Валерий Сосновский

МАНХЭТТЕН (РУССКИЙ В НЬЮ-ЙОРКЕ)
Пора! Облаков догоревшие перья
Исчезли из виду.
Прощай, Стэйтен-Айленд! нескоро теперь я
На берег твой выйду.

Неслышно паром отошел от причала.
В воде отражались
Огни, и безумная чайка кричала,
С печалью сражаясь.

А там, впереди, разгорался Манхэттен.
Сияли галерки
Его небоскребов, как желтых отметин
На угольном шелке.

Зеленая статуя в небо упорно
Вздымала свой факел.
Залив подо мной распростерся, как черный
Мерцающий кафель.

Я видел: под сенью миров бесконечных,
В их призрачном хоре,
Манхэттен вставал, как огромный подсвечник
В надмирном соборе.

Огни расплескались по глади прибрежной,
А в куполе темном
Спасителя лик распростерся над бездной
В окладе черненом.

Сияли и гасли, сияли и гасли
Терновые звезды,
Мерцали в воде, как багровые астры
Из кованой бронзы.

И Бруклинский мост опускался в Ист-ривер
На тонких коленях.
Я думал: «Храни горделивый, игривый
Смешной муравейник.

Храни этот остров, неспешно плывущий,
Свечей не колебля,
Его недешевые райские кущи
И чертовы дебри».

Качался залив, словно на коромысле,
Играя по ведрам.
Огни расплывались, как светлые мысли
Под куполом лобным.

Казалось, я стал невесом и бесцветен,
Из воздуха вылит.
Меня продувал атлантический ветер
Навылет, навылет.

И на берегу я зажег сигарету
У башни Свободы,
Струящей потоки холодного света
Во мрак небосвода.

ТАЙМС СКВЕР

         Владимиру Гандельсману
Площадь Времен,
Средоточье миров и народов,
Сколько знамен
Растворилось в твоих небосводах!
Сотни реклам
На твоих разгорелись фасадах.
Тысячи дам
Потерялись в твоих звездопадах.
Каждый турист
Отражается в стеклах, ликуя.
Ушлый таксист
Выезжает на Сорок шестую.
Воздух гудит
И сверкает незримым трезубцем.
Голубь гулит.
А какое раздолье безумцам!
Голый ковбой,
Чарличаплины и спайдермены:
Фото с тобой
За умеренно низкие цены.
Чудище – как
Там? – огромно, стозевно и лаяй.
Каждый дензнак
Липнет к пальцам шальной Навсикаей.
Крах ли, успех –
Все едино, старо и привычно.
Равно для всех
Ты пленительна и безразлична.

Что потерял
Я, мальчишка из дальних провинций,
В этот аврал
Снисходя, словно некий патриций?
Может, сюда
Залетел самолетик из детства?
Рдела звезда
На крыле под напором зюйд-веста...
Может быть, тут
Ходит девочка с розовым бантом?
Сколько минут
Рядом с ней я подпрыгивал франтом...
Что не найти
Во дворе обветшалом свердловском,
То не спасти
И на торжище жизни нью-йоркском.
Пусть ты лишь сон,
Недоступный родимым осинам,
Площадь Времен,
Научи меня быть гражданином
Всей суеты
И неспешности сложного мира,
Из пустоты
Сотворившим иного кумира,
Дай мне глотнуть
И отведать запретного плода,
Дай мне вдохнуть
Отрезвляющий воздух свободы!
В шумный поток
Я вошел, словно в медленный танец.
Шустро хот-дог
Продал мне озорной мексиканец.

ОБЛАКА НАД ГУДЗОНОМ

         Дмитрию Андрееву
Облака над Гудзоном
Проплывают, легки,
Над беспечным бездомным
У бездонной реки,
Над причалами Челси,
Над отливом волны,
Где когда-то воскресли
Европейские сны,
Над ларьком эмигранта
На Второй авеню,
Над гравюрами Гранта,
Что в кармане храню,
Над манхэттенским летом,
На окраине дня
Догорающим светом
Обогревшим меня.

Облака над Гудзоном
Проплывают, полны
Оглушительным звоном
Неземной тишины,
Над Рокфеллерским центром,
Гуггенхаймом витым,
Я ни взглядом, ни центом
Не пожертвую им,
Над сияньем восторга
Вдоль бродвейских проказ,
Там весь трепет Нью-Йорка
Напоказ, напоказ,
Над своим отраженьем
В хрустале этажей,
Над всеобщим забвеньем
В мишуре миражей.
Облака проплывают
На восток, на восток,
Где ребристый Лонг-Айленд
И Гольфстримов поток,
Над Берлином и Прагой,
Златоглавой Москвой,
Над людской полуправдой
И всемирной тоской,
Над полярною стынью,
Над страной Колымой,
Над местами иными,
Не воспетыми мной, –
Ибо мгла размывает
Очертанья лица –
Облака проплывают,
И нет им конца.

         Екатеринбург