Геннадий Кацов

ШАБАТ

в пятницу вечером улица пуста
на перекрестках – одни светофоры
солнце заходит в свой час неспроста
место главе уступив из Торы

тишь да огонь ветхозаветный, квартал
крыт медью – осень подбирает краски
к входу ажурному в парк, словно к вратам
града небесного с видом райским

нет никого, супермаркет закрыт
нет одинокого странника, нет шествий
и неподвижные облака, будто с поры
когда мир пребывал в своем совершенстве

* * *

                 В день рождения Е. Г.
осень, летит перелетная бабочка,
к створке трюмо прилипая картинкой, –
смотрит в него моя старая бабушка,
сквозь многолетний узор-паутинку,
губы раскрасит привычно помадою
на ночь, пока дед читает в постели,
что бы еще? и попудриться надо бы,
и нанести обязательно тени,
не позабыть бы про веки с ресницами,
ибо, она говорила мне часто:
мало ли кто этой ночью приснится?
знай, с кем во сне суждено повстречаться?

тьму снов спустя – на звезде, на комете ли,
сам это видел, теряя дар речи:
не позабыв об эффектной косметике,
бабушка шла, в нашем сне, мне навстречу

* * *
стакан наполовину пуст
к зиме готовы сани полоз
блестит и от избытка чувств
стакан наполовину полон

судить берусь не по поре
осенней в предвкушенье снега
а по лучу что поправей
того который летом слева

фасадам дождь еще лакать
не больше месяца осталось
уже твердеют облака
приобретая цвет металла

уже бездомный иудей
подъехал к городским воротам
чтоб долгим днем прощать людей
в веках не упустив кого-то

* * *
человек сам себя мелет
и нередко в муку
человек сам себе мелет
не всегда чепуху

никогда не считал мелочь
что в кармане лежит
час за часом прошел – мелочь
а в итоге вся жизнь

твой еще различим мелос
ты еще на пути
но вдали кто-то ждет – мелом
контур твой очертить

и уже на стене МЕНЕ
хотя ты не просил
и зажглись за вторым МЕНЕ –
ТЕКЕЛ, УПАРСИН

К ПЕРВОМУ ДЕКАБРЯ

дни скучны, как сухие лианы, провисшие в тропиках;
в декабре дни морозны, что следствие той мизантропии,
слой за слоем накопленной в срезах знакомых пейзажей
с их смертельной настойкой из корня квадратного с травами,
в этих странных ландшафтах с недобро глядящими странами,
по ночам кем-то сверху посыпанных пеплом и сажей

снег не выпавший солоноват, как в пустыне фантазия,
миражи, где агент цру, эм-ай-сикс или штази я
мир джеймсбондно спасаю от завтрашнего снегопада:
сквер еще не готов, в ожидании ветра он истово
вверх наивно глядит – и взлетает осенними листьями,
как всегда по сезону, ко времени полураспада

в белый рис мякоть солнца закрутит японскими роллами,
завтра рано завьюжит, по мнению метеорологов,
и уляжется город на белое круглое блюдо,
соберутся вокруг облака с ветряными воронками,
мелкой солью начнут посыпать, потрясая солонками…
и, подставив ладонь, кто-то скажет застенчиво: «Чудо!»

* * *
фонограммы в пластинке из пластика,
дивный запах ванили в виниле –
помнишь: юность, звериная пластика,
мы ни в чем никого не винили

вместе с Weather Report жили с музами,
величали амброзией пойло,
и, казалось, собрав звуки музыки,
без труда перешли б свое поле

долгий вечер в Chicago c подружкою,
долгий секс под T.Rex, Френка Заппу –
нам сам Боуи пел над подушкою,
когда мы отлетали на Запад

и Led Zeppelin – в трип вместе с нами, и
Doors скрипел, как петлей, бас-гитарой...
ты ведь слышишь: иголка в динамике
всё шипит и шипит. видно, старая