Елена Улановская

Город, где цвели абрикосы

Тот же город родной. И мотив в тишине.

Тот же город – только мы уже стали не те.

Евгений Столпер

ГЛАВА 1. ВЕСНА

Идея выкопать подвал на кухне трехкомнатной квартиры в центре Луганска принадлежала бывшей Женькиной свекрови, которой нужно было куда-то ставить бесчисленные трехлитровые банки с компотами и абрикосовым вареньем, а разрешение на строительство организовал через знакомых бывший свекор.

То есть свекор и свекровь не были бывшими – они присутствовали в Жениной жизни и в жизни ее детей: ну кто, кроме них, помог бы выкупить смежную квартиру, когда она связалась с кафе?

Еще в самом начале 90-х, как только началась перестройка, Женькины эрудиция и проницательность помогли ей понять, какую ценность представляет эта доставшаяся по наследству квартира на первом этаже с окнами на центральную улицу. В Прибалтике, например, таких кафешек пруд пруди... Кафе Женя назвала «Заря» – в честь местной футбольной команды, ставшей когда-то давно, еще в детстве, чемпионом страны. Эта давняя слава до сих пор давала жителям города право лопаться от гордости.

Может, популярность команды сыграла роль, а может, Женькина удачливость, но за пятнадцать лет трехкомнатную хрущевку удалось превратить в любимое публикой место. А вот разрешение перестроить подвал под бар так и не потрафило получить, несмотря на старые партийные связи свекра... Пока здесь хранились нескончаемые запасы консерваций, в основном из абрикос, и пылились в ожидании летнего сезона складные столы и стулья.

Подвал... Кто бы мог подумать, что всего через пару месяцев ее подвал превратится в блиндаж, а само слово «подвал» приобретет совсем другое значение...^[1]

...Подружки задерживались. По понедельникам кафе не работало, и они собирались у Женьки позавтракать и обменяться новостями. Женьке позарез нужен был этот выходной день, а партнера, на которого можно было бы оставить бизнес, у нее не было. То есть еще недавно он был...

Со Славиком –  другом детства и одноклассником – у Женьки были давние и не только деловые отношения. Он стал ее первым мужчиной, и им обоим понадобилось много терпения для этой любви. Тем не менее, любовь не помешала Славику присвоить общие деньги и открыть другое кафе – напротив, через дорогу. Точнее, открывалось оно как бы на них двоих, а оказалось Славиной собственностью и конкурентной организацией...

К счастью, вдоль проезжей части посадили аллею абрикосовых деревьев, и с середины апреля до середины июля два заведения разделяла сначала бело-розовая пена цветов, потом зеленая масса листвы, куда в июле вкраплялись оранжевые блики созревших абрикосов; до конца октября кроны постепенно желтели и редели и с приходом ноября обнажались окончательно. Зимой, когда деревья превращались в сплошную черно-белую графику, Женя вешала красные в клеточку занавески, сшитые еще бабушкой Зиной, – давно, когда это окно было окном их домашнего очага...

Женька отодвинула шторку. Начинался апрель, и до цветения оставалось недели две-три... В кафе конкурента и бывшего любовника Славика зашли люди в камуфляже, человек двенадцать. Она издалека, кажется, узнала того военного, который в субботу обедал у нее в Голубом зале.

Она прикусила губу от досады... Российские военные – самые лучшие клиенты: пьют, едят, денег не считают, официанткам дают на чай и говорят комплименты... Черт, нужно открываться и в понедельник: кто знает, сколько они еще пробудут в городе? 

В дверь постучали условным стуком – девчонки, наконец-то! Ввалились взъерошенные, что-то начали рассказывать, перебивая друг друга. Женька побежала на кухню делать капучино: запах свежемолотого кофе – кого он не успокоит! 

Она еще утром накрыла столик в Розовой комнате – они в кафе «Заря» разделялись по цвету: Розовая для завтраков, Голубая и Зеленая – для обедов, ужинов и корпоративных вечеринок. Конечно, в начале 90-х никаких строительных материалов еще не было. Цветовая гамма создавалась непросто – хорошо хоть, зеленая краска всегда была в достатке (все коридоры в городских школах до сих пор этого тяжелого травяного оттенка). Женьке пришлось долго колдовать, перемешивая ее с белой. То же самое и с синей краской – целая банка ушла только на эксперименты, чтобы получить нежно-голубую. Красную и желтую прислали из Польши – шли по цене хорошего армянского коньяка! Эти цвета были нужны, чтобы получить розовый и добавить зеленому лимонный оттенок.

Сегодня – другое дело: в Розовой комнате две стены оклеены итальянскими тиснеными обоями, а третья, напротив окна, покрыта панелями из новомодного полупрозрачного пластика, преломляющего дневной свет в розовый... И конечно же, огромные зеркала, чтобы визуально расширить пространство. Голубая и Зеленая выполнены в более консервативном стиле. На окнах тяжелые плюшевые портьеры, скрывающие неприглядный вид во двор, и никаких стульев – только мягкие кресла и диваны...

Рассказывать начала Лера, которая, судя по всему, и была очевидцем произошедшего вчера вечером. Она жила прямо напротив здания СБУ^[2] на улице Советской, в одном доме и в одном подъезде с родителями Женькиного бывшего мужа, – они же и помогли ей сюда вселиться, когда она вернулась с долларами из Ливии.

Свекр со свекровью гостили у сына в Якутске – он так и остался там после развода. Честно посылал «северные» алименты, отступился от квартиры – плата за измену... Родители уехали – и слава богу, – как бы она бегала на Советскую их проверять? У свекрови проблемы с сердцем: в любую минуту может понадобиться «скорая». А там вокруг дома и в СБУ черт знает что творится!

Но еще удачнее, что дети увязались за бабушкой и дедушкой на весенние каникулы. Сначала Женя была против: чего они будут болтаться там у отца – лучше пусть в кафе помогают. Но когда сын отрапортовал, что отец нашел ему работу на лето и он хочет на практике понять то, что он будет учить в теории, ей было нечего возразить. Сын собирался поступать в Институт нефти и газа – он земными недрами интересовался с самого детства и места разломов на тектонических плитах знал наизусть. Куда бы они ни ездили – первым делом проверял место на возможность землетрясения...  

Дочка же, развитая не по годам одиннадцатилетняя девица, так умело, со слезами на глазах, притворялась, что истосковалась по папочке, так убедительно говорила о недостатке мужского влияния в ее воспитании, что Женька скрепя сердце согласилась отпустить и ее.

...Лера наслаждалась капучино. Как эта расторопная Женька ухитрилась заплатить за итальянскую кофейную машину – одному богу известно... Вообще – кто бы мог подумать, что у нее откроются способности к бизнесу? Такая правильная была, отличница, даже в комсомоле немного побыла...

Лера с Женькой – с первого класса в одной школе, а потом вместе перешли в другую, в спецкласс по математике. Кому нужна эта математика сейчас? Женьке – считать разбитые кофейные чашки? Или ей, Лере, врачу-анестезиологу, – сколько кубиков лекарства ввести? Впрочем, как говорила бабушка, знания на носу не висят и образование – это самое важное, что остается с человеком. Эту же мысль Лера старалась внушить сыну, и ее труд – уроки английского, на которые она его таскала и в дождь, и в снег, и в жару; кубок Украины по гимнастике – опять же в любую погоду, ну и золотая медаль, – все это помогло ему поступить в американский университет.

