поскольку уже много лет Дэн заселялся в гостиницы через приложение в айфоне, не требовавшем общения с администраторами, что ему очень нравилось. Но сегодня он приехал в Сан-Антонио на машине, а не прилетел, как обычно, и поэтому общение с дамой в амбразуре было неизбежным.

Вдруг послышался легкий мелодичный перезвон, открылись двери лифта справа от стойки. Тут же всё пространство вестибюля наполнила гневная испанская речь, полившаяся мощным потоком, – быстрая, словно пулеметная очередь. Все как по команде повернулись в сторону лифта. Из него вышла заплаканная женщина с блестящими вороными волосами и сразу же за ней – мужчина, отдаленно похожий на голливудского киноактера, имени которого Дэн не мог сразу припомнить. Будучи из аризонского Финикса, Дэн немного понимал по-испански. Похоже, разворачивалась семейная драма. «Por que, mi amore? Por que?»^[1], – истерично всхлипывая, повторяла женщина, размазывая слезы и тушь по смуглому красивому лицу, на что мужчина со злобой отвечал, но с такой скоростью, что Дэн смог разобрать только ругательства и упоминание о том, что кому-то не поздоровится. Увидев четыре пары удивленных глаз, прикованных к ним, мужчина и женщина резко замолчали и быстро прошли мимо очереди через холл к выходу на парковку. На мгновение взгляды Дэна и «киноактера» встретились, и тут Дэн вспомнил – Бенисио Дель Торо, так звали эту кинозвезду! Глаза мужчины сверкали яростью, и в другой раз Дэну стало бы не по себе от такой нескрываемой враждебности. Но не сегодня. Сегодня ему всё было без разницы. Даже если этот испаноязычный мачо был головорезом-сикарио^[2], засланным сюда картелем Синалоа для кровавой мести кому-то.

Дэн вошел в номер на третьем этаже гостиницы, с любопытством отметив, что цифры «319» слагались в число «13». Нет, он не был суеверным. Или религиозным. Несмотря на то, что в раннем детстве мать регулярно брала его с собой в русскую православную церковь в Бруклине, где прошла его юность. Религия как-то обошла его стороной, и вся ритуальная помпезность службы в храме, православном или каком ином, казалась ему надуманной и ненастоящей. Если бог и существовал, и являлся при этом всемогущим и вездесущим, то мысль о том, что его хоть в какой-то степени беспокоят судьбы отдельно взятых верующих, выглядела для Дэна столь же нелепой, насколько этих верующих беспокоили судьбы отдельно взятых лобстеров в океане или армадиллов на Льяно Эстакадо. Грехи верующих, столь трудолюбиво замаливаемые порою самими верующими, по его мнению, только в мире людей имели смысл и важность искупления, а иногда не имели их вовсе. Скажем, грех распития алкоголя в исламе. Дэн не видел ничего плохого в том, чтобы после трудного рабочего дня выпить пару банок пива или бокал красного вина. Но при этом он понимал, что делиться своими взглядами на этот запрет с практикующими мусульманами было бы напрасной (а в каких-то случаях даже и опасной) затеей. Или, скажем, грех самоубийства – почему этот глубоко личный поступок вообще считался грехом, особенно если человек перед тем, как совершить суицид, прагматично принимал меры для обеспечения семьи после его ухода из жизни? Он много размышлял об этом в последние полгода и пришел к выводу, что суицид не должен быть грехом. Ни в какой религии и особенно в его случае.

После приезда в Штаты с родителями из украинского Донецка, Дэн, он же семилетний Даниил Курносов, очень быстро адаптировался к новой жизни, как и все дети в его возрасте. Он всё еще говорил по-русски без акцента и с почти правильными падежами, но английский настолько плотно вошел в его жизнь, что русский оказался далеко на задворках сознания, и даже вездесущий в Аризоне и Техасе испанский теперь, после смерти матери в прошлом году, использовался им чаще. Жизнь в Бруклине была предсказуемой и, можно сказать, успешной для Дэна – несмотря на то, что отец ушел из жизни через четыре года после иммиграции, оставив их с матерью наедине с невыплаченной ипотекой за простенькую квартиру в небогатом районе. Мать горбатилась на двух работах, и сам Дэн, как только смог, начал зарабатывать, чтобы ей помогать. Балансируя на грани нищеты, они смогли выплачивать проценты по ипотеке; обстоятельства закалили маленького Данилку, понявшего в те непростые годы очень важную истину: рассчитывать в этом мире можно было лишь на собственные силы, а не на чью-то помощь, божественную или людскую. И поэтому после школы Дэн приложил максимум усилий, чтобы получить полную стипендию в одном из колледжей в том же Бруклине, который он и закончил по специальности «бизнес менеджмент». Поработав в Нью-Йорке и в Нью-Джерси, Дэн, в конце концов, оказался в аризонском Финиксе, где теперь трудился заместителем директора по продажам в компании «Аксиом Солушнс», разрабатывающей и продающей программное обеспечение для индустрии общепита. Продавать софт ресторанным сетям было сложно и хлопотно, но бизнес этот оказался очень прибыльным. Умудренный опытом после нескольких лет работы, Дэн даже подумывал о том, чтобы открыть свою собственную компанию по разработке программной продукции, но уже в иной области. В бесконечных командировках по континенту, постоянном изучении рынка и общении с бизнесами он увидел нишу для софта в поставках замороженных морепродуктов в торговые и ресторанные сети. Впрочем, это было давно, до пандемии. Сейчас Дэна эта идея уже не интересовала, хотя он и создал подробный бизнес-план, который включал даже диаграммы вебсайта и мобильное приложение для компаний в Штатах и Канаде, поставляющих свежие лобстеры и креветки по всей Северной Америке. Но сейчас Дэна интересовало совсем другое. И, как он надеялся, продолжаться это будет недолго.

