Гуд-бай, Голос?..
Интервью с радиожурналистом Людмилой Оболенской-Флам
Напомним читателю НЖ драматические события весны-лета 2025 года, сломавшие привычную структуру работы американских независимых СМИ. По распоряжению президента Д. Трампа в этот период времени произошло сокращение штата Агентства США по глобальным медиа на 85%, в их числе – более шестисот сотрудников «Голоса Америки», что фактически привело к закрытию радиокомпании. Собственно, сегодня «Голос» перестал звучать, кроме четырех служб на специфических языках, вроде языка мандаринов (Официальный язык Китая. К 2025 году ГА звучал на 49 языках на аудиторию в 360 млн слушателей)... Согласно информации The New York Times от 28 августа судья Ройс К. Ламберт из Окружного суда США по округу Колумбия постановил, что представители администрации Трампа не могут уволить директора ГА Майка Абрамовица без одобрения Международного консультативного совета по вещанию, двухпартийного органа, призванного контролировать политическое влияние на редакции, финансируемые из федерального бюджета. Сотрудники ГА, в свою очередь, выступили с коллективным иском против решения администрации президента; очередное заседание суда назначено на 15 сентября, когда этот номер НЖ будет уже в типографии...
Людмила Сергеевна Оболенская-Флам, радиожурналист, проработавший на «Голосе Америки» (VOA) более 40 лет; публицист, мемуарист. Родилась в Риге (Латвия), внучка литератора и правоведа Петра Якоби, праправнучка академика Бориса Якоби. В течение своей карьеры на VOA работала корреспондентом в Нью-Йорке, Мюнхене, Москве, Мадриде, Будапеште и Вашингтоне (округ Колумбия); занимала руководящую должность в штаб-квартире VOA. Возглавляла в США общественный комитет «Книги для России» (1997–2016). Автор книг «Вики; княгиня Вера Оболенская» (1996, 2005), «Правовед П.Н. Якоби и его семья: воспоминания» (2014), «Vicky. A Russian Princess in the French Resistance» (2022); составитель сборника мемуарных очерков «Судьбы поколения 1920–1930-х годов в эмиграции» (2006), автор многочисленных статей в журналах и газетах.
***
– Людмила Сергеевна, сегодня мы будем говорить о судьбе знаменитой среди русскоязычной диаспоры радиостанции «Голос Америки», которая переживает весьма непростой момент своей восьми-десятилетней жизни. Вы всю жизнь проработали на «Голосе», стояли, практически, у истока. Мало кто помнит, что «Голос Америки» (далее – ГА) был создан в феврале 1942 года не как орган антикоммунистичес-кой пропаганды, а как радио, направленное против нацистской Германии, против геббельсовской пропагандистской машины в Европе. Оригинальное название канала – «Америка вызывает Европу» (America Calling Europe), также использовали «Голос Соединенных Штатов Америки» (Voice of the United States of America). То есть эта служба изначально была правительственной, федеральной, отражала задачи внешней политики США и направлена была на борьбу с гитлеровской Германией в военные годы – с целью дать оккупированной Европе правдивую информацию о происходящем. Вы жили тогда в Латвии. Слушала ли ваша семья и друзья ГА в Прибалтике?
Л.О-Ф: Нет, мы даже не знали о существовании такой станции. Мы слушали во время войны русскую передачу из Финляндии, иногда – московское радио с голосом Левитана. А когда мы попали в Германию, родители слушали тайком новости по ВВС. Я же о существовании ГА узнала практически только тогда, когда поступила туда на работу. Дело в том, что в те годы у ГА была очень малая мощность, это потом были построены мощные передатчики в Танжере, а затем и на Тайване, и нас можно было слушать как на коротких, так и на длинных волнах.
– В 1952 году Вы начали работать в качестве диктора Русской службы Европейского отделения ГА в Мюнхене. В Мюнхен Вы приехали из Марокко. Давайте отвлечемся на Северную Африку. Как Вы попали в Марокко? Расскажите о вашей семье, об эмиграции из Прибалтики.
Л.О-Ф: Мы перебрались в Германию в период наступления Красной армии еще во время войны, в 1944 году. Дело в том, что когда советские войска в первый раз вошли в Прибалтику в 1940 году, и я провела год под советской властью в Латвии, нашей семье пришлось довольно плохо – как и многим подобным семьям.
