Николай Ник. Браун

Всем матерям российским

Главы из поэмы

СЫНОВНЕЕ ПОСЛАНИЕ

Поэма «Всем матерям российским» была создана в Сибири – в Белом Яре Верхнекетского района Томской области, в режимной ссылке, куда Николай Николаевич Браун был этапирован в 1976 году из политлагеря на Урале, после семилетнего срока[1].

В поэму включены также стихи, написанные ранее: во внутренней тюрьме КГБ на Шпалерной (в тогдашнем Ленинграде, улица Воинова) и в спецполитлагерях: Барашево (в тогдашней Мордовской АССР) и Кучино (в Чусовском районе Пермской области).

Обращенная автором к своей матери, поэма является одновременно посланием ко всем тем матерям, которые были разлучены с сыновьями, вставшими на путь сопротивления или борьбы с безбожным чужеродным режимом, – только что арестованными или уже отбывающими срок.

Короткая, как воззвание, по духовной глубине она охватывает трагедию всероссийского масштаба.

Рукописный экземпляр поэмы был отправлен из Белого Яра, минуя негласный почтовый контроль, с надежной оказией – для «питерских единоверцев» – и был ими сохранен. Являясь документом времени, поэма, предельно сжатая по форме, как будто предназначена автором для устного запоминания.

Поэма состоит из 36 стихов-глав, написанных в разные годы заключения и в режимной ссылке. Мы предлагаем ряд глав из нее.

Георгий Ермаков[2]

1

Запретное сыновнее послание,

Что наизусть затвержено в предание,

Как бы колючей проволоки моток,

Распутываю тайно – видит Бог!

                                                3.03.78

2

Не от себя лишь одного –

От тех, кого давно уж нет,

И тех, чье скорбное родство

Молчит в тисках тюремных лет…

                                                3.03.78

3

Стихи, что в лагере, в тюрьме

Твердил я часто наизусть,

Как в тайнике, хранил в уме,

Чтобы не стерла скорбь и грусть;

Чтобы при обысках тоски

Она их не смогла изъять

И заглянуть в черновики,

Где лишь в разлуке – сын и мать;

Стихи с этапов, что, молясь,

Я от забвенья уберег,

Призвав к ним вдохновений власть, –

Ведь был их вес в пути жесток!

Стихи – что все с одним клеймом,

Как бы с нашивкою бушлат, –

Лишь с верой, что, вернувшись в дом,

Сын все их вслух прочтет подряд…

                                                     23.10.77

4

Всем матерям российским,

Ждущим своих сыновей,

Словно теней стигийских –

Из тюрем и лагерей;

Тем, что их не дождались

И не дождутся вовек

Из подневольной дали,

Где годы кружились как снег;

Тем, что ждать только будут

Не взятых еще никем

Детей, что на воле покуда –

Бессонного сердца причуда –

Тень эха изустных поэм!

                                            5.11.77

6

Сыну – допрос, а матери – сон,

Как будто вышел он на балкон,

Мальчиком – лет пятнадцать назад,

А за ним пришли, увести хотят,

От перил отрывают руки, а он

Кричит, словно с собственных похорон…

И кто там погиб и кто тут спасен?

И сон как допрос, но допрос – не сон.

                                                         28.10.77 

11

Душно за двойною рамой

В камере моей,

Потому что нет от мамы

Из дому вестей,

Потому что слов стихия

Стала мне тюрьмой…

Ах, как душно жить в России,

Боже, Боже мой!

                                    12.10.69, Санкт-Петербург.

                                    Тюрьма на Шпалерной

12

Как самый благостный сигнал

Для утреннего часа, –

Проснулся я и услыхал

Колокола от Спасо-

Преображения, и вот

Увидел мглу сырую,

И к центру площади народ,

Идущий врассыпную.

А в храме – выдачу просфор

И праздничное пенье,

И прихожан нестройный хор,

Молящий о спасенье

Всех гибнущих от нищеты

И страждущих от горя…

И вижу вдруг, как входишь ты

И, постояв в притворе,

Припоминаешь, как хочу

Я быть с тобой, на воле,

И ставишь за меня свечу

Угоднику Николе!

                              1.10.69, Санкт-Петербург,

                              Тюрьма на Шпалерной  

14

Не падайте, матери, в ноги мучителям!

Не стойте ни в очереди к прокурорам,

Ни писем не шлите… ко их заместителям!

Надежду не тешьте бесчестящим вздором!

Что будет – то будет! Лишь сделайте главное:

Найдите в себе материнские силы

Молчать и не славить расправы бесславные,

Когда сына тронула тень от могилы!