Он оставил чемодан в прихожей и прошел в комнату. Совершенно стандартный расклад: две аккуратно застеленные кровати с тумбочкой между ними, над которой был светильник; крошечный холодильник, куда трудно поместить даже упаковку пива; письменный стол в углу с настольной лампой, в которой были розетки и (это уже необычно!) даже USB-порты для компьютера. На стене сиял огромный плоский экран телевизора. На стойке под телевизором по центру, что тоже нетипично, – две пластиковые бутылки с водой, словно предлагающие побыстрее выпить содержимое и выбросить их в корзину для пластикового рециклинга.

Дэн прошел к столу и поставил на него сумку с ноутбуком, после чего раздвинул занавески и посмотрел в окно. Эта сторона здания выходила на хайвей с плотным траффиком, за которым раскинулись до горизонта серые коробки складов и терминалов транспортных компаний. Никакого гламура, обычный бизнес-номер с типичной промзоной за окном. Дэн привык к такому.

Он вытащил ноутбук и воткнул кабель в розетку на лампе. Потом  взял пульт и включил телевизор. Пролистав несколько каналов, он нашел CNN и сделал погромче. Ведущий Вульф Блитцер, с неизменно непреклонным лицом – Дэну всегда казалось, что такие лица должны быть у заплечных дел мастеров в Средневековье, – строго и холодно рассказывал о полыхающей в Украине войне.

 

Он слабо помнил город, в котором родился.

Самыми яркими его воспоминаниями были странные холмы-терриконы, раскиданные по всему Донецку, включая центр. Он помнил, что терриконы эти возникли из извлекаемого на поверхность грунта бесчисленных угольных шахт, подземным лабиринтом пронизывавших почву под жилыми кварталами. Кое-где на этих рукотворных курганах росли трава и даже деревья, но детям было строжайше запрещено на них взбираться и даже приближаться к ним. Терриконы считались опасными, и детей от них оберегали. То, что сейчас показывал новостной канал с суровыми комментариями Вульфа Блитцера, свидетельствовало, что теперь в Украине никого не оберегали, и дети там гибли едва ли не каждый день. Равно как и взрослые. В Украине шла война, знакомая американскому обывателю лишь по голливудским сагам, вроде «Спасение рядового Райана». Но в отличие от кино, это была настоящая война – жестокая и бесчеловечная, с кровью и грязью. С гигантским количеством беженцев, среди которых почти не было взрослых мужчин; беженцев, уныло шагающих по дорогам, усыпанным кратерами от взрывов и бурыми остовами сгоревших автомобилей. Картинка разрушенных домов в какой-то донецкой деревне с причитающими от горя женщинами сменилась портретом жизнерадостного российского президента. Дэн смотрел на этого ухоженного пожилого человека, тепло улыбающегося в камеру, и вдруг поймал себя на мысли, что он совершенно не понимает причин этой безумной войны. Он точно знал, что не из-за языка, поскольку в Донецке (да и в столице Киеве, где он побывал однажды ребенком) все говорили практически только по-русски. Из-за религии – как это было в развалившейся на части Югославии, где убивали друг друга за принадлежность к разным конфессиям? Но все, кто относился к религии серьезно в тех местах, принадлежали к одной и той же Православной Церкви. Быть может, из-за ресурсов? Но на карте Россия была настолько огромной, что трудно было поверить в то, что ей чего-то не хватает.

Дэн вздохнул и повернулся к окну. По хайвею резво бежали огромные фуры с яркими надписями. Было солнечно. День обещал быть погожим. Дэн давно признался себе в том, что мало что понимал в геополитике, – и одно время его это даже беспокоило. Но не сегодня. Сегодня Дэна Курносов беспокоил только один вопрос: насколько быстрым и болезненным будет его уход из «юдоли скорби», как батюшка в православной церкви Бруклина много лет назад называл жизнь по эту сторону рая.

 

Дэн запустил ноутбук и подключился к гостиничному вай-фаю. В конце концов, он приехал сюда с официальным деловым визитом, и бросать дело незавершенным было не в его правилах – вне зависимости от обстоятельств. Он быстро просмотрел полученную за это время бизнес-корреспонденцию и ответил на некоторые письма, после чего сам написал электронное сообщение директору сети ресторанов «Эль Патрон – Косина Мехикана». Эта сделка готовилась очень долго, и Дэн с десяток раз встречался с Ринальдо Кардоной, основателем этой сети семейных заведений мексиканской кухни. После затишья в пандемию дела у Кардоны пошли в гору, он даже планировал расширяться в соседние штаты. Поэтому софт для управления логистикой в его компании уже не выглядел роскошью или экзотикой. Сделку уже оговорили в мельчайших деталях и требовалась лишь формальная подпись Ринальдо на официальном контракте. Дэн спрашивал у него в письме, не против ли тот, чтобы за подписанным контрактом заехала Стефани, торговый представитель их компании по Юго-Западу Америки. Сам он в Сан-Антонио, но может не успеть заскочить в офис Кардоны из-за другой встречи. От этой встречи «Эль Патрон» должен получить прямую выгоду, поскольку дело шло об автоматизации процессов логистики в поставке молочных продуктов. Дэн отправил письмо и позвонил Стефани, молодой сотруднице «Аксиом Солушнс», отвечающей за продажи в четырех южных штатах.

– Эй, Стеф, это Дэн! Как дела? – он старался звучать как можно более бодро и оптимистично.

– Дэн, рада тебя слышать! Всё хорошо, мне нужен твой совет по суши-бару.