Я родилась 14 июня 1931 г. в Риге. Отец, Сергей Николаевич Чернов, был инженером, работал на вагоностроительном заводе «Вайрогс». Мама, Зинаида Петровна, была одной из дочерей известного юриста Петра Николаевича Якоби – к тому же, основателя и редактора единственного в Русском Зарубежье юридического журнала «Закон и Суд». Его сыновья – художник Маврикий и журналист Николай – сотрудничали в знаменитой газете «Сегодня», издававшейся русской эмиграцией, и в журнале «Для вас»; одна из дочерей (сценическое имя Вера Лихачева) была прима-балериной балета Рижской оперы; прима-балериной была и Галина Чернова, сестра отца. В 1940-м, после советской оккупации Латвии, деда и одну из маминых сестер арестовали. Дедушка погиб в пересыльном лагере в Котласе, тетю удалось выцарапать из тюрьмы. 14 июня 1941 года, как раз в день моего рождения, началась массовая депортация из Прибалтики в Сибирь – было вывезено практически полмиллиона людей; нас просто не успели отправить по этапу – мы были в списках тех, кто предназначался к депортации в следующей партии. Более того: моего отца должны были расстрелять... Парадоксально, но нас спасло наступление немецкой армии. Так что в 1944 году при наступлении Красной армии выбора у нас – бежать или оставаться – не было. Никакой симпатии к нацистской Германии мы, естественно, не испытывали, но пришлось родителям выбирать меньшее зло.
В Марокко мы попали уже после войны. Мы собирались ехать в США, но с нашими бумагами уехала другая семья. Как это получилось, не совсем ясно; я думаю, просто было время, когда многие бывшие советские граждане, оказавшиеся в Германии в результате войны, старались приобрести себе ложное гражданство прибалтийских стран, выходцы из которых не подлежали насильственной репатриации, – ведь по Ялтинскому соглашению союзников по антигитлеровской коалиции все лица, располагавшие советским гражданством на 1939-й год, должны были быть репатриированы в СССР, в том числе насильственно, если они отказывались возвращаться[i]. Я полагаю, что каким-то образом кому-то удалось заполучить наши документы на выезд в США. А моим родителям пришлось начать всю процедуру с нуля. Но оставаться в Европе они боялись: то было время, когда шла блокада Берлина, в Европе была напряженная атмосфера, и все опасались, что Сталин двинет войска и начнется новая война. Так что мои родители решили, что нужно срочно куда-то выехать, а в Марокко у нас уже находились родственники. Папа получил контракт на работу в Касабланке – так мы оказались в Северной Африке, где я прожила четыре года.
Потом я поехала повидать родственников, которые оставались в Германии, и там случайно познакомилась с директором Русской службы Европейского филиала ГА Чарльзом Львовичем Маламутом (Charles Malamuth); он и предложил мне: будете в Мюнхене – заходите, мы устроим вам пробу голоса. В прошлом Маламут был журналистом, работал в Associated Press в Москве. Перевел на английский Валентина Катаева, а также был известен тем, что сопровождал Ильфа и Петрова, когда те путешествовали по Америке. И в их книге «Одноэтажная Америка» фигурирует под фамилией Смит. Он оказался не только их гидом и переводчиком, но и «умыкнул» жену одного из них – к сожалению, не знаю, была ли она женой Ильфа или Петрова: спросить было неловко. Ренэ была очень милая, гостеприимная женщина, я часто у них бывала. Помню, меня поразило, что мой американский шеф после ужина убирал и мыл посуду! У русских, в моем представлении, это невозможно.
Так вот, я прошла, как у нас называлось, пробу голоса и стала работать диктором на ГА.
– Согласно энциклопедиям, главным инициатором русскоязычной программы был У.А. Гарриман[ii]. В начале 1946 года, отмечая недостаточную эффективность антикоммутистической пропаганды США на СССР; он доказывал правительству, что «радио – это единственное для США средство свободного и прямого обращения к советскому народу». То есть ГА переосмыслялся как идеологический антиком-мунистический пропагандистский канал. Отдельный русскоязычный канал на радиостанции появился в 1947 году, с началом Холодной войны, – и именно вещание на русском языке стало со временем приоритетным...