                                                   30.10.77

15

Не ходите на Красную площадь!

Не взывайте к рубиновым звездам!

Если сын ваш расстрелян – всё проще,

Если жив – то для муки был создан…

Пусть в Кремле правды нет – и не надо!

Пусть холоп воцарился на хаме –

Будьте чистыми, тепля лампаду,

Сердце слезно омойте во храме!

                                                30.10.77

16

Не ищите спасенья у Спасской башни,

Прошений не суйте зазря часовому,

Живите торжественней и бесстрашней,

Лишась вашей прежней семьи и дома!

И всё-таки новому сыну – без злобы –

Правду откройте, хотя бы вкратце,

С кем ему жить придется бок о бок,

И за какое счастье сражаться!

                                                30.10.77

17

Когда-то лампада у врат тюрьмы,

Теперь – передача в канун зимы.

Здесь горько с неволею рядом стоять,

С одной лишь виной, что российская мать!

                                                30.10.77 

19

Дома не были откровенны…

Как теперь сказать, что не так?

Между нами замки и стены,

Разгляди сквозь них, кто здесь враг!

Ведь и в каждом почти семействе

Так привыкли друг другу лгать,

Что лишь в правде, не в фарисействе,

Обвинить может сына мать!

Ну, а если, не обвиняя,

Что-то знать захочет о нем –

Звезднобратия приказная

Заградит этот путь огнем…

                                    9.11.77

20

Не сорок мучеников – более того!

Не тысячи младенцев избиенных,

А миллионы, запертые в стены

Из лжи и ненависти – братьев пленных,

В безвестьи гибнущих обыкновенном,

Как будто не случилось ничего, –

Десятки миллионов, ныне тленных,

Нашедших с почвой кровное родство…

                                         3.03.78 

22

Говорю для тех, кто способен

Вопреки всему – воспринять

В сверхъязыческой мира утробе,

Что такое без сына мать,

Мать-вдова, от сына безвинно

Отделенная – не навек? –

Полосой огнестрельной, трясиной

И забором, где дождь или снег.

Мать, виновная, что родила,

Прикоснувшись к судьбе-тюрьме,

Ту частицу недетской силы,

Что сломила тюрьму в уме.

                                    12.11.77

23

Листовки, винтовки, бомбы…

О, сколько слегло сыновей,

Воюя с совдеповской пломбой,

Не сорванной с лагерей.

Но тот лишь духом сильнее,

Кто знает – понятно и мне! –

Что всех здесь виновней Идея,

С наручниками извне.

                                    11.11.77

24

Мелькнут года, пройдут десятилетья,

На всё есть свой – земной и Божий суд.

Но всё ж из лагерного лихолетья

Скуёт эпоха цепь скупых минут…

По звенышкам, как чётки, пальцев между

Переберут и вкованные в ней

Мерцанья звезд в решетках, как надежды

Молящихся российских матерей!

                                                3.11.77

25

О Мачеха-Родина!

С диким упрямством

Ты сына, как пасынка, вновь проклянешь:

С Великим безумством,

Единым тиранством,

Где в Зле Неделимом повсюду есть ложь!

                                                5.11.77

26

На суде, со скамьи подсудимых,

Скажут дети мне ваши при вас

То, что вы, в согласьи лишь мнимом,

Так боялись открыть напоказ;

Так боялись побоев и пыток,

Пораженья в псевдоправах –

Звездно-молотно-серпный избыток

Вам внушал суеверье и страх!

А теперь, словно вмиг воскрешенный

Или вынутый вдруг из петли, –

Зазвучит детски-кровно-исконный

Голос молча казнённой земли…

                                                19.11.77

27

На скамье несвободы, в зале суда,

День рожденья однажды отметил свой.

Помню, мать мне приветно кивнула тогда.

Мой ответ – в пару слов – не прервал конвой.

И, кивнув, показала жестом она,

Как когда-то держала меня на руках…

А теперь лишь тюремная держит стена

Крепко так – на неласковых замках!

Кто тюрьмой, кто любовью, кто смертью пленён,

Но не всякому мачехою-судьбой

Дан был день, где, как сын, он от Духа рожден…

Будь от века день благословенен такой!

                                                24.11.77 В день рождения

28

В день именин Заступницы Марии

Увенчан я желанием одним:

Да сохранят тебя мольбы мои ночные,

Как я твоей любовью был храним!

                                    9.08.73, Кучино.

                                    Политлагерь на Урале 

29

Есть на Руси издревле почитанье

Священных богородичных икон.