Конечно же, больше всего помогли доллары, которые Лера заработала в Ливии. Ливия многое дала и ей самой: и бесценный опыт, и английский язык, и роман – ее тяжелая любовь, – как говорят по-английски, «toxic relationship», – конечно же, с хирургом, единственным хирургом в их бригаде. Так же спокойно, как он разрезал скальпелем кожу пациента в ходе операции, он исполосовал ее сердце... К счастью, она смогла с этим покончить... Три долгих года ушло на реабилитацию. Даже после самой тяжелой операции человеку нужно в два раза меньше, чтобы восстановиться...

Но теперь в жизни Леры наступила благополучная полоса. Высокая голубоглазая блондинка – чем не Мэрилин Монро? – она вдруг была вознаграждена любовью легкой и красивой, – кто бы мог подумать, что такое бывает! Цветы, подарки, шампанское, поездки в Крым... Всё, как в мыльной опере, но настоящее, – она точно знала, что настоящее. Самым настоящим и желанным был Юрочка, ее муж, – уже год как по бумажке, а два – по жизни, и с каждым днем она влюблялась в него всё больше и больше.

Лера зажмурилась, вспомнив теплые руки Юрочки и представив, как он берет в ладони ее лицо и говорит:

«Доброе утро, красавица моя!» – каждое утро, каждое утро теперь, когда они официально съехались и просыпаются в одной кровати...

Прошлой ночью они вернулись из Варны, куда ездили на недельку отдохнуть от Майдана^[3]. Победа – ее нужно было отпраздновать! Но как только они вернулись домой в Луганск, праздничное настроение испарилось. Город бурлил: повсюду прокламации, митинги, толпы каких-то сомнительных личностей, на вид – просто бомжи или уголовники, которых всё подвозили и подвозили на автобусах из области. По улице пройти невозможно: дороги завалены шинами, троллейбусы не ходят – сейчас от больницы до Женьки добиралась час, а тут ходу пятнадцать минут! И везде российские военные...

Женька подошла к окну Розовой комнаты. Из кафе напротив выходили довольные расслабленные вояки – видно было, что спешить им некуда. Тут у нее возникла идея.

– Девочки, на абордаж! Мне нужны эти клиенты: сейчас переодеваемся и выходим! Выставляем столы на улицу – весна! Там будут пить пиво. Ну как в Чехословакии!

– В Словакии, – поправила Лера, – ну и в Чехии, отдельно: это две разные страны.

– Ты о чем? – серьезно, как всегда, спросила Рената.

Женька уже тащила ворох одежды: короткие черные юбочки, белые, с плиссировкой, фартучки, накрахмаленные наколки. Это была униформа официанток для обслуживания специальных приемов и корпоративных вечеринок. Сама Женька переодевалась на ходу, сбросив спортивные штаны и воспользовавшись шикарным зеркалом в зале, только чтобы приспособить наколку.

– А колготки? С ума сошла: на улице холодина! – закричала ей вслед Милена.

– Тепло и солнце, – махнула рукой Женька, переврав Пушкина, – скорее выходите!

Она уже протискивалась сквозь входные, вернее, выходные двери со столиком на колесиках и с тремя запотевшими литровыми бутылками «Жигулевского».

– Вот вы не хотите говорить о политике, а всё будет, как в Крыму, – безапелляционно заявила Рената, – Россия приберет нас к рукам.

Она уже застегивала коротюсенькую юбочку. Колготки у Ренаты, конечно, были: она никогда не позволяла себе расслабляться и всегда была в офисном прикиде – обязательный пиджак, контрастного цвета платье; натуральные материалы, приглушенные цвета – ничего броского. Но длина – только мини.

– Ноги уж больно красивые, грех прятать, – шутила Рената, хотя это была чистая правда.

Рената в их женской компании считалась самой деловой. Училась на экономическом, на дискотеки не ходила, подрабатывала по вечерам бухгалтером. Так после выпуска и продолжила – уже в фирме мужа Леонида: практически все делопроизводство взяла на себя. Леонид, как многие в 90-х, организовал кооператив, потом про-изводственный цех, а выкупив цех, постепенно превратил его в завод. И начинали-то с каких-то трубочек для машин, а закончили шлангами высокого давления. Работали с Германией, Венгрией и еще то ли со Словенией, то ли со Словакией – куда только Рената ни ездила! Ну и трубочки продолжали делать по специальным заказам, особенно для военных заводов. Трубочки эти, оказывается, нужны были не только для машин, но и для танков и бронетранспортеров.

Про все это Рената подолгу рассказывала... Мужа она иначе, как «Леонидом» не называла, а ведь они все учились в одном институте: девчонки иногда в ее отсутствие подшучивали, что Рената и в постели называет мужа Леонидом, а может быть даже по имени-отчеству: Леонидом Марковичем.

– Зеленые вежливые человечки^[4], берегитесь! – Рената придержала длинной ногой дверь, чтобы выпустить Леру.

– Меня знает весь город, как я в таком виде появлюсь на улице? – тормозила та...

– Весь город знает тебя в хирургическом халате и в колпаке, со спрятанными волосами и в очках. Сними очки, распусти волосы: ты же блондинка! – командовала Милена.

Ее роскошные формы с трудом помещались в блузку, рассчитанную на студенток, подрабатывающих официантками, но именно она, сумев-таки застегнуть юбку, выглядела суперсексуально – просто Кардашьян номер два!

– Берегитесь, зеленые вежливые человечки! – повторила Милена за Ренатой. – Я чувствую себя участницей французского Сопротивления; им тоже приходилось кокетничать с нацистами.

Когда заходила речь о России, Милена из роскошной осетинской красотки превращалась в озлобленного политического обозревателя:

– России верить нельзя: знаем мы этих вежливых зеленых человечков! Вон Грозный с лица земли смели...

– Так осетины же сами чеченцев ненавидят! И религия другая. Русские им ближе: тоже христиане.

– Это наши дела и наши разборки, кто кого ненавидит! Мы столетиями рядом жили – и ничего! Это как в семье: чужой не суйся... А тут такое... У меня же в Грозном родственники! Вы даже представить не можете, какой это был ужас: кровь, бомбежки...

– Боюсь, что скоро представим, – Лера посмотрела в окно.

Через дорогу «вежливые зеленые человечки» смеялись, курили, сплевывали, между прочим, в урны, которые Женькин бывший предусмотрительно поставил с двух сторон от входа в кафе... Весна стояла ранняя – такое тепло, такой запах! – вон сколько ждали: всю долгую, тревожную зиму Майдана.

Судя по взглядам военных в их сторону, те наблюдали за манипуляциями Женьки, которая уже жонглировала холодными бутылками пива. Двое двинулись в направлении «Зари».

– Очень много военных в городе, не к добру это... – со знанием дела заметила Лера; проработав четыре года в ливийских госпиталях, «в горячей точке планеты» она научилась разбираться в таких вещах с первого взгляда. – Как бы Луганску не стать горячей точкой...