Л.О-Ф: Погодите... Тут так – да не так. Насчет роли Гарримана, признаюсь честно, я ничего не знаю. Но я знаю, что в те годы, когда я туда поступила, мы не считали себя органом пропаганды. Вот Вы упомянули ранние передачи ГА, начавшиеся в 1942 году. Он впервые вышел в эфир 24 февраля того года. Позже мы отмечали все его ровные годовщины, неизменно припоминали слова, обращенные к слушателям в оккупированных Германией странах Европы: «Каждый день, в этот час, мы будем извещать вас о положении в Америке и о войне. Новости могут быть хорошими и плохими. Мы будем говорить вам правду». Это обязательство перед слушателем считалось у нас основополагающим принципом. А в 1976 году президентом Джеральдом Фордом была подписана так называемая Хартия, или по-русски правильнее Устав «Голоса Америки». В нем подчеркивалось обязательство ГА служить авторитетным, надежным и объективным источником информации. Еще добавлялось и слово «исчерпывающим». Более того: Устав защищал ГА от политического давления; он должен был служить гарантом, что ГА не превратится в орган какой-то одной части общества, а будет отражать широкий спектр мнений; излагая официальную политику США, будет также допускать и критическое обсуждение ее. Но забавно, что при всей скрупулёзности и гарантиях объективности ГА не имел права вещать в пределах самих США.
– Вы, очевидно, имеете в виду U.S. Information and Educational Exchange Act of 1948 («Закон Смита–Мундта»), по которому на территории самих Соединенных Штатов вещание «Голоса Америки» и других медиа, работающих на зарубежную аудиторию, было ограничено. Ограничения были отменены в 2012 году, тем самым ГА фактически был приравнен к СМИ, работающим внутри страны.
Л.О-Ф: Ограничения были сняты в силу того, что трудно было запрещать людям слушать канал, вещающий на другие страны, раз это доступно вашему радиоприемнику! Преследовать в США за слушание ГА было невозможно. Между прочим, к нам неоднократно поступали жалобы от новоприезжих из СССР на то, что им трудно здесь ловить волну ГА, к которой они так привыкли у себя дома!
– А почему вообще вначале были ограничения в вещании на США?
Л.О-Ф: Чтобы не дать возможности данной администрации страны влиять на умы избирателей, чтобы ГА не превратился в голос пропаганды действующего правительства.
– Интересна структура радиостанции. ГА имел редакции по разным странам вещания, к 2025 году ГА вел передачи на английском и 48 других языках, включая русский. Но давайте сосредоточимся на Русской редакции. Кто был директором Русской службы, кто создавал контент? А какие еще подразделения были, кто чем занимался?
Л.О-Ф: В тот момент, когда я поступила на работу в Мюнхене в 1952 году, у нас был шеф – Маламут, его помощник из США и несколько местных сотрудников – я, моя подруга Наташа из Югославии, молодой человек, который родился в Польше; старшим редактором был Александр Степанович Казанцев, автор книги «Третья сила» о русском национальном движении, которое ставило себе задачу быть и не со Сталиным, и не с Гитлером, а служить как бы идеологом возникшей во время войны Русской Освободительной Армии генерала Власова (РОА). Казанцев был эмигрант из Югославии. С его легкой руки я стала делать свои первые шаги на поприще радиожурналистики. Но сперва, помимо работы диктором и некоторых секретарских обязанностей, я должна была приходить на службу пораньше и слушать диктовку передовицы «Правды», передаваемую для районных советских изданий газеты. Это было очень скучно. Начиналось всё с достижений знатных доярок, квадратно-гнездового способа посадки картофеля и проч. проч. И вот когда диктор произносил: «Однако не всё у нас благополучно...» – тут становилось интереснее. Ответ на передовую «Правды» в тот же день писали для эфира либо сам Маламут, либо Казанцев: он это делал с немалой долей юмора. Из Нью-Йорка, где тогда находился главный персонал ГА, такая оперативность была бы, из-за разницы во времени, невозможна.
Надо сказать, что у нас, в Мюнхене, была довольно большая степень автономности от Центра ГА. Такое положение продолжалось приблизительно до 1958-го, когда структура ГА стала более централизованной; центр перевели в Вашингтон, и Русскую редакцию в Мюнхене прикрыли, оставив только корреспондентский пункт. В Нью-Йорке тоже оставили только костяк – который функционировал, скорее, как корпункт. А все остальные редакции – их, по-моему, тогда было 32 – перевели в Вашингтон, где сильнее чувствовалась рука Государственного Департамента.