– Погоди, у меня для тебя задание…

Формально Стефани Беллингхэм была его подчиненной – как и еще дюжина ребят по всему континенту. С эффектной внешностью, говорящая по-испански почти без акцента (штука немаловажная в Техасе) и умеющая легко найти общий язык с любым партнером, Стефани была прирожденным продавцом. Про таких говорят: «она в состоянии продать снег эскимосу». Перед этой командировкой Дэн намекнул руководству в Финиксе, что еще полтора-два года работы – и Стефани сможет занять его место, он уверен в этом. Он сделал это специально. Заронил, так сказать, зерно на благодатную почву, которое запросто может прорасти уже на следующей неделе, когда его место освободится и совет директоров соберется на срочное заседание. Он сказал Стефани, что не может заехать за подписанным контрактом в «Эль Патрон», она отлично знает, о чем речь, поскольку сама была плотно вовлечена в переговоры по этой сделке. Стефани ответила, что нет проблем, – заскочит в их офис после обеда. В течение следующих тридцати минут они обсуждали состояние дел в целом. По юго-западному региону всё шло хорошо, достижение годовых финансовых целей шло даже с некоторым опережением. Потом Стефани подняла вопрос с суши-барами, готовыми купить подписку на их программное обеспечение, но за отдельную кастомизацию, при которой включение федерального налога в чек клиента было бы прерогативой менеджера ресторана. Дэн сказал – «нет». Он знал, чем это пахнет, и не собирался давать хотя бы малейший повод IRS^[3] для фискального аудита, который после стольких лет в бизнесе мог вылиться в серьезные штрафы или даже кое-что похуже. Известное высказывание Бенджамина Франклина о том, что в этом мире стопроцентны только смерть и налоги, воспринималось Дэном Курносов более чем всерьез. Увиливать от уплаты налогов в Америке было опасной игрой, всегда заканчивающейся победой налогового ведомства. Ну а со смертью, ее жесткой детерминированностью, он собирался «познакомиться» уже очень скоро.

Он закончил разговор со Стефани, сказав, что заберет у нее контракт с «Эль Патроном» через пару дней, перед выездом обратно в Финикс. Следующий звонок, в молочную компанию, был недолог – эта сделка только намечалась, и менеджмент нуждался в детальной презентации программного обеспечения. Дэн договорился на завтра, сразу после обеда и проведут презентацию. После этого он послал Стефани электронное сообщение с подтверждением завтрашней встречи и указанием начинать работу с клиентом, даже если он опоздает. Скорее всего, он не сможет увидеться с этим перспективным клиентом, но если новости о его уходе из жизни не дойдут до Стефани быстро, она вполне сможет продемонстрировать возможности софта самостоятельно, в этом Дэн был уверен. Еще несколько звонков и писем заняли два часа и, отправив последнее сообщение, Дэн почувствовал, что проголодался.

Но стоит ли ему обращать внимание на голод в свете его планов на сегодня?

Дэн вновь посмотрел в окно, на плотный поток транспорта по хайвею под ярким техасским солнцем, и решил проигнорировать ланч. «Нечего впустую тратить ресурсы», – буркнул он себе под нос со странной решимостью, которой от себя даже не ожидал. Ноутбук на столе характерно булькнул. Дэн повернулся, стукнул пальцем по клавиатуре и увидел, что пришел ответ от Ринальдо Кардоны. Никаких проблем, Стефани может забрать бумаги, но только при одном условии – если он, Дэн Курносов, заместитель директора по продажам «Аксиом Солушнс», согласится сегодня посетить новое заведение «Эль Патрона» в даунтауне Сан-Антонио. Меню обновлено, теперь в нем целый букет блюд не только из говядины, но и из мяса бизона, а также два новых вида гуакамоле. – Всё за счет заведения. Если у Стефани есть время присоединиться, он будет только рад.

Ринальдо был очень радушным ресторатором, считавшим своим долгом кормить «на убой» симпатичных ему людей. Дэн ответил одной фразой: «Por supuesto!»^[4]. Добавив Стефани в список адресов, чтобы она также увидела приглашение, он отправил ответ и захлопнул ноутбук. С работой было всё в порядке, он не оставил ни одного «хвоста», график выполнения финансовых задач шел как надо. Совету директоров «Аксиом Солушнс» не на что будет жаловаться, когда встанет вопрос о срочном его замещении новым сотрудником. «Стефани Беллингхэм», – сказал Дэн шепотом, мысленно давая совет этим жестким в бизнесе и не всегда приятным людям.

 

3.

Завершив дела, он включил айфон на подзарядку, сбросил туфли, снял носки и растянулся на кровати.

Непреклонную физиономию Вульфа Блитцера на CNN сменила фотогеничная Ана Кабрера. Теперь новости о войне в Украине перетекли в репортажи о перипетиях Дональда Трампа с законами на федеральном уровне и в штате Нью-Йорк. Трамп восхищал Дэна, но совсем не в том смысле, в каком им восторгался его электорат, в массе своей склонные к конспирологии граждане без высшего образования (так их характеризовал тот же CNN). Дэн поражался его жажде жизни, пусть даже с весьма характерными особенностями. Да, по сути своей Дональд Трамп являлся успешным аферистом с менталитетом мелкого жулика, он с охотой это признавал, – но сколько в нем было энергии и напора! Сколько страсти и интереса к жизни в ее самых разнообразных проявлениях – от избирательного успеха (пусть даже декларируемо подтасованного) и до случайных связей с женщинами (в том числе и с сомнительной репутацией, если вспомнить о порнозвезде Сторми Дэниэлс)! Дэн вздохнул, глядя на этого пожилого мужчину с ненастоящим загаром и аккуратно уложенными и, вполне возможно, тоже ненастоящими волосами. Он искренне не понимал, откуда у бывшего президента столько пыла и энергии. Особенно в его возрасте. Если любовь к жизни Дональда Трампа сравнить с вышедшей из берегов рекой, то он, Дэн Курносов, представлял собой почти полностью пересохший ручеек с тонкой струйкой по центру русла.

Его река пересыхала долго и, можно было сказать, мучительно. Началось это еще до ковида, когда он вдруг стал замечать за собой, что его основной род деятельности, управление командой торговых представителей, больше не приносит ему никакого удовлетворения, а скорее, становится обузой. Всё теперь выглядело, как в старом голливудском блокбастере «День Сурка», когда одна рабочая неделя как две капли воды походила на предыдущую. Презентации, графики продаж, разговоры с подчиненными и клиентами, увольнения и интервью на открывшиеся позиции, отчеты руководству – всё это он знал как свои пять пальцев, и даже экзотика национальных кухонь (кто бы мог подумать, что блюда совершенно неизвестной ему страны Узбекистан будут такими интересными?) воспринималась как рутина, а не как приключение с неожиданными поворотами. Проблема была и в том, что его работа поглощала бóльшую часть времени, и это, в свою очередь, приводило к двум фундаментально негативным следствиям, равнозначным по своему влиянию на его, Дэна, психику. Во-первых, он постепенно отдалялся от семьи (бывали интервалы, когда он не виделся с женой и сыном неделями); во-вторых – и это было трудно осознать вначале и даже определить четкую форму, – у него не оставалось времени на то, чтобы даже понять, что ему, в конце концов, нравится в этой жизни, чем бы он хотел заниматься для души.

