Геннадий Кацов

Депеши военного времени

* * *
в пять утра все мы стали другими,
встали в строй, не заправив кровать, –
час спустя в ритме радиогимна
рок послал часть из нас умирать
в жесткий диск от три-ди катастрофы:
храм не спасся, усоп на крови,
и летят низко совы да дрофы
под обстрелом ракетами «вихрь»

мы не те, кем мы были намедни,
мы не будем уже никогда
веселы на просмотрах комедий
и трудны на уроках труда! 
– что-то с миром военным творится, –
краток их новостник в новостях, –
ведь хватает на всех чечевицы
и всё выше и выше наш стяг

вас попрятали под париками, 
надевали чужие очки,
пристреляли с земли светлячками
по подбитому небу в ночи…
был не прав, нам не брат и не сват он,
из таких свита делает труп,
бой кровавый, и правый, и святый,
не в квадрат возведя – тут же в куб

так что, мертвыми стали живые,
дети – выросшими в тот же час:
«тополя» пролетали и выли,
затонул в чернозёме камаз!
плоть за плоть, за отца сын и духа,
ключ от дома, где жертвы лежат,
где суров сериал: в нем два друга,
даже брата, – и каждого жаль 

я другим стал и прежним не буду:
папиросы курю «невермор»,
в мариуполе выжил я чудом,
не попал в николаеве в морг,
и жена фронтовая, смуглянка,
рым пройдя и родной кривой рог,
мне имейл отправляет, из танка 
состоящий, – скупые пять строк

					03.26.2022


* * *
белый мрамор гласных, согласных сухой гранит, 
обожженную глину причастий, пыль деепричастий –
под органом гортани словарный запас хранит
мой язык: от боли охрипший и до хрипа кричащий

мой родной букварь – друг из детства, чьи берега
берегут следы здесь бродивших фраз, как кошек,
стал по образу, да и подобию вроде врага,
«в той зловонной камере», как писал нам юз алешковский*

сам не свой, язык нынче и телится, и мычит,
подчиняясь в «спецоперации» воле свыше:
по приказу, в сортире глаголом готов мочить
и, блюя эвфемизмами, ехать на танке крышей

не хухры, зол зело и злопамятен, ибо велик,
слогом леп, могуч, не картавя и не заикаясь,
он здоровье русское – айболит, чудной доктор-фрик,
вслед за африкой, всюду несёт, на любовь намекая

уж допит, похоже, пустой наполовину стакан
и весной распускается дуля в дырявом кармане:
больше ста миллионов ракетоносителей языка,
кои в целом мире сегодня за гранью понимания

речь расхаркалась матом, будто мотает срок,
ржет и лжет, пав ниже плинтуса, став калекой,
одинока, унижена, тварь! – и в ней я одинок,
как последний глас у идущего к немым человека

					03.24.2022
_______________________
*«Матюкаюсь же я потому, что мат, русский мат, спасителен для меня лично в той зловонной камере, в которую попал наш могучий, свободный, великий и прочая, и прочая, язык…» (Юз Алешковский, роман «Рука»)


* * *
ужасный век: повсюду зона риска,
где каждый мертвый стих лежит, как камень;
похоже, время авелю записку
послать, чтоб он узнал, чем страшен каин

пора, похоже, собирать всем камни:
безухову в нелепой шляпе белой,
трем сестрам, не продавшим сад покамест,
онегину, не занятому делом

лет через двадцать, если будем живы,
какой-то хлопчик скажет, между прочим:
«я помню дом, мы в нем когда-то жили,
бил русский танк в него, прицельно точный»

не жуткий хоррор, не кошмарный сон на
хэллоуин – реальность, факт, не больше:
«ИЗ ОККУПИРОВАННОГО ХЕРСОНА
СЕМЬЯ ЭВАКУИРОВАЛАСЬ В ПОЛЬШУ»

пока веду слова к концу строки я
гляжу, как набухают кровью карты:
сегодня русские прорвались в киев!
сегодня русские бомбили харьков!

и не представить, как идут с повинной
на свете том, где свет сегодня резкий,
встречать детей погибших с украины
толстой и пушкин, чехов с достоевским

					03.19.2022


* * *
морозный вражий март! когда б не бойня
в украйне, проклинали бы погоду, –
нет больше веры и любви к айпаду,
глядишь в айфон – душе и глазу больно:
в пурим осечка и, кропя колоду,
новозаветная бессильна тройня

скрипишь зубами, «мягкой силы» жертва
и раб гипертонического криза
в нью-йорке… не оставит телевизор
надежды никому – раскроет жерла
в живых картинках: край горит карниза
жилого дома, арматуры жерди

розе ветров досталась часть квартиры:
без глаза выбитого тьма глазницы,
как в пустоту раскрытая страница,
она стоит, что задник в зале тира –
на гвоздике семь дырок от цевницы,
потушенной пожарными… для мира

теперь чернеет остов фортепьяно
в чехле из лопнувших от боли струн,
в сыром углу обуглившийся труп, 
быть может, пианиста... дальним планом…
и цедишь чай (сейчас там все умрут),
и хафнера читаешь себастьяна

					03.17.2022


* * *
не убей, господи, раньше срока, не укради
остаток дней, разума не лиши, поиграй, но не мучай –
я не лазил в твой сад за яблоками, выколол на груди
in god we trust! – верил тебе, как мог, вряд ли мог лучше