– То есть, в отдельных городах продолжили работать только корпункты, правильно?
Л.О-Ф: Их было не так много. В Америке только два – Нью-Йорк и Лос-Анджелес. А за океаном со временем появился и корпункт в Москве. Так вот, когда я с мужем переехала в Нью-Йорк, то я стала работать как внештатный корреспондент при этом корпункте.
– Я так понимаю, из русской эмиграции на ГА работали преимущест-венно эмигранты послевоенной волны. Кто еще, кроме Казанцева?
Л.О-Ф: Казанцев оставался в Мюнхене и перешел на работу в Русскую редакцию Радио «Свобода». На ГА в первые годы были преимуществен-но представители старой эмиграции – первой довоенной волны и некоторые уже вторично эмигрировавшие. Ну и, конечно, прибавились также служащие из числа «перемещенных лиц». Это была, я бы сказала, органическая смесь тех и других. Я вспоминаю Виктора Французова – он был нашим политическим обозревателем. Он родился в Российской империи, приехал в США еще до войны, воевал во время Второй мировой войны в Американской армии. Когда я переехала из Нью-Йорка на постоянную работу в Вашингтон, моим непосредствен-ным начальником был Владимир Мансветов, поэт и тонкий знаток русской литературы. Он был из Праги, родился тоже в Российской империи. Его родители были эсэры, отбывали ссылку вместе в Лениным, – и, судя по воспоминаниям матери Мансветова, Ленин собирался стать этнографом, он очень интересовался сибирскими племенами. В своих воспоминаниях Мансветова писала о камлании, на которое к шаману пришел Ленин, чтобы узнать свою судьбу. Впавший в транс шаман предсказал ему – будет много крови.
– Но это его не остановило... Обидно, что он не стал этнографом. А как было бы славно: один – этнограф, другой – живописец, третий – семинарист... И всем было бы хорошо. Но что-то пошло не так...
Л.О-Ф: Помощником Мансветова был философ Сергей Левицкий. Мансветов был замечательным человеком, большой эрудит; к сожалению, вскоре после того, как я стала работать в его отделе, он заболел и скоропостижно скончался. Да... а меня назначили на его место.
– Тогда подробнее расскажите, как Вы организовали работу отдела.
Л.О-Ф: В то время Виктор Французов был начальником т.н. отдела новостей (News Branch), куда входили последние известия и анализ политических событий – преимущественно, но не только, поступавшие из центрального, англоязычного, отдела для всех языковых редакций. Но многое комментировал сам Французов. А я унаследовала от Мансветова т.н. культурный отдел (Features Branch). Но культура – понятие растяжимое. Помимо собственно культуры (театр, кино, книги и т.п.) туда входило сельское хозяйство, новости науки и техники, молодежные программы, музыкальные – под нашу музыку ребята в Советском Союзе отплясывали. Я расширила религиозную программу. Приняла на работу священника отца Виктора Потапова, который вел интересные беседы на религиозные темы о православии в Америке – и не только. Тематика его программ была очень широкая, он говорил, в том числе, о русской религиозной мысли 19-го – нач. 20-го веков и о ее распространении в Европе и Америке.
– Он ведь до сих пор служит в храме в Вашингтоне...
Л.О-Ф: Да, он настоятель Иоанно-Предтеченского собора Зарубежной Церкви в Вашингтоне. Нам также посылал звукозаписи своих бесед архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский Иоанн (Шаховской), Православная Церковь Америки. Он никогда не укладывался в отведенное ему время – я сидела и вырезала лишние слова из его записи, чтобы уложить в формат. А когда он приехал в Вашингтон, я пригласила его к нам на ужин и призналась: «Владыка, Вы знаете, я ведь Ваши программы сокращаю...» – «Знаю, знаю, я по субботам сижу у радио и слушаю и сравниваю мой текст с тем, что вы выпускаете в эфир.» Потом мы завели еврейскую программу, освещали проблемы еврейского населения в СССР и, параллельно, жизнь и интересы еврейских общин в США. Много говорили об «отказниках», о проблемах с эмиграцией. Многих выезжающих по еврейской линии, как и тех, кто был выслан за правозащитную деятельность, мы потом интервьюировали. Это уже в 70-е и 80-е годы.