Проблемы с семьей нарастали постепенно. Его жена Сандра, темпераментная уроженка Маленькой Италии в Нью-Йорке, не скрывала своего неудовольствия затяжными расставаниями, несмотря на неплохие заработки Дэна. Она, как и всякая женщина, нуждалась во внимании, обеспечить которое он уже не мог ни в какой форме – ни в духовной, ни в физической. Первое было обусловлено его нарастающей депрессией от отупляющей рабочей рутины. Второе же стало прямым следствием первого и оказалось настолько же неожиданным, насколько и печальным. Скандалы, вначале закатываемые ему Сандрой со всей ее итальянской страстью, со временем сменились злобным холодком, а потом и отчужденным равнодушием. От этого Дэну было еще хуже, но он уже ничего не мог с собой поделать. Он прекрасно понимал, что теперь их развод не был более вопросом. Факт того, что они формально всё еще проживали под одной крышей, выглядел в этом смысле нелепой случайностью. Что касается сына Ника, то в его пятнадцать лет непонимание происходившего с отцом умножалось на агрессивность «переходного периода». Пубертатная агрессия с прыщами на лице электризовала дом, как клочок шерсти – эбонитовую палочку. Дэн понимал, что происходящее неизбежно, но дефицит общения с ребенком усугублял его депрессию. Слабое утешение было в том, что Ник хотя бы не шлялся по улицам с кем попало, а фанатично занимался спортом. Его мотивация в баскетболе была сравнима с усердием чернокожих детей из суровых мест типа Комптона или Южного Чикаго, мечтающих вырваться из порочного круга нищеты и криминала благодаря спортивным успехам. В этом Дэн искренне завидовал сыну и одновременно радовался за него. У самого же Дэна, как оказалось, ни было ничего, что приносило бы ему радость, какую испытывал сын от баскетбола. У Дэна не было хобби, спорт его не интересовал в любом виде, равно как книги или кино. Его не привлекали азартные или любые другие игры. Даже алкоголь, одна из серьезных опасностей депрессии, не затягивал его в свои силки, за пределы кружки портера или бокала каберне. Не увлекали его и стимуляторы посильнее. Дэн старался найти для себя что-то, что отвлекало бы его от мыслей о бессмысленности собственного существования, но его попытки оказались тщетными. Как-то раз он прочитал, что в настоящих глубинах космоса, далеко за пределами знакомых галактик, плотность материи настолько невелика, что можно двигаться многие годы со скоростью света и не встретить ни одного атома на своем пути. Его жизнь казалась ему иногда таким вот одиноким фотоном, летящим по холодному пространству-времени в кромешной тьме безо всяких шансов встретиться с чем-то в однообразно унылом вакууме вокруг.

Ударившая по миру пандемия не облегчила ситуацию. Столбчатые диаграммы смертности от ковида по штатам напоминали ему таблицы продаж его компании. На работе к осточертевшей рутине добавился стресс от полного непонимания руководством, что делать и как работать во время карантина. Ношение маски его раздражало, а появившаяся, в конце концов, вакцина не вдохновляла. Зачем ему эта вакцина (тем более, что он, как и Сандра с Ником, уже перенесли коронавирус и, скорее всего, имели антител под завязку)? Чтобы лишь продолжить агонию?

Начавшаяся война в Украине и детальное описание кровавых событий в этой далекой от Америки стране только добавляли горючего в эту топку бессмысленности. После того, как по всем американским каналам прошла хроника последствий бомбежки роддома в Мариуполе, Дэн Курносов сделал для себя четкий и однозначный вывод: мир настолько лишен смысла, что прекрасно обойдется и без него. Теперь для Дэна оставалось решить лишь технические детали – где, когда, как и что надо сделать до, чтобы его уход был как можно более незаметен и безболезнен как для него, так и для окружающих.

 

4.

Новости о расставленных вокруг Трампа юридических капканах ему наскучили, и он стал нажимать на клавиши пульта, перескакивая с канала на канал. В конце концов он остановился на Animal Planet. Шла программа о жизни осьминогов. Где-то в тропических водах осьминоги грациозно шевелили щупальцами и меняли цвет под окружающий их антураж. Вкрадчивый голос за кадром рассказывал об их непростой жизни в море. Голос показался Дэну знакомым. Кто это – Дэвид Аттенборо, знаменитый английский ведущий с BBC? Биография типичного осьминога сильно отличалась от человеческой. Почти все виды спрутов жили не больше года и при этом сразу же после спаривания осьминог-самец уходил из жизни, возлагая заботу о потомстве на хрупкие плечи (тут было бы уместнее сказать – щупальца) матери. Самка высиживала отложенные яйца и, как только маленькие осьминожки начинали вылупляться, умирала сама, оставляя детей один на один с океаном, полным хищников и других треволнений. Голос диктора очень драматически описывал этот цикл, и у Дэна даже появилось чувство жалости к этим странным существам с таким загадочным жизненным циклом. Он вздохнул и выключил телевизор. Нужно было сделать еще кое-что.