– Берем каждая по несколько пивных кружек и выходим! – торопила подруг Рената, – Женька там уже точно всю попу отморозила.

В дверях она столкнулась с высоким военным, которого Женька, видимо, отправила за столами.

– Где тут у вас подвал? – спросил он, протискиваясь между дверью и Ренатой и одобрительно поглядывая на расстегнутую пуговичку ее униформы.

– Там, – Рената махнула головой в сторону кухни, еле удерживая под левой рукой пачку пластиковых меню, а правой прижимая к животу пивные кружки.

– Сергей, – военный протянул руку, не вовремя решив представиться. Глаза у него были голубые-голубые. «Как русские васильки», – всплыло из закромов памяти затасканное школьное сравнение. Рената машинально протянула руку, и два пивных бокала шарахнулись на пол.

– Извините, но это, как говорится, на счастье, – военный наклонился за осколками.

– На счастье, на счастье! – Женька уже неслась со щеткой в руках, подметать, Рената держала дверь, смутившийся военный отправился в подвал, а с улицы задувало такой весной, что счастье было, конечно же, единственным возможным вариантом...

ГЛАВА 2. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Павлик проснулся с ощущением счастья. Сегодня 28 апреля, и сегодня ему исполняется шесть лет! Можно надеяться, что родители знают, что ему подарить. Сейчас он откроет глаза и увидит коробку. Может, коробка будет завернута в подарочную бумагу – с маленькими мишками, как в том дорогущем магазине. Или с роботами! Ха-ха: «Коробка с роботом в бумаге с роботами». Ему стало щекотно от смеха; он открыл глаза, осторожно скосил их на столик с лампой... Ничего. Он сел в кровати, огляделся вокруг... Не может быть... Неужели родители забыли? Забыли про его день рождения? Конечно, сегодня придут гости – друзья со двора и из садика, будет много детей и много подарков, но кто знает, какую ерунду они принесут?.. Очередную «Монополию» или – еще хуже – шашки... А то еще одежду... Это просто отвратительно: нужно запретить дарить детям одежду на день рождения! Вообще!

Не на шутку расстроившись, Павлик соскочил с постели и полез под кровать: может быть, там сюрприз?

В этом положении, с торчащей из-под кровати попой, его и застали родители. Слава богу, с подарком! С роботом! Такой, как надо: с управлением! Без подарочной бумаги, правда...

Вчера мама и папа весь день провели у телевизора. Павлик даже заволновался – когда они в магазин-то игрушечный успеют сходить? Папа, тоже Павел, все приговаривал: «Всё – это конец света, конец света!», а мама ласково так, как ребенку, ему: « Павлик, ну что ты так переживаешь? Вот увидишь – всё еще будет хорошо...» Конечно же, хорошо – как же может быть нехорошо, если завтра его, младшего Павлика, день рождения!

...Вот он и пришел – его день! Торт, который украшали вчера с мамой, настаивается в холодильнике, после садика друзья придут, а до этого ему обещано мороженое в кафе «Заря» и фильм в новом кинотеатре – новый, про роботов. «Новый фильм в новом кинотеатре!» – Павлик опять рассмеялся.

– Вот, держи! – Папа уже открутил робота от коробки (и как всегда пошутил, что десять китайцев это прикручивали) и вставил батарейку. – Держи! Он будет тебя защищать! У нас тут вчера Луганская Народная Республика образовалась: теперь каждому нужен будет свой защитник. Тем более, что автоматы раздают всем, особенно бомжам и уголовникам...

– Павлик! – осадила мама отца. – Не при ребенке...

– Он уже не ребенок, ему шесть лет!

В дверь позвонили: почтальон принес извещение на посылку от бабушки. Павлик-младший даже зажмурился от счастья. Ему наконец-то исполнилось шесть лет, на почте ждала посылка, день обещал быть совершенно замечательным и, конечно же, не концом света, – а самым что ни на есть началом...

ГЛАВА 3. ЛЕТО

У Ренаты с Леонидом не было детей. Друзья шутили, что для них ребенком стал их бизнес, их завод. Завод действительно был их общим ребенком – выношенным, выкормленным, взявшим лучшие гены от мамы и от папы... И все-таки, то была лишь полуправда. Хотя бизнес – один, они чувствовали себя многодетными родителями, потому что все люди, которым они давали работу на их предприятии, немедленно подвергались «усыновлению»... Рената не тешила себя иллюзиями.

Да, всё было на ней: подарки детям заводчан на Новый год и огромная елка в приемной директора; собственный детский лагерь на Северском Донце и там же – летний дом отдыха (это на двести-то человек работников!); заводская столовая с современной кухней (оборудование, между прочим, из Дании), где Рената дежурила наравне со всеми. И это помимо ее непосредственной работы главным бухгалтером и финансовым директором!

Работа на их предприятии считалась самой надежной в городе, – и в этом, как и в том, что даже в самые лихие 90-е все друзья и родственники были пристроены, – во всем этом, конечно, была заслуга ее мужа – добрейшего и умнейшего в мире человека, который, между прочим, любил ее еще со школы. Подружки могли сколько угодно шутить по поводу того, что она, Рената, называет его в постели Леонидом, но после неудачного брака в Питере с сыном декана экономического, откуда ее выперли якобы за неуспеваемость, а на самом деле – за несколько абортов, – она знала точно, в чем секрет удачного замужества и удачного секса... И в постели называла мужа всякими ласковыми именами, которые никому открывать не собиралась. Теперь приходилось отстаивать свои женские бастионы на фоне молодых секретарш, программисток и даже официанток, для которых ее муж стал всемогущим Леонид-Марковичем, а не прежним бессловесным ботаником-отличником в очках да с еврейским чубчиком...

Луганская народная революция, победившая в апреле, как и всякая революция, больно ударила по их семейному бизнесу. Было непонятно, как привозить товар, как вывозить продукцию, какими деньгами платить и чем платить вообще. Сегодня Рената собиралась посетить новую администрацию, чтобы перерегистрировать бизнес и наладить личные знакомства. Наслышавшись о том, что в руководстве республики много боевых командиров, она, на всякий случай, надела приготовленный для таких особых случаев деловой костюм, с юбкой покороче... Заодно и к Женьке в кафе зайдет попить кофе... Интересно, крутятся ли еще там эти русские военные?

Не то чтобы васильковые глаза не давали Ренате покоя – но лодочки на высоких каблуках она предусмотрительно положила в сумку. С утра выйти не получилось: отчет за прошедший месяц выглядел просто устрашающе... А после обеда плохо приходить в любую контору – никому уже работать не хочется. Государственная служба везде одинаковая: до обеда борьба с голодом, после обеда – со сном... Но, может быть, если ты на службе у революции, то всё по-другому?

Ехать пришлось на такси – их водитель застрял на таможне. Такси припарковалось у знакомого здания, и было странно видеть новые флаги, людей в пятнистой форме... Вспоминались старые фильмы об Октябрьской революции – интересно, так же тревожно было тогда? Спокойнее? Страшнее?

Пока Рената раздумывала, надеть ли ей туфли сейчас или подождать до кафе, и выискивала на дне сумки кошелек, где-то совсем рядом страшный удар сотряс машину – дым, звук разбитого стекла. Взрыв? Мужчина на противоположной стороне сквера начал валиться набок, и у него из плеча – там, где должна быть рука, просто как в фильмах ужасов хлестала кровь... Через секунду все скрылось в дыму...