– У вас были чисто литературные программы?
Л.О-Ф: Была специальная еженедельная программа «Книги и люди»[iii], довольно широкая. Мы читали переводную американскую литературу и из того, что появлялось в русскоязычной печати в Америке. И конечно, проводили интервью с писателями, кто находился здесь. Скажем, я пригласила в качестве внештатного сотрудника Льва Лосева[iv], он делал очень содержательные беседы.
– Мне кажется, поэт второй эмиграции Иван Елагин делал скетчи?
Л.О-Ф: Это, по-моему, было для «Свободы», но какие-то интервью с ним мы ставили в программу. Но вот что я вспомнила: у Елагина был замечательный перевод поэмы «Тело Джона Брауна» – о периоде Гражданской войны в Америке и посвященной этому казненному аболиционисту. Мы ее передавали в эфир. Но постоянным сотрудником ГА Иван Елагин не был. Потом, когда появился Василий Аксенов, я привлекла и его: он сделался одним из наших постоянных внештатных сотрудников. Но это было уже в 80-х годах, когда я временно исполняла обязанности начальника всего русскоязычного вещания ГА.
– Говоря про 70-е годы – с кем из Советского Союза Вы проводили интервью, ведь тогда были частые гастроли оттуда.
Л.О-Ф: Это началось еще в 60-е годы, когда появилась договоренность между США и Советским Союзом о культурных обменах. Лично я, будучи еще в Нью-Йорке, интервьюировала Игоря Моисеева[v]. А когда впервые приехал Большой театр – это было одноразовое, но значительное событие, – я передала в ту же ночь репортаж об открытии гастролей в прямом эфире по Московскому радио! Помню, очень волновалась. Это был единственный случай на ту пору. А позже – после 1991 года – мы проводили в прямом эфире неоднократные радиомосты на разные темы со специалистами по ту и эту сторону океана.
Но Вы, Марина, заговорили о семидесятых годах. С начала 70-х я уже была в Вашингтоне. А в 1976-м произошло очень важное для меня событие, имевшее также последствие и для ГА, – меня отправили в тридцатидневную командировку в Советский Союз для ознакомления с нашей аудиторией. Для меня, рожденной за пределами России, это была первая встреча с ней. Связанные с этим переживания и наблюдения – целая отдельная тема. Ошеломляющей для меня оказалась популярность ГА, и это – несмотря на старательную работу глушения. Поразила меня и скорость, с которой новости, переданные «голосами», распространялись по Москве.
Официально я была прикомандирована к американскому посольству, которое старательно устраивало для меня всякие официальные встречи, но неофициально я встречалась и с отказниками (скажем, со Щаранским), и с художниками-нонконформистами, с писателями, не боявшимися со мной встречаться, – ведь слежка за мной велась неустанно. Но главное, к великому недовольству наших дипломатов, я встретилась с правозащитниками и учредителями так называемой Хельсинкской группы, которые выложили мне длинный список своих претензий к ГА за недостаточно полное освещение их деятельности и текстов из документов, проникающих на Запад. Вернувшись, я, естественно, обо всем этом доложила, и многие из справедливых претензий к нам были учтены, в том числе в передачах, за которые отвечал мой собственный отдел.
Но Вы спрашивали меня про лиц, побывавших у нашего микрофона в 1970-е годы. Конечно, Ростропович и Вишневская, они часто бывали – после лишения их советского гражданства – в нашей студии, наши сотрудники неизменно давали репортажи об их выступлениях, интервьюировали их после концертов... Из литераторов, официальных и неофициальных, в нашей вашингтонской студии побывали Бродский, Гладилин, Солоухин, Вознесенский, Нагибин... С Нагибиным был забавный эпизод: я пригласила его в студию, мы провели примерно десятиминутную беседу, а выйдя из студии, он спросил: когда это пойдет в эфир? А я ему – уже ушло. Это его сразило: вот так просто, без всякой проверки!
– А с Нуриевым вы встречались – он ведь приезжал в Нью-Йорк?
Л.О-Ф: Я с ним встретилась на одном приеме, но он отказался давать интервью. Ничем не мотивируя – просто не захотел. Мы никого не принуждали.