Он открыл ноутбук, запустил браузер и залогинил сайт страховой компании. Детально, дважды проверив состояние страховки на его имя, он удовлетворенно кивнул. Бенефициарами выступали жена Сандра и сын Ник. Сумма выплаты вполне способна покрыть пару лет колледжа Нику и дать возможность Сандре оплатить все текущие долги, включая остаток ипотеки на их дом в пригороде Финикса. Проблема была, однако, в том, что эта страховая компания – да и вообще все страховые фирмы – не покрывала случаев суицида. Если при расследовании обстоятельств его смерти вскроется преднамеренность, его семья не получит ничего. Риск был очевиден, однако Дэн не сильно волновался. Те таблетки, что его семейный врач прописывал ему как антидепрессанты, не работали, – если, конечно же, не брать во внимание сонливость и забавное ощущение полного отупения. Но у этого препарата было серьезное ограничение по протоколу приема: его категорически воспрещалось мешать с алкоголем. Дэн провел много часов, изучая вопрос в онлайне, читая медицинские вебсайты и даже научные журналы. Одно он выделил очень четко: пара рюмок крепкого спиртного после приема таблетки натощак повышали вероятность летального исхода на десятки процентов. В литературе описывались конкретные случаи, когда кого-то едва откачали, а кто-то уходил безвозвратно. Его доктор, прописывая ему этот препарат, упоминал, что крепкий алкоголь должен быть исключен, но, зная Дэна и его равнодушие к напиткам крепче красного вина, не муссировал эту тему чересчур активно.

Этот день Дэн прожил так, что никто не должен был ничего заподозрить о его намерениях. Он провел массу переговоров по телефону, он улыбался даме на ресепшн, и даже худому поджарому мужику в очереди перед ним послал кучу имейлов и текстовых сообщений. Никаких предсмертных записок оставлять он тоже не собирался. Если он примет таблетку и запьет ее, скажем, текилой, то могут возникнуть вопросы к его доктору, хотя и тот чист перед законом, потому что формально он Дэна предупреждал. Дэн помнил, что факт этот задокументирован. Да, его ноутбук будут тщательно изучать, и если выяснится, что он заходил на вебсайт страховой компании и проверял страховку, это заронит зерно сомнения. Именно поэтому он логинился через VPN, после чего очистил историю в браузере за последние пару часов. Шансы выплаты страховки Сандре и Нику казались в этом свете вполне неплохими. Для того, чтобы создать иллюзию естественности, осуществить задуманное нужно будет вечером, когда уставший деловой люд традиционно расслабляется после трудного дня. Может, даже имеет смысл посетить новый «Эль Патрон» – для пущего отвода глаз, как предлагал Ринальдо Кардона? Дэн вытащил непочатую бутылку текилы «Хосе Куэрво» из сумки и поставил ее на письменный стол рядом с ноутбуком. Текила была больше похожа на мед своим насыщенным цветом. Мысль о том, что ему придется ее глотать, вызвала у него легкий озноб. Он не любил крепких напитков и не понимал испытывающих к ним пристрастие. «Но надо!» – сказал он сам себе и открыл новое окно браузера, после чего сразу залогинился в личную почту, создал новое сообщение и стал печатать.

 

Привет, Ник!

Ты, может быть, пока не решил, что тебя будет интересовать, когда ты закончишь школу и поступишь в колледж, но если это будет бизнес, взгляни на документ, приложенный к этому письму. Это бизнес-план. Я составил его со знанием дела, поскольку эту нишу в логистике торговли морепродуктами пока еще никто не освоил и не существует никакого программного обеспечения для этой сферы. План очень подробный, и у меня нет сомнений, что получить под его развитие кредит в банке не будет проблемой. Если эту нишу займут к тому времени, когда ты будешь его листать, он всё равно тебе пригодится как образец.

Ник, папа тебя любит. Береги маму.

Целую, твой отец Дэн.

 

Дэн перечитал письмо два раза и подправил кое-где. После этого он прикрепил файл с бизнес-планом и уже было собрался отправить письмо на электронный адрес сына, как вдруг задумался. Конечно же, менеджеры страховой компании будут расспрашивать его сына, и вполне возможно, что это письмо всплывет и может быть интерпретировано как своего рода предсмертное прощание. А это, в свою очередь, может повлечь долгую тяжбу в суде по поводу страховки. Дэн не хотел этого. Вздохнув, он стер написанное, оставив только «Целую, твой отец Дэн». Подумав еще немного, он убрал и это и тут же нажал клавишу «Отправить». Выскочило окошко, уведомляющее, что он отправляет письмо с приложенным файлом, но без текста сообщения, и не ошибка ли это? «Не ошибка», – буркнул себе под нос Дэн и отправил письмо. Имейл ушел, и на правой панели браузера обновилась контекстная реклама. Рекламировался новый и улучшенный «Киндл», известный электронный ридер от Амазона. Работа искусственного интеллекта, обновляющего такую рекламу, была загадкой, но, скорее всего, он сделал какие-то выводы из написанного и удаленного Дэном текста письма. Дэн равнодушно нажал на баннер. Тут же открылось новое окно браузера с полными характеристиками этой модели на вебсайте Амазона и с неизменным предложением его купить («Скидка действует только сегодня!»). Дэн пробежал глазами по описанию и присвистнул – эта модель была водонепроницаемой и читать книги на ней можно было на глубине до двух метров! Трудно было представить себе ситуацию, когда кто-то мог захотеть почитать на такой глубине. Быть может, нырнуть в океан, чтобы посмотреть на осьминога и тут же прочитать о нем, глядя на само существо, но уже без вкрадчивого голоса Дэвида Аттенборо? Вдруг в голову ему пришла странная мысль, от которой ему стало на мгновение легко и весело: а есть ли модели «Киндла», которые можно читать на том свете? Если да, он готов купить такую перед тем, как приступит к осуществлению задуманного.

Он усмехнулся и закрыл ноутбук.

 

Баночка с таблетками и бутылка текилы стояли перед ним на столе и совершенно не напоминали орудие убийства.