– Закрой дверцу! – заорал водитель, круто матюгнувшись. Он дернул машину так, что Рената повалилась на него; таксист отпихнул ее, продолжая материться, вывернул руль, и машина помчалась через площадь, чуть не сбив нескольких человек, бежавших от столба дыма, поднявшегося на месте взрыва... Навстречу уже неслись «скорые»... Рената оглянулась по сторонам – как раз проезжали мимо кафе «Заря».

– Остановите здесь, пожалуйста!

Таксист резко затормозил. Видно было, что он ошеломлен случившимся, но счастлив, что выбрался из переделки с целой машиной, которую тут же начал осматривать, не поленившись выйти. Подробности кровавой сцены, с которой они только что сбежали, ему с водительского сиденья видно не было.

– Счастливчик, – подумала Рената, глядя вслед отъезжающей машине. Ей пришлось прислониться к дереву, ноги не держали... Волосы? Нужно бы посмотреть в зеркало, но как его достать из косметички? – Руки дрожат: пожалуй, она и чашку кофе сейчас не удержит... Рената точно знала, что эта оторванная рука станет для нее теперь символом Луганской народной революции. Если не придется пережить чего-то похуже...

Она осмотрелась. Вокруг было тихо; абрикосовые деревья перед кафе «Заря» мирно шелестели листвой под легким июньским ветерком и хвастались друг перед другом недавно вылупившимися зелеными абрикосами. Через месяц оранжево-красные, перезревшие фрукты начнут осыпаться с веток и ковром накроют тротуары, и Женя будет ругаться, что к столикам не подойти, не поскользнувшись и не размазав пару абрикосов по асфальту. Сама же будет по вечерам ведрами собирать ничейную собственность и варить под руководством свекрови густое абрикосовое варенье, закатывать банки с компотом и печь свои знаменитые пироги...

Немного успокоившись под прохладной аркой, Рената вошла в кафе со двора, с заднего входа. Лодочки надевать расхотелось.

Из железной двери с надписью: «Только для работников кафе» выскочил военный, на ходу заправляя форменную рубашку в брюки и затягивая ремень. Случайно зацепив Ренату плечом, он извинился, стрельнув уже знакомым васильковыми взглядом, и скрылся за углом. Вот Женька дает! И тут успела...

Та, конечно, была уже при полном параде, когда Рената вошла, – такую врасплох не застанешь...

– Ты знаешь, что случилось? – Женя встретила Ренату вопросом прямо с порога.

– Я там была... у здания администрации, – устало сообщила Рената, предвидя, что ей придется рассказывать о страшной сцене в центре города.

– Да нет же! На квартале Мирном, у Милены! Ты знаешь, что там стреляют с утра? Прямо с крыши ее девятиэтажки – в пограничников. А те не могут даже ответить – это же их дом! Ополченцы обстреливают пограничную базу, где ее муж служит! Ты себе вообще представляешь, что это значит?

– Я всё утро с отчетом возилась... Ну, знаешь, как всегда: дебит с кредитом не сходится...

– Тебе, как всегда, только дебит и кредит интересны! Тут практически война началась!

– Так уж и война... – Ренате не хотелось говорить Женьке, что война идет гораздо ближе, чем та думает: прямо здесь, на площади, в центре города.

– Сережу вызвали срочно: военная тревога, – продолжала нагнетать Женька, – я дала ему адрес Милены. Если будет там, может, сможет их вывезти...

«Это зависит от того, какой он получит приказ», – возразила про себя Рената, а вслух съехидничала:

– Быстро же он у тебя стал Сережей.

– А ты его глаза видела? – засмеялась Женька вместо ответа. 

– Давай уж, вари кофе... – буркнула в ответ Рената.

ГЛАВА 4. ВОЙНА

Милена не сразу услышала телефонный звонок. Она стояла у окна, смотрела на вспышки взрывов на базе и не могла заставить себя спуститься в подвал... Она прекрасно понимала, что если с пограничной базы ответят на стрельбу, то снаряды могут приземлиться прямо у нее в квартире. Но на базе Саша... Ее муж, ее любимый... Бежать к нему, спасать, закрыть собой!

Как же! Милена вспомнила, как Сашка всегда возмущался, когда в фильмах девушка героя бежала его спасать и, конечно же, только усложняла ситуацию, часто ставя возлюбленного на край гибели. Ну, для фильмов это было необходимо – конфликт усложнялся и усложнялся, потом всех плохих уничтожали, и герои оставались вместе...

Милена наконец-то услышала звонок. Хорошо, что они на девятом этаже: хоть мобильная связь есть. Это был Денис.

– Мама, я у Влада, у нас всё в порядке. Я знаю, что бомбили в центре, но в Восточных кварталах тихо... Что у вас? Я знаю, там стреляют в наших пограничников, в папу! Я сейчас приеду; Владу отец оставил машину.

– Нет-нет! – Милена закричала. – Нет, папа здесь, мы в подвале, мы в безопасности! – в отчаянии врала она сыну...

– Папа с тобой? – голос сына упал: – Он что, дезертировал? Они же там воюют за родину, за Украину...

Милена не знала, что сказать.

– Мама, мама! – надрывался в трубке Денис.

Милена нажала кнопку «закрыть». Просмотрела пропущенные звонки: Женька, Лера, Рената, кафе «Заря», опять Рената, Леонид... Сообщение от Леры: «Что у вас? выезжаю на «скорой»».

ГЛАВА 5. В ПОДВАЛЕ

Павлик стоял у окна и смотрел, как с крыши их дома летят снаряды к пограничникам. Смотреть было интересно – почти так же, как играть в видеоигру, где стреляют. С другой стороны, он за пограничников немного переживал: все-таки они были веселые и всегда пускали Павлика с друзьями на базу, давали посидеть в военных машинах, а летом не запрещали рвать с деревьев у ограды еще зеленые абрикосы, от которых было так кисло во рту, что выступали слезы.

Когда мама сказала, что пора спускаться в подвал, Павлик очень обрадовался. Во-первых, по радио объясняли, что в подвалах безопасно, особенно, если взять с собой еду. Во-вторых, от мамы он слышал, что папа тоже сидит в подвале, поэтому так давно не приходил домой. «А вдруг, – размышлял Павлик, – подвалы где-то там внизу соединяются, и они с папой встретятся?»

На лестнице настроение у него еще улучшилось. С соседями спускалась та самая хорошенькая девочка с четвертого этажа и пожилая тетя с пятого, у которой кошка должна была вот-вот родить котят.

И она родила, прямо в подвале! Настоящих, живых: двух черных и одного серого.

– Слава богу, – вздыхала соседка, – только трое: меньше греха на душу...

– Про что она говорит? – Павлик попытался было выяснить у матери, но та только махнула рукой.

Из-за этих котят у Павлика не было времени проверить, есть ли здесь ход в другие подвалы, чтобы найти папу. «В другой раз, – сказала мама, – нам еще придется тут побывать, судя по всему.»