– Вернемся к истории ГА. В середине 1970-х годов ГА был реорганизован: радиостанция более не считалась правительственной, там даже финансирование изменилось – по легенде, после скандала, связанного с финансированием ЦРУ...
Л.О-Ф: Нет, ГА этот скандал вовсе не касался. ГА еще долго продолжал быть частью Информационного Агентства США, покуда не вошел в 1994 году в Агентство по глобальным медиа (USAGM). Сейчас объясню, в чем было дело. «Свободная Европа» и Радио Свобода действительно финансировались ЦРУ, чего никто не должен был знать. А в 1970-х годах сенатор Фулбрайт этот факт разгласил. Тогда само существование обеих радиостанций повисло на волоске. Знаю я это из первых рук – т.к. мой первый муж, Валериан Оболенский, двадцать лет проработал на Радио Свобода, из них примерно лет десять – директором Нью-Йоркского отдела.
– Как он объяснял? Зачем Фулбрайт обнародовал эту информацию?
Л.О-Ф: Считалось, что не дело ЦРУ финансировать СМИ, которые влияют на умы, – это противоречит принципам демократического государства. Скандал касался не только радио, но и журнала «Континент», выходившего в Париже. Фулбрайт утверждал, что в демократическом обществе это недопустимо. И тогда Конгресс принял специальный закон о создании в 1971 году Совета по Международном Вещанию (Board for International Broadcasting), куда вошли на открытое финансирование Конгрессом США «Свободная Европа» и Радио «Свобода». И только в 1994 году, уже после моего выхода на пенсию, когда было учреждено Агентство по глобальным медиа, в него вошли, в числе других, и «Свобода», и «Свободная Европа», и ГА.
– Это нас подводит вплотную к сегодняшней ситуации. Но давайте сначала попробуем разобраться. Ведь Конгресс – это тоже деньги налогоплательщиков. Разве этот спор не о нюансах лишь? Всё равно – деньги государственные.
Л.О-Ф: Однако активность ЦРУ в этом деле была непрозрачна и Конгрессу неподконтрольна. С изменением источника финансирования радиостанции приобретали общественный и подотчетный характер.
– Тогда давайте определим: что такое позиция редакции в случае с ГА? Кто ее вырабатывал, учитывая «подотчетный характер»?
Л.О-Ф: Были разные периоды. Во время активного периода разрядки Государственному Департаменту не хотелось, чтобы мы широко освещали проблемы эмиграции из Советского Союза, проблемы свободы совести, а тем более, нарушений прав человека. Хотя мы всё равно эту тематику освещали, поскольку она находилась в поле внимания американской прессы и общественности. Ведь иностранные корреспонденты в СССР находили доступ к инакомыслящим, к художникам-нонконформистам, авторам сам- и тамиздата... Их инфор-мация появлялась в американской прессе, – так что мы пользовались тем, что было в открытом доступе. Одной из самых популярных передач была у нас «Американская печать о Советском Союзе».
Позорным эпизодом для ГА был запрет – под давлением Госдепа – проводить интервью с Солженицыным, когда он оказался на Западе. Зато когда президентом стал Рейган, он круто поменял позицию ГА. Здесь я могу рекомендовать книгу Марка Помара[vi], который был одно время директором нашей Русской службы; он пишет не только о ГА, но и о Радио «Свобода», подробно разбирает нюансы различных периодов вещания в эпоху Холодной войны. В частности, он приводит довольно забавный эпизод, когда в период разрядки у нас появилась важная делегация журналистов из СССР и работников радио под предводительством Г. Оганова, журналиста из «Комсомольской правды». Попытки Оганова продать директору ГА свое видение, чем должен заниматься ГА, натолкнулись на очень точно изложенные директором принципы свободной и объективной журналистики. Я была свидетелем этого. Мне было тем более приятно услышать отпор, данный директором, что перед встречей с ним гости посетили наш Русский отдел. Была суббота, с нашей стороны – Французов, я и директор вещания на СССР, куда входило пять языковых редакций. И вот Оганов, привыкший к повиновению, стал нас поучать. Дескать, мы недостаточно освещаем американскую жизнь и слишком много времени уделяем тому, что происходит в СССР. – «Мы хотим услы-шать, как живет средний американский рабочий, передачи о сельском хозяйстве, о новом в вашей науке, а вместо этого мы должны слушать о таких отщепенцах, как Сахаров и Солженицын». Тут я не выдержала. «Простите, – сказала я, – вы ничего не должны слушать. У радио есть такая кнопочка – вы можете ее повернуть и выключить радио.»