Дэн смотрел на них, думая о том, насколько безболезненно окажется задуманное для его организма. Проблема в том, что ни у кого нет опыта по этой части, поскольку каждый уходит из жизни лишь однажды, если не считать историй о клинических смертях с появляющимися невесть откуда ангелами, таинственными лучами света и чудесными возвращениями. Он не верил в эти байки. Какие-то методы выглядели однозначно непривлекательными, вроде сжигания еретиков инквизицией в Средневековье, но вот про другие сказать что-то конкретное, по сути, трудно, хотя выглядели они тоже жутковато. Он слышал, что смерть через повешение, правильно организованная, происходит настолько быстро, что несчастный ничего даже не успевает почувствовать, – выбиваемые позвонки в шее моментально и, предположительно, безболезненно отправляют жертву на тот свет. Так ли это на самом деле, никто, конечно же, сказать толком не мог. И это в случае, если всё сделано правильно. Если же случаются отклонения, то ни о какой безболезненности и говорить не приходится. Он вспомнил, как в ранней юности читал вестерн о жизни в городке на фронтире где-то в Оклахоме, в середине девятнадцатого века. Приговоренный за какие-то грехи к повешению, индеец просидел две недели в тюрьме перед казнью и настолько похудел, что процесс казни пошел совсем не так, как рассчитывали. Из-за легкого веса позвонки выбиты не были, и несчастный проболтался в петле целых полчаса, прежде чем умереть от удушья. Дэн вздрогнул и поежился. Мрачные мысли накатывали на него девятым валом, и было трудно сказать, насколько нормально это в его ситуации.

Может, поставить музыку? «Помирать, так с музыкой!» – вспомнил он старую русскую поговорку и растянул губы в безрадостной улыбке. Но с какой? Вопрос был бессмысленным, но и непростым одновременно. Ставить что-то мрачное не хотелось. Дэн отбросил мысли о композициях «Металлики» и «Ганс энд Роузес» – групп, творчество которых он обожал в юности. Быть может, классику? Не начать уходить из жизни под «Времена года» Антонио Вивальди или мощные органные фуги Баха? Или же поставить рэп Канье Веста? Дэн вдруг почувствовал себя покупателем в супермаркете, старающимся выбрать кетчуп среди десятков ярких бутылочек с этим продуктом, расставленных перед ним на стеллаже. Ему, как человеку из мира бизнеса, был известен этот феномен, подробно описанный в литературе по маркетингу. Заурядному покупателю в рознице нельзя предлагать слишком широкий выбор, иначе он оказывается сконфуженным и в результате вообще ничего не приобретает. Но сети продуктовых супермаркетов, отлично зная об этом феномене, необъяснимо его игнорировали. Дэн не был специалистом по рознице, но его всегда удивляло такое положение вещей.

Он вдруг вспомнил о Сандре. В их доме покупками, в основном, занималась она, но разнообразие ассортимента, странным образом, не отправляло ее в ступор, как это часто происходило с ним. Сандра была очень практичной женщиной. Дэн вспомнил ее улыбку и ямочку на левой щеке – и вдруг почувствовал, как вспотели его ладони. Всё ли будет с ней хорошо после его ухода?

Он долго смотрел в одну точку, напряженно размышляя об этом, но, в конце концов, решил, что всё будет хорошо. Быть может не сразу, но в конце концов. И тут он понял, какую нужно поставить музыку. Это любимая песня его матери, «Акапулько»! Он часто слышал ее в детстве, и мать рассказывала, что мелодия эта была невероятно популярной во времена ее молодости в той стране, что называлась Советский Союз и которой уже давно не существует. Песня была на итальянском, и Дэну она тоже нравилась. Сандра, будучи родом из Маленькой Италии в Нью-Йорке, имела некоторые представления об итальянском языке и даже переводила Дэну, о чем поется в этой песне. Одна из строчек ему особенно импонировала в этот момент: «Con i problemi voglio farla finite». Сандра переводила эту как «Я хочу покончить с этими проблемами». Что было весьма кстати и прекрасно отражало его, Дэна, текущее умонастроение. Он нашел клип в YouTube на айфоне и включил его. Непостижимым образом перед клипом была реклама кетчупа, о котором он думал минуту назад.

Он закрыл глаза, наслаждаясь вокалом неизвестных ему итальянских исполнителей. Мелодия отвлекла от тяжелых мыслей, от страха перед неизвестностью и возможной боли. Он встал и, скрестив руки на груди, уже в который раз посмотрел в окно. Поток транспорта, казалось, был таким же одинаково плотным, как и час, и два назад. Яркое техасское солнце заливало лучами всё вокруг, делая серые коробки складов за хайвеем не такими угрюмыми, как на самом деле. Чуть сбоку от центра обзора с трассы выходил «рукав», круто изгибающийся и идущий небольшой улочкой вдоль гостиницы. Он был почти пустой, машин на нем было немного. Но что-то изменилось по сравнению с тем, что он видел в прошлый раз. Дэн присмотрелся и усмехнулся. Под кроной разлапистого платана, растущего у проезжей части, в его тени, маячили две женские фигуры. Они стояли у обочины дороги таким образом, что не заметить их было невозможно. Дэн прищурился, вглядываясь. Одна дама была высокой и худощавой, другая же выглядела ее полной противоположностью. Обе на высоких каблуках, бюст каждой подчеркнут плотно облегаемой блузкой, и у той, что пониже, он смотрелся неестественно крупным. Обе были в вызывающе коротких юбках. Смысл их пребывания на обочине улочки был очевидным для любого, кто проезжал мимо. Дамы были «жрицами любви», и, судя по всему, рабочий день у них только начинался. Картина вполне знакомая. Такие девушки часто тусуются у гостиниц «Бест Вестерна» по всему континенту. Чего не увидишь, скажем, у «Фор Сизонс» или «Фэйрмонт». Дэн относился к этому спокойно. Каждый в этом мире зарабатывал на жизнь как мог, и он не считал себя вправе осуждать. Дэн хорошо представлял себе общество, в котором существовал, и отлично понимал, что стартовые условия в жизни у всех очень неравные.