А самым главным трофеем этого замечательного дня было обещание мамы взять домой одного котенка. Серого, конечно. Зачем ему черный – плохая примета! Это все в подвале сказали, и девочка тоже. Звали ее Анна, Анечка – так называла ее бабушка. Про маму и папу ее не было понятно, где они и что с ними, но Анечка виду не подавала, что переживает...

Чтобы получить котенка, Павлик даже немного слукавил и поплакал, что соскучился по папе. Тут мамино сердце не выдержало, и они с соседкой договорились, что как только кошка перестанет кормить, серый котенок перейдет к Павлику. А пока он может его навещать на пятом этаже... И имя он котенку уже придумал – Зарёнок, как папина любимая футбольная команда «Заря».

ГЛАВА 6. КОНЕЦ ЗАСТАВЫ

Сашка впервые увидел Милену в троллейбусе. Что его поразило больше всего – ее улыбка. Улыбка у нее была нездешняя и обещающая рай...

Если по-честному, ждать этого рая пришлось очень долго: девушка с Кавказа – специальный подход требовался... Слава богу, хоть не мусульманка, а то бы в ислам заставили перейти... Милена была осетинкой, подмешалась, правда, и чеченская кровь: да вот хоть на Дениса их посмотри – чистый чеченец! Когда сын в Москву на соревнования ездил, очень они с Миленой переживали... Там «нацменов», как их презрительно называют, сильно не любят...

Правда, тогда Сашка, студент физкультурного факультета – косая сажень в плечах, – о таких вещах, конечно, и не думал. Все годы в институте он вел секцию по дзюдо – кому угодно мог влепить по первое число, если что... Он и сына учил не давать себя в обиду...Да кому это сегодня поможет? Вон, посмотри, какого оружия напридумывали – и всё в свободном доступе! Любой подонок может взять в руки автомат – и пиши пропало... Вот ведь какие мысли лезут в голову, когда лежишь за бетонным укрытием и отстреливаешься. Они, военные, в отличие от гражданских, знали, что это случится... Но что это случится вот так – поверить было невозможно.

Особенная подлость состояла в том, что стреляли по части из их домов – где были их жены и дети. Конечно же, пограничники просили артиллеристов не отвечать.

Еще не давала покоя мысль – а кто они, эти враги? Стреляли парни, с которыми они жили в одном городе, болели за одну команду, возможно, учились вместе, а может даже пили пиво в одной компании... Были, конечно, и русские военные, но Бог им судья...

Про Дениса Сашка знал, что после вчерашней тренировки тот остался у друга в Восточных кварталах, а вот Милена... Милена дома, и можно только надеяться, что спустилась в подвал... Скорее всего, стоит у окна и сходит с ума, а то еще мечтает, как бы кастрюльку с долмой ему принести... Ненормальная... Преданность Милены была преданностью настоящей восточной женщины, и в мирное время Сашка этим очень гордился.

Их, пограничников, оставалось не так уж много. Зеленых срочников-новобранцев он, как командир заставы, постарался отправить по домам. Родные приезжали по ночам и успели забрать пацанов до начала бойни. Женский медперсонал он тоже отослал – не до них... Хорошо, что он натренировал свою постоянную команду, не давая им покоя ни днем, ни ночью. И перевязкам тоже учил, кстати... Перевел на казарменный режим, сам жену не видел уже пару недель, – даром, что она под боком, вон в той угловой девятиэтажке. Готовы окопы, есть бетонные заграждения и продовольственный склад полон. Оружия, оружия маловато! В коротких перерывах между перестрелками Сашка названивал командованию – еще оружия!

Помощи не будет – его никто и не обнадеживал. Есть раненые... За ними ухаживает дед, из соседей: он тут летом абрикосы собирает... Вовка-балагур замолчал – неужели что-то серьезное? Для поднятия духа включили через громкоговорители украинский гимн. Невероятно, но в бинокль Сашка видел, что вдоль шоссе останавливались зеваки: посмотреть на канонаду... А если случайный снаряд залетит? Любопытству и пофигизму людей нет предела! Неужели им не страшно?

А вот ему было страшно. Хоть он и командир. Страшно всерьез. За своих ребят, за Милену, за Дениса, – да и за себя... Украина? Где она, та Украина? Где она, когда под ее гимн нас расстреливают?

...Но, видно, есть где-то Бог: прислали-таки самолеты. Всех в убежище! Раненых, раненых первыми! Вовка где? Дышит?

Самолеты сработали четко. Когда бомбы ложатся – мало не покажется, земля дыбом... Конечно, нападающие разбежались, но надолго ли? И тут раздались сирены «скорых».

...«Военный совет» собрался в квартире у Милены. Лера, анестезиолог в детской больнице, работала на «скорой» на общественных началах. Туда же напросилась и Женька – ей выдали белый халат. Рената с Леонидом вернулись – везли свою продукцию в Краснодон, а там уже русские войска, то бишь ополченцы... Развернули.

– Это уже не Украина. Куда трубочки везете?

В хорошие времена Лера всегда шутила, что им нужно газоотводные трубочки для младенцев изготовлять и по всему миру продавать... Старт-ап! Простое и элегантное решение вечной проблемы колик у новорожденных! Но сейчас как-то не до шуток...

Последним подъехал Юрочка – Лера его иначе и не называла. Вся прямо таяла, когда смотрела на мужа. А Женька всё утро не отходила от окна, будто высматривая кого-то... Остальные делали вид, что не понимают, кого она хочет увидеть. За одну ночь мир разделился на своих и чужих, и слово «враг» приобрело плоть и кровь.

Юрочка, как настоящий журналист, еще успел взять интервью у нескольких очевидцев вчерашней атаки на пограничную заставу. Найти их было трудно, Сашка сразу после приказа отступать распустил всех по домам, раненых забрали «скорые»...

– Почему ты у меня ничего не спрашиваешь, возьми у меня интервью, – кипятился Сашка, размахивая руками. – Почему у этих лохов?

– Потому что ты военный, на службе... И мнение твое предвзятое: зависит от того, кто за эту службу платит. А они – свободные люди; это называется «демократия».

– Демократия, еханый бабай! Демократическое их мнение зависит от зомбоящика! От того, кто за рекламу в телике платил!

Но спор продолжать не хотелось. Не до теорий было сейчас: случилось страшное – Денис пропал. Единственный на всю их компанию ребенок, оставшийся в городе, исчез вместе со своим другом Владом. Им по 17 лет, и это еще хуже... Они, конечно же, воспользовались машиной отца Влада и поехали спасать – но кого? Родителей? Погранзаставу? Украину?

– У меня есть знакомые в отделе информации ЛНР, – снова заговорил Юрочка, – я попытаюсь что-нибудь узнать. Может, он там, в подвалах, – с типичной репортерской бестактностью сказал он то, что никому не хотелось произносить...

– Из города нужно уезжать! – не выдержала, наконец, Лера.

Никто не возражал. Будущее было неопределенным, а настоящее казалосьмрачным. Когда все так же молча разошлись, поев Миле-ниной долмы и выпив чачи, присланной родней с Кавказа, Сашка, переодевшись в гражданское, отправился попрощаться с частью.