не воровал лошадей, хотя не доводилось овсом
их кормить, боже мой, зато любил свою собаку:
я ведь дышу твоим воздухом, называю тебя отцом,
не слушаю первый телеканал, а тома вейтса и баха

в моем теле под восемьдесят процентов твоей воды,
я в твой космос уйду, надеюсь, не дальше кассиопеи, –
намекни, сколько в этой судьбе сам накликал беды
на себя, ибо глуп, но иначе давно не умею

ведь стрелял только в тире, так как же за выстрелы все
отвечать я могу: вон их сколько, убитых сегодня!
проросло из погибших домов столько раненых стен,
столько в оспинах бывших дорог, для проезда не годных

смерть, как вид наказания и приговора залог
с обвинением в том, что виной круговая порука…
ты и я (как наскучил один на двоих монолог)!
хоть бы «хм» или кашель ремаркой в ответ – ни звука

					03.12.2022


* * *
разрыв снаряда взгляд со стороны
сейчас сравнит с разверстым стогом сена,
отметив: те, кто не придет с войны,
повсюду, словно вскрытые консервы

тушёнки жир под крышкой живота
под черепной открытой раной шпроты –
здесь, будто после долгого поста,
смерть разложила на холме пехоту

натурализм чрезмерный! видно, вкус
ей изменил, поэтке второсортной:
лежит прямой уликою для мус*
солдат без ног, как будто школьник в шортах

куда ни глянь – кто краше, кто юней
(могли б пойти на памятник победы!)…
четыре всадника сойдут с коней
и сядут в круг: давно пора обедать

					03.10.2022
______________________________
* Международный уголовный суд в Гааге


* * *
– не бери на мушку детей, стариков и баб, –
говорил мне дело бывалый седой бурят, –
если пуля в их теле пропала, тем паче снаряд,
то до смерти за это в ответе твоя судьба

а во двор к саврасовым днем прилетели грачи,
а у суриковых утро казни стрелецкой вовсю!
там вдали художник от бога рисует сюр,
без границ поскольку в ночи в лазаретах врачи

дай же боже перед расстрелом тебя обнять:
мы не брали пленных, не ведали, что творим,
мы ведь твари божии, господи, без ветрил,
без руля и былого в раскосых глазах огня

по пятьсот куинджи на брата и к днепру понтон –
долетит и «скад» до его середины, и даже «град»:
нас куда дорога ведет? как известно, в храм,
а убитых на ней в темноте закопаем потом

					03.09.2022


* * *

мальчишки, забыли вы что-нибудь здесь?
вишь, как по обочинам вас разбросало:
вон в корчах один, как объелся гвоздей,
другой, как набрался хохляцкого сала

что спать не дало в многодневном пути?
язык на допросе раскрыл: шел на киев,
довел всех и сдал, как ненужный утиль,
как скарб прохудившийся души людские

был дан вам приказ, и маршрут, и паек –
стал вашим убийцей, вас к братьям-славянам
пославший: вас ранняя смерть отпоет,
подгонят по росту бушлат деревянный

ребята, ведь вас привели умирать
и всем вы враги, никакие не братья:
здесь выйдет навстречу вам чья-нибудь мать,
чтоб плюнуть в лицо со словами проклятья

вы вторглись туда, где никто вам не рад, 
пошли на одессу, а вышли к херсону, 
но дальше дорога спускается в ад,
где встретит антихрист с болезнью кессонной 

					03.02.2022


* * *

– я всех приглашаю к обеду, – она предложила спокойно,
приветливо, с легкой усмешкой, – ну, как говорится, по коням!

был свет, бил откуда-то сверху; был стол, сервированный пышно,
и в комнате круглой без окон стоял неземной аромат,
и дивный «пинк флойд», но, возможно, и «ногу свело», еле слышно
звучал отдаленно, оттуда, и это сводило с ума

гостей усадила в каком-то порядке, одном ей известном –
набилось порядком, в застолье по-родственному и не тесно:

мой дядя с семьей из херсона, пропавшие без вести в марте;
племянник, убитый под бучей; из харькова шурин с детьми
(жену его из-под завала спасли вместе с пуделем мартой);
сгоревшие в комнатах заживо в ворзеле я и мои

одета, как хиппи, в тунику с привычной к прикиду косою,
горилкой она привечала, ржаным караваем и солью!

на лбах пеплом z выводила – земли всем досталось навечно,
вносила, шутя, похоронки в заоблачный вордовский док:
мы пили до дна, до зеленых (как здесь, так и там) человечков,
и тост поднимали за тостом за тех, кто уже к нам идет

на закусь подали нам печень, сердца, требуху, студень мозга
всех наших врагов незабвенных, земных палачей – здесь все можно

здесь можно, как плов, есть руками, в живую их плоть проникая,
и видеть, как корчатся в муках они наяву и во сне –
от гостеприимной хозяйки ее поцелуи, не кары,
им передавали, надеясь, что скоро им встретиться с ней

она шутовски нацепила себе длинный нос буратино,
«чтоб жизнь удалась, – пошутила, – а то ведь без носа противно!»

и впрямь, это мертвое место пугало, пока было пусто…
но главный вопрос оставался среди бытовых пустяков
о том, что когда душегубов введут, за наш стол их не пустят?
она обещала: в сортире им жрать из цветочных горшков

					04.04.2022