– Поговорим о сегодняшнем дне. К 2025 году, уже задолго до сего-дняшней кризисной ситуации, у ГА сформировались определенные организационные проблемы. Ведь не случайно в 2017 году был запущен русскоязычный телеканал «Настоящее время», совместный медиапроект «Радио Свобода / Свободная Европа» и «Голоса Америки» – как попытка вписать исторические радиостанци в сильно изменившуюся систему современных СМИ. Кстати, уже с лета 2008 года Русская служба ГА полностью перешла на Интернет. Но в отличие от других онлайн-медиа, ГА не стал самоокупаемым органом и по-прежнему финансировался государством. Объем запрашиваемого финансирования в 2013 году, например, составил 3,7 млн долларов. И не стал ли ГА с развитием интернет-ресурсов рядовым СМИ, работающим в одном ряду с другими онлайн-средствами информации, только не таким популярным и не зарабатывающим достаточно на эфире?
Или, если посмотреть на проблему с другой стороны – и учесть возобновление идеологического противостояния в двадцатых годах нового века, – ГА опять востребован как идеологический голос государства, тем самым оправдывая свое существование? Что думаете Вы?
Л.О-Ф: Понимаете... я вышла на пенсию уже более двадцати лет назад, с тех пор многое изменилось. Скажем, в свое время, на одном из совещаний руководства я задала вопрос: почему мы не создаем телевизионную программу? И на меня замахали руками: да что вы, нет! У нас и так большая аудитория – зачем нам телевидение?! А вскорости после того, как я вышла на пенсию, стали создавать и телевизионную программу. Моя личная точка зрения на сегодняшнюю ситуацию: безусловно – да, ГА вновь актуален. Как когда-то. Но радио как средство информации себя изжило, теперь – всё в Интернете, вы все самые последние новости носите у себя в кармане, они – на экране вашего телефона. Куда, кстати, некоторые блогеры выносят всякую непро-веренную чушь. Тем важнее иметь достоверный и объективный канал, каким был ГА, особенно для таких стран, где доступ к этому ограничен.
– Тогда – еще вопрос. С такой преамбулой: в марте 2025 года президент Дональд Трамп подписал указ о сокращениях в Агентстве по глобальным медиа (USAGM), что фактически привело к остановке работы «Голоса Америки». Вспомним, что миссией Агентства США по глобальным медиа было – и оставалось – информировать, привлекать и соединять людей всего мира в поддержке свободы и демократии («to inform, engage and connect people around the world in support of freedom and democracy»). Одной из основных претензий нынешней администрации стало непомерное финансирование – неоправданное ничем. Вы уже сказали, что ГА – не совсем обычный канал, поэтому к нему и относиться надо иначе, а не только с точки зрения финансов. Так вот: прикрыт канал, выражающий принципы свободы и демократии и вещающий на страны с современными авторитарными системами, где «свобода прессы ограничена властями и не является нормой общественной жизни» (так при рождении ГА была определена целевая аудитория радиостанции). Примером таких стран сегодня является, увы, и Российская Федерация. И со стороны, скажем, многомиллионной русскоязычной диаспоры это решение о закрытии ГА вызвало бурю возмущения: назначение и значение ГА всегда воспринималось традиционно-исторически – как канала противостояния советской и неосоветской системе.
Закрытие подобного вещания – это что? – результат недооценки правительством идеологической борьбы в современном мире – в том виде, как он сложился? Как в 1917 году говорили в России: глупость, граничащая с предательством? Или боязнь усилить идеологическую болезнь в демократической стране – ибо современный мир действительно крайне заидеологизирован? Или попытка выправить катастрофическую финансовую ситуацию в стране (что странно: закрытие радиостанции ну совсем не те деньги)? Как Вы, журналист с 40-летним стажем активной работы в самые сложные времена второй половины ХХ века, как Вы оцениваете эту ситуацию?
Л.О-Ф: Я думаю, что Трампу чрезвычайно неприятны любые объективные средства массовой информации. Ведь он подобрался и к нашему Общественному телевещанию. Всё, что неподконтрольно его мировоззрению, ему не нужно. Это подрывает его авторитет. К сожалению, то, что сейчас происходит, у меня вызывает большие опасения. При том, что сформирован невероятно некомпетентный кабинет, все министры выбирались по принципу лояльности, но при этом последовательно подрываются основы гражданского общества.