Оказалось, не он один. Пришли ребята, которые еще вчера отстреливались с ним бок о бок в окопах. Они стояли и смотрели на свой второй дом. Склады с провиантом были опустошены, в казарме всё перевернуто, в оружейке двери выломаны, и оружие вынесено, а всё, что оставалось железного, – двери бункеров, машины, вышки, – какие-то молодцы резали на металл.

Всё закончилось, все живы – даже Вовка-балагур выкарабкался. Почему же такая тоска? Смотреть, как рушат всё, чем жили столько лет, оказалось невероятно больно...

ГЛАВА 7. ВАТНИКИ И УКРОПЫ

Денис не верил тому, что с ним произошло. Немыслимое совпадение или просто непруха? Второго июня они с Владом после разговора с родителями не поехали спасать погранзаставу. Какой смысл? – Оружия никто не даст, да и как он появится и посмотрит в глаза ребятам, если его отец, командир части, дезертировал и прохлаждается с женой в убежище? Он, его сын, должен стереть это позорное пятно с имени семьи! Решение принято, и они с Владом едут к друзьям в общагу. Надо поднимать народ!

Ничего, что все друзья старше Дениса: он и в школу раньше всех на год пошел, и в институт сразу поступил. На литейный... Выбор для семьи неожиданный. Отец был недоволен: то ли дело электроника! Но Дениса всегда завораживал вид льющегося металла. И когда их в восьмом классе возили на экскурсию на знаменитый Алчевский металлургический завод, Денис твердо решил – он будет инженером-литейщиком. Если, конечно, не попадет в профессиональный футбол.

К футболу Денис относился серьезно. И тренировки не пропускал, и болельщиком был страстным. Его группа поддержки была экипирована лучше всех: все заработанные летом деньги он тратил на флаги – флаги команды и флаги Украины. И в тот апрельский вечер, когда «ватники»^[5] захватили здание СБУ, он был на футболе. Это, конечно, был очень умный ход со стороны организаторов этой хорошо спланированной «стихийной» революции: назначить захват на вторую половину дня, когда вся половозрелая часть мужского населения города находится на стадионе.

Момент, конечно, упущен. Тем не менее, сдаваться рано. Хотя перед тем, как идти к людям и поднимать их, нужно сделать что-то значительное!

Запарковав машину прямо перед центральным входом в университет, Денис с Владом стали развешивать на столбах флаги Украины и «Зари». Кто сказал, что человек не может повесить флаги своей любимой команды и любимой страны на главной площади своего кампуса!? Занятые делом, ребята не заметили, как подъехал «уазик». Опомнились только тогда, когда люди в балаклавах, выскочившие из машины, как черти из табакерки, начали заламывать им руки.

– Просто не верю, как на заказ: к открытию тюрьмы мы получили укропов-патриотов^[6]! – мужик в форме ополченца автоматной очередью срезал несколько полураскрытых роз с университетской клумбы и театральным жестом поднес Владу и Денису, хотя руки у них были связаны за спиной.

– Это вам! Как первым заключенным новой тюрьмы Луганской Народной Республики!

Денис отрицательно покачал головой.

– Не хотите – не надо: Оленьке-секретарше подарим, – миролюбиво заключил ополченец, как вдруг, уколовшись шипом, ойкнул, как девчонка, тонким голоском; хотел было бросить цветы на землю, но передумал и, перехватив стебли со стороны бутонов, начал злобно хлестать ребят стеблями по лицу.

От неожиданного унижения и обиды даже не было больно, но когда ватник остановился, Денис почувствовал, как по щекам течет кровь.

– Смотри-ка, Фобос^[7], тут и машинка их: «Тойота»! Хороша... Не «Вольво», конечно, но для наших целей подойдет, мы люди не требовательные. У кого ключи?

Ребята молчали. Мучитель врезал Владу кулаком по лицу; сразу пошла кровь еще и из носа.

– У кого ключи, я спрашиваю?

– Это не моя, это отца! Он меня убьет! – заверещал Влад.

Денис старался не смотреть в сторону друга.

– А так я тебя убью, – засмеялся в балаклаве. – А папаша-то у тебя, видно, зажиточный: машинка-то новенькая! Посмотрим, какой он за тебя выкуп заплатит.

Он бросил ключ толстому детине в камуфляже.

– Фобос, ну-ка, вези их в подвал! Маньяк уже по работе соскучился: ему застаиваться нельзя. Вези на «Тойоте», потом поставишь машину на инвентарный учет. А мы с Луишем еще один кружок сделаем: тут на Восточных кварталах, я смотрю, полно идиотов непуганых ходит.

ГЛАВА 8. ЮРА

Профессиональное чутье подсказывало Юрию: вот он, его шанс. Каждый журналист ждет своей минуты; некоторые выслеживают сенсацию месяцами, рискуют жизнью, преследуя «горячий» материал, живут в нечеловеческих условиях за тысячи километров от дома... Но Юрию не хотелось далеко. Теперь, когда он уже не волк-одиночка, теперь, когда появилась Лера – его Мэрилин Монро, – ему уже не хотелось надолго уезжать...

Майдан стал первой удачей. Что такое доехать от Луганска до Киева – ночь в поезде! Для военного журналиста с его стажем – как в соседний магазин в тапочках сходить...

Разве это сравнить с предыдущими командировками – в Чечню, например? Но Майдан – уже затасканная новость. Там таких любителей «горячих пирожков» в политике хоть отбавляй. Впору еще один Майдан начинать.

И тут, практически у Юры под носом, в его родном городе, около дома, где он вырос, около библиотеки, куда он бегал с детства, около детской больницы, где работала мама и где под окнами ее кабинета Юра играл в ножички, – происходит революция! И не просто стихийная, буйная и неуправляемая, а подготовленная, спланированная... Просто заговор! Переворот! На его глазах разворачивается сюжет, от которого захватывает дух...

Когда вскоре после захвата СБУ и штурма пограничной части Юрий поехал в Краснодон к Вовику, мимо окон которого со стороны поселка Изварино от российской границы бесконечными колоннами двигалась военная техника, картина развивающихся событий встала перед его глазами, как знакомая панорама Бородино в Московском музее. Может быть, он одним из первых понял что происходит. Его долг как журналиста зафиксировать для истории все происходящее. Всё – не только оставить фотографии и записанные интервью с очевидцами событий, но вести подробный дневник вооруженных столкновений и обстрелов – с первой разорвавшейся в городе бомбы, и самое главное – составить список пропавших бесследно людей, который с каждым днем становился все длиннее и длиннее.

Юра говорил об этом с Вовиком. Вовик был из Краснодона, но в институте, благодаря своему умению устраиваться, легко получил в общежитии отдельную комнату. В той крошечной комнатке они прогуляли и пропили весь первый курс; Вовик, опять же, договорился с вахтершей, чтобы к нему в общагу пропускали девушек по специальному разрешению: они, мол, делают прослушивания для набора в женский джаз-банд.

Через год пришли повестки в армию. Вовика направили в Донецк, в войска МВД, охранять порядок в городе. А Юру – в Чечню: у него не было коммуникативных способностей Вовика. И папы-генерала тоже. Зато у него было везение: в первом же бою пуля чечена прошила мягкую часть плеча; боль адская – но зато рука была правой... Дырку зашили, Юра переучился в левшу и научился стучать на компьютере левой... А тем, кто были с ним там, в Чечне, не повезло: весь взвод полег...