Странная мысль вдруг пронзила его. Будучи нелепой, она всё же давала какую-то призрачную надежду (лучше было сказать – мираж) на естественность ухода в мир иной без тех физических неудобств, что сопровождают искусственное прерывание жизни. А что, если он – тот самый осьминог, о котором вкрадчиво рассказывал голос Дэвида Аттенборо, что умирает сразу после спаривания ввиду обусловленного эволюцией жизненного цикла? Что, если одна из этих дам посетит его номер, и после (тут он, кстати, был неуверен в себе как в мужчине) близости он отправит ее обратно с честно заработанными наличными, а сам спокойно и, возможно, даже безболезненно покинет «юдоль скорби»?

Мысли Дэна прервали громкие вопли, раздавшиеся за дверью номера. Он со скепсисом посмотрел на дверь и нахмурился. Звучали два голоса, женский и мужской, но он никак не мог разобрать, что они говорили. Дэн подошел к двери и прислушался. Похоже, они орали друг на друга на испанском, но с такой скоростью, что он не мог разобрать ничего, кроме часто повторяющихся chinga и puta^[5]. Голос мужчины показался ему знакомым. Он уже где-то слышал его. Дэн открыл дверь и вышел в коридор. В конце коридора, у выхода на лестницу, тот самый мачо из вестибюля, похожий на Бенисио Дель Торо, схватив за плечо свою спутницу, кричал ей что-то в лицо. Женщина будто бы оправдывалась и рыдала при этом. В другой руке у мужчины серебристо сверкнуло что-то, и пока Дэн пытался понять, что это, с другой стороны коридора раздались очень четкие крики на английском, смысл которых Дэн понял моментально: полицию было легко узнать, их команды не отличались по жесткости и интонации от киношных. Дэн повернулся и увидел двух копов в форме и c оружием наизготовку. Один из них крикнул, вероятно обращаясь к Дэну, энергично махая рукой:

– Мистер, обратно в номер! Ahora mismo^[6]

Пока Дэн старался понять, к нему ли обращается полицейский и зачем он это делает на двух языках, другой стал кричать, чтобы мачо бросил оружие. «Оружие?» – мелькнуло в голове у Дэна. Этот серебристый предмет в руках у ненастоящего Бенисио Дель Торо был пистолетом? Может, и правда лучше зайти обратно в номер?..

Дэн не успел ни вернуться, ни даже толком понять, что происходит.

Грохот выстрелов оглушил его, и он почувствовал, что в грудь ему будто бы ткнули с разбега острой палкой, но так мощно, что он даже не ощутил боли. Спустя мгновение он увидел, как рушится его тело, и сразу после этого наступила необъяснимая легкость. Звуки вокруг стали приглушенно-мутными – такими, будто бы он слышал их сквозь толщу воды. Он увидел, как над ним склонился один из копов. Не тот, смуглый, что кричал ему на двух языках, а другой, рыжеватый, с веснушками. Капли пота с его лба падали прямо на лицо Дэна. Полицейский был очень бледен. Он схватил руку Дэна и стал нервно говорить что-то; на боку у копа стрекотало радио, и жерло небольшой камеры на груди выглядело, как черная дыра в глубинах космоса. Дэн понял, что уходит туда, куда так долго собирался, и, сжав пальцы этого рыжего паренька, прошептал ему из последних сил то, что прекрасно на его, Дэна, взгляд, отражало сложившуюся ситуацию. И скончался.

 

5.

А всего пятнадцатью минутами ранее Бенни заказал буррито с барбакоа и сказал пожилой мексиканке в фуд-траке, чтобы та добавила побольше сальсы из халапеньо. Шон тоже взял буррито, но с курицей и без сальсы. Шон находил сальсу из халапеньо слишком острой и предпочитал кетчуп. Они расплатились и вернулись к патрульной машине, припаркованной неподалеку. Оба знали, что ланч должен быть быстрым, поскольку следующий вызов мог случиться в любую минуту. Бенни поставил открытую бутылку с Кока-Колой на крышу машины и стал сосредоточенно жевать. Шон отпил из бутылки с минералкой, поставил ее на капот и тоже быстро заработал челюстями. Буррито был замечательным. У Бенни был дар находить такие неприметные и недорогие мексиканские забегаловки на колесах в самых неожиданных местах в районе их патрулирования. Шону это нравилось. Через пару минут всё было съедено и допито. Бенни громко и не стесняясь рыгнул. Шон не обратил на это внимания. Он давно к этому привык. Бен с нескрываемым удовлетворением рыгнул еще раз и сказал так, будто бы продолжал начавшийся недавно диалог:

– Вполне возможно, ей нравятся цветы. Я видел в кино. Женщины из Восточной Европы любят цветы. В смысле, мехиканас их тоже любят, но это не имеет для них такой значимости, как для тех, что из Восточной Европы.

Шон допил минералку, закрутил крышку и по-баскетбольному закинул пластиковую бутылку в мусорную урну неподалеку. Он понимал, что Бенни имеет в виду Ольгу.

– Не знаю… Кенни говорил, что это родители у нее из Восточной Европы, а сама она уже в Кливленде родилась, – ответил Шон.

– Если родители оттуда, то цветы ей будут нравиться. Посмотри вон на детей латино-нелегалов. Одной ногой в Америке, а другой там, в Сальвадоре или Гондурасе. На себя вон посмотри – папа из Техаса, и шляпа ковбойская такая, что в машину не влезает.

Бенни рассмеялся. Шон молча кивнул и поправил шляпу на голове. Она и правда была необъятной, и это ему нравилось. Застрекотало радио. Бен принял вызов и тут же показал Шону, что пора выдвигаться. Он подтвердил диспетчеру, что они уже в пути, и завел в машину.

– Тут недалеко, в «Бест Вестерне», бытовуха на почве ревности, мужик угрожает женщине в коридоре на третьем этаже. Ругань на испанском, но одна девушка, что проживает недалеко от места происшествия, из Ларедо, в командировке по бизнесу, и всё поняла. Она и вызвала полицию.

Бен врубил сирену и мигалку и резко взял с места в карьер. Шон закинул шляпу на заднее сидение и едва успел пристегнуться. Камера на груди, как всегда, помешала сделать это быстро.