В них образ материнского страданья

С младенцем – чаще всех запечатлен.

Есть среди них икона «Умиленье»

И «Утоли моя печали» есть,

«Всех Радосте скорбящих» – их значенье

И вспоминать некстати всуе здесь.

Но образ, где в страданье безымянном

Целительная скрыта благодать, –

Пребудет самым ревностно-желанным

Везде, где есть страданье, сын и мать!

                                                3.11.77

30

Свиданье с матерью – всего на час.

В тюрьме, перед этапом, под конвоем.

Сиянье ласковых, усталых глаз,

Прикосновенье любящей рукою

Через барьер казенного стола,

И собственный порыв – навек прижаться

К единственной, что в муках родила

Меня, в эпоху лжи и святотатства,

И детское сознание вины

Перед морщинкой каждой меж бровями –

Над яблоками, что принесены

И стали здесь запретными плодами.

И боль за всех таких же матерей,

Что на беду себе, среди страданий,

Растили нас для тюрем, лагерей,

Для множества смертельных испытаний.

И тяга на прощание в дверях

Перекрестить до встречи облик милый,

Как, может быть, она меня в слезах

У колыбели по ночам крестила…

                  23.06.70, Барашево, Политлагерь в Мордовии

31

За решеткой вагона в окне – полустанок,

Автоматы конвойных и пасти собак,

Пар морозный – и вольный перрон спозаранок,

Жесты тех, кто хотел бы нам бросить табак.

И с младенцем грудным на руках между ними –

Темноокая мать, что нам машет вослед…

Я, конечно, не стал бы речами пустыми

Тормошить эти призраки лагерных лет,

Если б только не вспомнилось, как на Урале,

Вместе с матерью – детскому ль впору уму? –

Мы вагонам таким же рукою махали,

И смотрел я им вслед, как себе самому.

               28.05.70, Барашево, Политлагерь в Мордовии

33

Если вдруг ты на подвиг идешь –

и смертельна расплата,

Если вдруг неудача, тюрьма,

смрадных пыток часы, палачи –

Передай свою жизнь, как записку,

еще не погибшему брату,

Вспомни мать, помолись,

в остальном – до конца домолчи!

                                    2.03.78 

36

Молитесь, матери, молитесь!

За всех, погибших в тюрьмах,

Умерших на этапах,

Замученных в лагерях,

Насмерть залеченных

За стремление к познанию

Ликов Истины.

Молитесь, матери, молитесь!

За всех, умерших в ссылке,

Без вести пропавших,

Застреленных при побеге,

Не вынесших испытаний –

Пропащих душою самоубийц,

За всех, за кем охотится неволя,

Как сыновья в разлуке молятся о вас –

 

Молитесь, матери, молитесь!

                                    1.11.78

                                        Санкт-Петербург

 

1. Подробно о Н.Н. Брауне см.: НЖ, № 276, 2014. С. 378.

2. Ермаков Георгий Иванович (1931–2015) – публицист, мемуарист. Родился в Брянской области, из крестьян. Семья была разорена коллективизацией. Во время войны после 1943 года. Ермаковы были вывезены на работу в Германию, в лагерь под Аугсбургом. По окончании войны вернулись в СССР. Георгий учился в ремесленном училище, служил; в 1960-м закончил Высшее инженерное морское училище. По специальности – корабельный радиоинженер. 20 апреля 1974 г. был арестован КГБ в Ленинграде. Осужден по статье 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». Узник уральских политлагерей дважды: с 1974 по 1978 и с 1981 по 1986. В 35-м политлагере втайне сконструировал радиоприемник, по которому можно было слушать свежие новости по «Голосу Америки» и радио «Свобода». Режимную ссылку после срока отбывал в Кара-Калпакии. В 1986-м был освобожден в связи с пересмотром дела. После освобождения проявлял политическую активность, выступая за декоммунизацию страны, за люстрацию, в конце 1980-х вступил в НТС, с 1992-го – активный соратник Российского Имперского Союза-Ордена. В 1990–2000-е годы принимал участие во многих массовых общественных мероприятиях, митингах, маршах протестов, подписывал правозащитные документы. В июле 1992 года участвовал в Сахаровской конференции узников политлагерей в Чусовом Пермской области, в открытии памятной доски на бывшем бараке 35-го политлагеря на Урале: «Отсюда уходили на волю последние политзаключенные коммунистического режима». Публиковал статьи и мемуары. Предисловие к поэме Николая Ник. Брауна «Всем матерям российским» было написано им в 2007 году. До конца жизни проживал в Санкт-Петербурге, похоронен на Северном кладбище.