Вернувшись на гражданку, Юра перевелся на журналистику. А Вовик прямо из армии подался в школу МВД – по папиным стопам... Друзья продолжали встречаться и всегда поднимали тост за свой предармейский год. Может, поэтому так гадко было Юре, когда он услышал, что в подвалах общежития Машинститута теперь будет тюрьма. В том самом общежитии, где в джазе были только девушки...

Поход в здание военного правительства ЛНР результата не дал. Юрия вежливо слушали, кивали головами, изумленно открывали глаза при упоминании о подвалах...

Когда же Юра, несолоно хлебавши, сел в машину, за ним по следу пристроился какой-то автомобиль без номеров. Поддал газ – не помогло... На его счастье, начали бомбить близко, в районе детской областной... Он резко припарковался – преследователи проскочили на полном ходу, а Юра, придерживая камеру, чтоб не била по животу, побежал к Лере в хирургическое отделение. Уже на бегу Юра вдруг вспомнил, что сегодня Лера не там – она дежурит на «скорой». Это значило, что ему не дадут позвонить, хотя в больнице была своя работающая телефонная линия. Ему не терпелось обсудить с Вовиком ситуацию с подвалами и с преследованием, а мобильная связь, как всегда в эти дни, не брала. Юра остановился перевести дыхание около входа в пожарную часть. Тут можно переждать бомбежку. Он с ребятами из местного телевидения брал здесь интервью пару месяцев назад.

На бетонных ступенях пожарной части курили два пожарника; тот, что постарше, чистил автомат. Оба были черные от сажи, будто неделю не мылись. Рядом стоял готовый к выезду грузовик, мотор заведен – на случай, если где-то от фугаса загорание. Пожарник помоложе, здоровый такой бугаек, с детским взглядом, вызвался проводить Юрия на пожарную вышку.

– Ладно, пойдем: вроде поутихло... Вон, лезь... Где-то на уровне пятого этажа появится связь... Дядь Саш, правильно я говорю?

В эту минуту опять засвистело... цок-цок.

– Мины, ложись! – парень шмякнулся прямо на землю. Юра тоже бросился на асфальт, даром, что Лера ему еще вчера погладила рубашку для посещения правительства...

Мина бахнула где-то рядом... Осколки полетели во все стороны – вжимаемся в землю, руками закрываем голову, такое чувство, что обрушилось небо. Взрыв, еще взрыв.... слышны сполохи огня, и вдруг – тишина...

Они подняли голову одновременно. С характерным треском догорала пожарная машина. Вонь от паленого железа и пластмассы шлангов ела глаза...

– Огнетушители! – встрепенулся молодой пожарный, – срочно! А дядь Саша-то где? Дядь Саша! – он истошно заорал, озираясь по сторонам.

– Да не ори, – Юра толкнул его в бок. – Пойдем посмотрим: вторая в то же место не упадет...

Они бросились искать тело. Раз не стонет и не отзывается – значит, ранен, оглушен, без сознания... Всегда есть надежда...

Они обошли машину и еще побегали вокруг – нету... Парень начал креститься и смотреть на небо. Взгляд Юрия упал на каменные ступени... Он положил парню руку на плечо. Тот перевел взгляд...

Тень – пепельная тень на бетоне, в которой с трудом угадывались очертания человеческой фигуры –вот что осталось от дяди Саши. Рядом валялась искореженная, закопченная, пожарная каска.

Парень закрыл лицо руками и завыл в голос. Юрий потянулся за фотоаппаратом...

ГЛАВА 9. О ЛЮБВИ

Про любовь Женька перестала думать уже давно. Не то чтобы она в нее не верила, просто относилась к этому чувству как к выигрышу в лотерею... Есть же люди, которым ни разу в жизни не выпадает счастливый билет – ну и что? Они же с голоду не пухнут. Не нужно пренебрегать малым, а на самом деле очень даже большим... влечением... ну, если вам угодно – сексуальным влечением. Ну что делать, если мы только люди?

Одним словом, в это самое влечение Женька со временем поверила даже больше, чем в любовь, – и тоже ведь, попробуй найди! Чтобы вот так: кликнуло – и всё... И думаешь о его васильковом взгляде, ищешь глазами в толпе военных, смотришь каждые две минуты в телефон – ну просто, как в семнадцать лет!

Безусловно, Женька поехала бы вчера к Милене и так, даже если бы Сережина часть не стояла там неподалеку, в районе пограничной заставы... Но заставить себя не думать – был ли Сергей вчера среди тех, кто стрелял, в кого стреляли – не могла. У Милены  в доме она так ничего нового не узнала, и теперь нужно было только ждать, а это труднее всего...

Что сводит человека с ума? Поцелуи, ласки, глаза... Интересно, вспоминает ли он ее глаза? С этого места, пожалуйста, осторожнее: не заходить за рамки влечения! Может, глаза и не вспоминает, но скучает – это точно. Вон как набрасывается при встрече, даже шампанское не успевает открыть... Женат? Наверняка – такие не залеживаются... Представлять себе его жену нет смысла. Вполне возможно, что чем-то похожа на нее, Женьку: темненькая, живенькая и борщ – или что там у них в Пскове – щи с капустой знатные варит...

Женька размышляла, а руки работали: закладывали скатерти в стиральную машину, вытирали стаканы, гладили полотенца... «Уезжать», – сказала вчера Лера. Куда же уезжать? В этом кафе вся ее жизнь... И все ее состояние...

В стеклянную дверь кафе постучали... Клиенты? Сергей? 

Нет, не он – люди в форме ополченцев: предъявили какой-то ордер, потребовали занести столы и ящики с цветами внутрь, освободить проход – мол, при бомбежке эта сторона улицы опасна... Бомбежка? Неужели это не сон – в детстве ей часто снились фильмы про войну...

Женька хотела было попросить этих же ребят помочь занести столы в подвал, но что-то ее остановило... Может, лучше, чтобы никто не знал о подвале: времена пошли такие... Когда она начала загружать посудомоечную машину, в дверь снова постучали... Вернулись? Женька прислушалась. Это был он, Сергей: у них был свой условный стук...

Сегодня он вел себя странно: не улыбался, не шутил – начал раздевать прямо с порога – ни тебе цветов, ни шампанского... Спешит, что ли? Куда-то отправляют? Нет, в постели Сережа перестал торопиться, стал выцеловывать каждый сантиметр ее тела, выласкивать так, будто думал, что они никогда больше не увидятся, – как будто нет завтра...

«Вот и ответ», – молнией мелькнуло в мозгу Женьки, хотя соображать она могла с большим трудом, растаяв от его ласк. Сергей прощался – это была не встреча, это было прощание. Женьке даже на минуту показалось, что лицо у него мокрое от слез. Плачет? Такой вот настоящий мужчина, просто супермужик? Может быть, это ее слезы?

Уже не оставалось времени ни на после-ласки, ни на после-сон, ни на после-любовь. В коридорчике у запасного выхода Сергей, застегиваясь на ходу, положил на ящик с пустыми бутылками пачку российских денег и конверт с адресом.