 

Они забежали в вестибюль гостиницы, где испуганная дама на ресепшн жестами указала им на лестницу наверх. Бен, как старший, двигался первым, и Шон едва поспевал за ним, чувствуя, что ребристая поверхность его табельного оружия стала скользкой от вспотевшей ладони. Они выскочили в коридор на третьем этаже отеля и увидели, что драма разворачивалась в другом его конце. Между ними и вопящей парой, примерно посередине, стоял босой мужчина, очевидно, старающийся понять, что происходит. В руках у мужика, орущего на плачущую женщину, сверкнула сталь пистолета, и Бен громко закричал, беря его на прицел:

– Брось оружие, руки за голову!

Женщина истерично завизжала. Мужик и не думал бросать оружие; вместо этого он направил его в сторону копов. Бен крикнул озадаченному мужчине в коридоре, не зная, на каком языке тот поймет его:

– Мистер, обратно в номер! Ahora mismo!

И тут мужик с оружием, громко прокричав что-то на испанском, начал беспорядочно палить в полицейских. Те ответили, и коридор наполнился оглушающей канонадой и сизым дымом от выстрелов. Босой мужчина в центре коридора рухнул как подкошенный, сразу после этого упал и замер стрелявший в копов мужик. Женщина продолжала визжать. Бенни бросился в конец коридора и стал успокаивать ее, проверив перед этим, что стрелок уже не представлял угрозы. Шон подбежал к лежащему босому мужчине и склонился над ним. Из пулевого отверстия в груди хлестала кровь, и было ясно, что дела плохи. Шон одной рукой нажал клавишу на рации и стал вызывать парамедиков, взяв другой мужчину за ладонь.

– Мистер, держитесь! Помощь уже в пути!

Мужчина слабеющими пальцами сжал его руку и сказал что-то, повторив несколько раз на неизвестном Шону языке. Это был не испанский.

– Мистер, держитесь!

Шон с ужасом осознавал две вещи: во-первых, судя по количеству вытекшей крови, парамедики мало что смогут; во-вторых, сегодня он впервые за всё время службы в полиции Сан-Антонио использовал по назначению свое табельное оружие. Оставалось только молиться, что пуля, прострелившая навылет торс умирающего у него на руках мужчины, была выпущена не из его «Глока».

 

6.

У этого бара на окраине Сан-Антонио было совершенно не полицейское название, но все знали, что именно тут, в «Ревущем Харлее», собирались копы по разным поводам и после работы, а вовсе даже не байкеры криминальной направленности типа «Хеллс Энжелс». Войдя, Бенни сразу же увидел Шона, сидящего в конце барной стойки, на его излюбленном месте. Он помахал Шону рукой и направился в его сторону.

– Как рука? Заживает? – спросил Шон Бенни, указав на его неестественно выпуклое от перевязки плечо.

Бен кивнул. Застреленный им в «Бест Вестерне» мужик, к счастью, оказался неважным стрелком и лишь вскользь задел плечо Бена, ни разу не попав в Шона. Шон сделал знак бармену, и тот тут же поставил перед ними два стакана, виртуозно наполнив их бурым виски. Они молча выпили, и бармен тут же налил им снова.

Они долго обсуждали случившееся и сопутствующие обстоятельства перестрелки в гостинице. Эмоциональный мачо, устроивший бытовуху на третьем этаже, был не только ревнивым типом – женщина потом рассказала, что ее бойфренд, некто Сильвио Рамос, приревновал к кому-то, – но и числился в федеральном розыске и, скорее всего, поэтому решил открыть огонь, увидев копов. Случайно погибший постоялец был менеджером некой компании, производящей программное обеспечение, и не имел никакого отношения к произошедшему. Просто оказался в неправильном месте в неправильное время. Скорее всего, Шона не подстрелили, потому что мужчина преградил собою путь пуле, выпущенной убитым. Это обстоятельство вызывало небывалое облегчение у Шона, поскольку его первые выстрелы на службе никого не задели. Пока шло внутреннее расследование (в перестрелке c жертвами это всегда долго и дотошно), но их профсоюзный адвокат уверил, что почти наверняка всё будет хорошо, и даже женщина дала показания, что сеньор Рамос открыл огонь первым, не говоря уже о нагрудных камерах Шона и Бенни, записавших инцидент без каких-либо двусмысленностей.

– И знаешь, чего я никак не могу понять? Этот парень, что умер у меня на руках, несколько раз сказал мне одно и то же перед тем, как отойти в мир иной. Я его не понял. Не английский, разумеется, но и не испанский. Но камера всё записала. Я узнал, что Ольгу попросили посмотреть запись, потому что у убитого была русская фамилия. Вчера я был в управлении, встречался с нашим адвокатом, Ольга была на встрече. Я спросил у нее, что он всё-таки сказал. Но смысла в этом никакого нет; я не понимаю, что он имел в виду. Ольга, кстати, тоже не понимает.

– А что ж он такого сказал? – Бенни заинтригованно посмотрел на напарника.

– Буквально, в переводе с русского, он сказал одно и то же – три раза: «Повезло, повезло, повезло». Человек получил пулю в грудь без всякой на то причины, из-за идиотского стечения обстоятельств, – как это можно считать везением?

Бен нахмурился и метнул в рот половинку пекана из стоящей перед ними тарелки с чипсами и орехами.

– Трудно сказать. Столько чудиков вокруг, особенно после ковида! Скажи лучше, как у тебя с Ольгой. Попробовал с цветами?

Шон отрицательно покачал головой:

– ...Но она мне дала понять, что ей нравится моя ковбойская шляпа, – улыбнулся он и сделал знак бармену.

 

 

---

 

1. Por que, mi amore? Por que? – Почему, моя любовь? Почему? (исп.)↩

2. Sicario – киллер (исп.)↩

3. IRS (Internal Revenue Service) – федеральная налоговая служба США.↩

4. Por supuesto– конечно (исп.)↩

5. Грязные испанские ругательства↩

6. Ahora mismo – прямо сейчас (исп.)↩