Борис Фабрикант

 

* * *

Бог постоял у открытых дверей, 

Вышел, вернулся с ведром. 

Рядом за лесом оставил зверей, 

Печку наладили в дом. 

 

Звонко с поленьев сколол горсть лучин, 

Выбрал в окошке восток,

Первого дня обозначил почин,

Рядом на плашке засёк.

 

Долго кряхтел, прибираясь в хлеву,

И непонятное пел

Взмахом широким косил траву

И в небеса глядел.

 

В печке колышутся тени огня,

Слышно журчание вод.

Руки обтёр, потянулся, поднял

И распахнул небосвод.

 

Звери спускались напиться воды,

Взглядом простор обнял

И улыбнулся, увидев следы,

Глину в руках размял

 

 

* * * 

От времени осталось только завтра, 

Скупая ночь минуты бережёт. 

Мы наши жизни, павшие на карту, 

Кладём, цены никто не признаёт. 

 

Под вой сирен разорванной пружиной, 

Как старое военное кино, 

Всё бывшее мы вывезли машиной, 

А нынешнее бросили в окно. 

 

Тут песенка какая-то играет 

О будущем, распятом на кресте. 

Осталось только завтра, так бывает. 

И счастье снится в бывшей темноте 

 

 

* * * 

Пустынный свет, фонарь, подъезд 

И лестница для привидений, 

Где выше крыши дома влез 

Прохладный месяц невесенний. 

 

Он восходил из-под крыла, 

Чтоб дня перевернуть страницу, 

Где жизнь неслышно подошла 

Проститься. 

 

Ты оглянись и всё поймёшь, 

Под ветви уходя кривые. 

Пей на ночь капли дождевые, 

Потом уснёшь. 

 

Во сне увидишь старый дом, 

Как будто свет не погасили, 

И подойдёшь там за углом, 

Чтоб попросить, чтобы простили, 

 

Где, завершая разговор, 

Нас обнимает старым другом 

И битый бомбой детский двор, 

И месяц кругом 

 

 

* * * 

Здесь, собирая в охапку привычки с куста, 

Так, как всегда, неумело и рано, и мимо, 

Вдруг попадаешь в такие грибные места, 

Где всё надолго, уверенно, неопалимо. 

 

Жизнь, истекая ручьями, уходит в песок, 

Русло оставив в наследство, а может быть, ложе. 

Если счастливые дни, ветер дует в висок. 

Если несчастные, дует, наверное, тоже. 

 

Свет, пробиваясь сквозь листья, забудет узор 

И никогда повториться уже не возьмётся. 

Всё, что случается, долго идёт до сих пор. 

Но, по привычке, не знает, откуда вернётся 

 

 

* * * 

На небе жизнь идёт своя, 

Там облака латают, 

И пограничные края 

За горизонт цепляют. 

 

Не виден в тучах срез луны, 

Немытая погода, 

Там в небесах цветные сны 

В любое время года. 

 

Им гром печальный нипочём, 

Дождь, красота сырая, 

Все притворяются ручьём 

С грозою первомая. 

 

И радужную акварель,

Тумана лист бумаги,

Несёт случайная метель, 

Шары, портреты, флаги. 

 

И длинным светом фонари, 

Резину взяв пошире, 

Сбивают тени до зари, 

Как на площадке в тире 

 

 

* * * 

Девочка с ребёнком на груди, 

Вечности в глазах не убывает, 

Знает всё, что будет впереди, 

Где молитва больше не спасает. 

 

На руках собою не укрыть, 

«Чашу пронеси!» не повторится. 

На копье ни умирать, ни жить, 

На кресте навеки не простится. 

 

А потом никто не говорил.

Он воскрес, и сохранилось слово. 

И признал грехи, и искупил. 

Девочка одна стояла снова 

 

 

* * * 

Когда б родился я немного раньше 

во Львове, где рождён немного позже, 

увидел бы, как гонят по брусчатке, 

рвут платье с мамы, смех, бьют сапогами 

и бьют отца, волочат на коленях, 

подняться больше папе не дают,

как вижу нынче в давней киноленте. 

Мы позже жить приехали во Львов, 

прошла война и не было погромов, 

я вырос и родил своих детей, 

за эти годы жизнь переменилась. 

Немало видел городов и стран, 

и где бы ни был, никогда не знаю, 

когда опять погонят по брусчатке, 

швырнут и больше не дадут подняться, 

ползти заставят к смерти на коленях 

уже совсем от мамы далеко. 

А с матерей сорвут бельё и платья 

и будут снова убивать детей. 

И я не знаю, где это начнётся