– То есть вы видите в этом попытку огосударствления прессы, идеологизацию «наоборот» – вопреки исторически сложившимся демократическим основам?
Л.О-Ф: Безусловно.
– Вы, как опытный журналист, как человек с четкой гражданской позицией, видите возможность этому противостоять? Потому как речь идет не о четырех годах правления конкретного президента: очевидно – мы пожинаем последствия неких внутренних процессов, которые давно уже происходят со страной. И какова перспектива?
Л.О-Ф: Я надеюсь – я надеюсь – что все-таки в США гражданские свободы развивались достаточно последовательно на протяжении более чем двухсот лет – чтобы быть окончательно разрушенными. И это вопросы не просто идеологии, но и совершенно конкретных сфер деятельности государства – лечения, социального обеспечения, миграционной политики, образования, ну и, конечно, доступа к информации.
– Возвращаясь к конкретным проблемам журналистики – как профессии... Для меня, скажу, драма в том, что закрыть любой медиа-орган на самом деле просто – как легко закрыть и радиоканал с такой историей, который столько перипетий испытал за свою жизнь, и выживал, работал в самых разных ситуациях... Но суть в том, что вновь открыть – невозможно. Нельзя начать заново. Это будет другая радиостанция, другой тип СМИ. Уже без ГА.
Л.О-Ф: Да, нам остается только интернет. И, к сожалению, туда вываливают все и всё, что угодно, и о профессионализме чаще всего речь не идет. И, конечно, этим тоже пользуются.
– Время фейков, а не правды. К сожалению, я как интервьюер, заканчиваю на этой грустной ноте. Если у Вас есть что-то добавить оптимистичное напоследок – с высоты вашего опыта, человека, столько пережившего, в том числе и как журналист... какая-то надежда на что-то, где-то, как-то...
Л.О-Ф: Надеюсь на то, что всё еще имеется достаточно талантливых и умных людей, которые будут подавать свой голос и, может быть, это не будет голосом вопиющего в пустыне.
– Ну да, как всегда – маргиналы нас спасут...
Интервью провела М. Адамович, специально для НЖ
i. Послевоенная волна русскоязычных эмигрантов в США включала эмигрантов первой, постреволюционной, волны, а также «вторую волну», состоящую из советских граждан, отказавшихся вернуться в СССР, – военнопленные, остарбайтеры, беженцы. Получая статус Ди-Пи («перемещенное лицо»), они могли эмигрировать.↩
ii. У.А. Гарриман (1891–1986), дипломат, специальный представитель президента в Великобритании и СССР; он же, в частности, отвечал за ленд-лиз, а с 1948-го был координатором Плана Маршалла. В 1950–1951 гг. – специальный помощник президента Г.Трумэна, в 1954–1958 гг.– губернатор штата Нью-Йорк. В 1960-х – заместитель Госсекретаря США по Дальневосточному региону.↩
iii. По воспоминаниям Ираиды Легкой (НЖ, № 280, 2015), «...После того, как профессор Сергей Левицкий ушел из ‘Голоса’ преподавать в Джорджтаунский университет, <...> Я стала вести программу ‘Книги и люди’, выступая под фамилией своего первого мужа Ванделлос». Ираида Иоанновна Легкая (1932–2020), дочь епископа Иоанна Легкого, Русская Православная Церковь за границей. По первому браку – Ванделлос, по второму – Пушкарева (муж – Борис Пушкарев, один из лидеров НТС, сын историка, эмигранта Сергея Пушкарева), поэтесса, переводчица, публицист, радиоведущая; эмигрантка второй волны.↩
iv. Лев Лосев (Лифшиц, 1931–2009), поэт, литературовед и эссеист, эмигрант третьей волны; профессор Dartmouth College, США. С 1983 года вел литературную передачу на ГА. Автор многочисленных книг по русской литературе.↩
v. Игорь Моисеев (1906–2007), советский артист балета, балетмейстер, хореограф.↩
vi. Pomar, Mark G. Cold War Radio: The Russian Broadcasts of the Voice of America and Radio Free Europe/Radio Liberty. Potomac Books. 2022.↩
