Игорь Метельский

 

В миг очередного рождения

 

ИСХОД НОЯБРЯ ’23

 

то – запомни а это – забудь

гений жизни умом исковеркан

в распыленную времени ртуть

приглушенные снов фейерверки

 

я московский неоновый пар

рассовав нараспев по карманам

принимаю живительный дар

погулять постсоветским брахма́ном

сохранив как умею секрет

приоткрытый любовью однажды

 

по бульварам вальсируют свет

новогодний и пепел сограждан.

 

 

* * *

туловище женщины

без ног

на подносе с колесами

 

если бы

если б я мог

не красками слезными –

девственно –

изобразить перспективу подвальную

правдоподобно то есть документально:

 

долгий тоннель

ряд безделушечный

запах то плесневелый то булочный

вроде бы людный аквариум светлый

но неприютно и склепно

 

в центре слякотно-стылого полотна –

она

(медлит строка но произнесу я)

невозмутимого вида полугаргулья

(это молчание как бы сливается с речью)

и поворот головы как бы вдавленной в плечи

плавно ее огибают прохожие звуки

сложены длинные руки

 

вдоль подземельной стены ежедневно дежурит

вот она мелочь любовно считает и медленно курит

бережно собирает пожитки-ошметки

и уплывает куда-то на вёсельной лодке

 

но для чего же

я ее вижу

снова и снова

спускаясь в бездонную нишу

чтобы свободу высвечивать шага простого?

 

я для того этот образ по капле впитал

чтобы выращивать внутренний черный кристалл?

 

Господи это какое-то варварство

 

примите пожалуйста гонорар

за соавторство.

 

 

* * *

 

                        Родителям

 

звук худой

узором вышит

снег ночной

идет и дышит

задыхается собой

чтобы вдруг в разгар парада

вся махина снегопада

под собачий дружный вой

опрокинулась волной

ой

 

кто там блещет на вершине

облаченный в звездный иней

очень крупный человек

рядом воткнута лопата

на могиле снегопада

Пастернак сидит горой

и качает головой

а поодаль в готтентотском

весь смеется Заболоцкий:

по следам идущий снег

это братец прошлый век

эх

 

ну и пусть! – метет лихая

звук худой не затихает

по слогам свое берет

речь крупинка наживная

погремушка слюдяная

ждет.

 

 

* * *

в миг очередного рождения

самое время поклониться

тишине западающей клавиши

сырости долгой половицы

теплоте забитого зольника

черноте печной паутины

намотанной на веник.

 

 

САД

 

ветхий снег

кристальный слой

воздуха ума

полуспит объем немой

утра полутьма

 

там изломанный ютится

контур яблони нагой

и летит на ветке птица

и поет покой.

 

 

* * *

вместе со светом

скользить по стенам

взлетать на фонарные мачты

задерживая дыхание

балансировать

на провисающих проводах

или

заглядывать в лица

старых локомотивов

покосившихся сараев

перебирать

пальцами годовые кольца

на потемневших спилах

разбрасываясь

ломкими именами

хрустящими на зубах.

 

 

* * *

пожалуйста поверь

мы всё же были

комочками слепыми

звездной пыли

мы плыли

мы барахтались в прохладном

собрании темнот крупномасштабном

 

пожалуйста поверь

мы всё же пели

куплеты бесконечной колыбельной

и красным карликам и голубым гигантам

и квантам

измученного вещества на самом деле

мы всю дорогу только и умели

упрямо заговаривать пространство

воспоминанием покуда не погасло.

 

 

* * *

 

                                    Владимиру Гандельсману

как бы непреднамеренно

проходя мимо куста или дерева

руку вытянуть и прикоснуться

провести ладонью – веточки гнутся

обнажая сквозное явление –

дружелюбное сопротивление

и потайную пружинистость

в ней – мимолетную жизненность

 

коснулся – идешь себе дальше

но уже не как раньше.