– Это тебе на билет: езжай к моей матери в Псков; через Ростов доберешься. Дети пусть тоже туда приезжают. Я знаю, хоть ты мне и не говорила: у тебя пацан и девчонка, они сейчас у отца на Севере. Здесь тебе нельзя оставаться: здесь скоро будет ад.

– Ты бы меня еще к своей жене послал, – пыталась пошутить Женька.

– У меня нет жены. Была, конечно, но не захотела ждать... Да я и не осуждаю... У меня ведь география такая: Афган, Чечня, теперь вот Донбасс... Да не смотри на меня так! У тебя прямо на лице написано: наемный убийца. Нет, девочка моя: я – кадровый военный. Это моя работа...

– Знаешь, – Женька вдруг решилась, – у меня тоже есть немного денег, гривны, правда. Хотела расшириться... Давай вместе уедем! Будет у тебя жена... Откроем ресторан... Как у Довлатова – «Заповедник». Это же у вас под Псковом? Я там была – студенткой на экскурсии... Пушкинские места... Красиво...

– Студентка ты моя... Так и осталась студенткой на всю жизнь... – Сергей как-то по-особенному  нежно  притянул  к  себе  Женьку  и поцеловал в лоб, так по-родственному...

– Давай начнем с того, что уедешь ты. И будешь меня там ждать... Ты же умеешь ждать, я знаю... И, кстати, совсем забыл, – он достал из рюкзака бутылку шампанского и порядком помятые розы.

– Вот, тебе. Видишь, сделала из старого вояки романтика... Пошли мне сообщение, когда возьмешь билет: может, смогу вырваться к поезду... И не тяни – счет пошел на дни...

ГЛАВА 10. ЕЩЕ О ЛЮБВИ

Про любовь Павлик знал из мультфильмов и видеоигр. Обязательно после нескольких классных и веселых эпизодов с драками, супергероями, монстрами и просто пиратами появлялась какая-нибудь принцесса, супердевочка или Золушка – и все заканчивалось свадьбой.

Свадьбы, в отличие от супергероев, случались и взаправду – как, например, у маминой подруги с работы, – и в жизни они были гораздо интереснее, чем в мультфильмах, потому что там обязательно давали торт или сладкую вату, или клубнику с шоколадного фонтана. Но все равно девочки Павлика не сильно интересовали, и уж о свадьбе он точно не думал.

Однако после ночи в подвале, где Павлик с Анечкой помогали маме-кошке ухаживать за новорожденными котятами, после их бесед шепотом о том, какая судьба ждет двух черных котят, когда кошка перестанет их кормить, и о том, где доставать молоко для серого Заренка, если соседний гастроном разбомбили, а до следующего несколько остановок на автобусе, – Павлик понял, что девочки бывают не только для того, чтобы украшать для героя конец сказки. Они еще могут понять, пожалеть и умеют хранить тайны.

Дети договорились посадить на подоконники своих больших плюшевых медведей, – у Павлика медведь был коричневый в бейсбольной кепке, а у Анечки – белый с розовым бантом. Белый медведь был гораздо заметнее с улицы: он сидел в том же окне, что и коричневый, только на пять этажей ниже...

Только видел Павлик белого медведя редко, так как теперь на улице гулять было нельзя из-за бомбежек. Павлик и Анечка иногда встречались у соседки, когда ходили проведать кошку с котятами, или в подвале, где Анечка сидела рядом и шепталась с Павликом, не обращая внимания на других пацанов, что Павлику, конечно, очень льстило.

На самом деле бомбежек, с тех пор, как стреляли в пограничников, давно уже не было, но по телевизору все время пугали, рассказывая, что происходит в каких-то далеких городах, например, в Счастье – вот так название для города, где воюют! – или в Металлисте, что, конечно, понятнее: Терминаторы, роботы и оружие – все сделано из железа...

Про это они с Анечкой тоже говорили. Анечка сказала, что бояться не надо: ей бабушка рассказала, что люди не умирают, а превращаются в ангелов – особенно дети – и улетают на небо и там живут в раю.

Павлик не очень-то верил в эти бабушкины рассказы... Иметь хороший пистолет или автомат и уметь расстрелять врага – это другое дело! Но белокурая Анечка сама была так похожа на ангела с рождественской открытки, что Павлик не спорил и готов был слушать ее сколько угодно и со всем соглашаться...

ГЛАВА 11. ПСИХОЛОГИЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВА

С ночного дежурства Лера вернулась довольная. Во-первых, пострадавших от бомбежек сегодня не было и привозили только больных детей, которых было немного, так что удалось даже поспать с двух до четырех утра. Во-вторых, мины, попавшие вчера в пожарную часть совсем рядом и спалившие там пожарную машину (об этом говорил весь город), чудесным образом не задели ее отделение. В-третьих, Юрочка, с которым Лера не виделась уже сутки, сегодня дома, и утро обещает быть уютным. Сил еще хватит приготовить омлет (им сегодня выдали паек) и, может быть, принять вместе душ – как в старые добрые времена. Пока есть в доме свет и вода – жизнь удалась.

Звонок в дверь раздался как раз в ту минуту, когда Лера накрывала на стол, а Юрий, потянувшись, встал из-за компьютера со словами:

– Все, список пропавших без вести готов, я уже и Вовику отправил. Большинство людей, возможно, еще живы где-нибудь в подвалах, но не все выдержат пыток: надо спешить... Представляешь, Лерка, людей забирают за пост в фейсбуке! Или за то, что провели в школе литературный конкурс на украинском языке! Есть тут группа бывших афганцев, которые занимаются обменом пленных, но это же капля в море...

Лера, не успев ответить, пошла открывать. В квартиру вошли несколько военных в балаклавах, вежливо поздоровавшись, предъявили ордер на арест – все чинно, спокойно.

Юрий выглянул в окно: третий этаж – прыгать? Внизу стояли автомобили без номерных знаков: ребята приехали не одни. Возле БМВ какие-то чины в форме ополченцев курили, смеялись, вверх не смотрели. Фигура и жесты одного из них показались Юрию знакомыми... Впрочем, работая на телевидении, он знал многих.

Когда его усадили рядом с водителем, Юрий понял, что задержанию пытаются придать мирный характер (даром что в кузове человек пять при полной амуниции). Юрий вздохнул: придется разговаривать. Ну что ж – это он может.

На светофоре с ними поравнялся тот самый БМВ с чинами. Повернув голову, Юрий встретился взглядом с пассажиром на переднем сиденье – Вовик! Друг...

Вспомнилось название книги, которую недавно посоветовал почитать Вовик: «Психология предательства» какого-то французского философа – ирония судьбы...

Философствовать было некогда: на следующем перекрестке – долгий светофор. Вокруг на переходах, на тротуарах – люди...

– Побоятся стрелять, – решил Юрий.

Резким движением открыв дверцу, он выпрыгнул на асфальт и побежал в направлении вчерашней пожарной части. Позади раздались хлопки, спину обожгла дикая боль – и все померкло...

ГЛАВА 12. МАМЫ БОЛЬШЕ НЕТ

Страшный гром и такая вот чечетка: цок-цок-цок – все началось как-то неожиданно. Они бежали, как сумасшедшие, и мама еще держала на руках Заренка, за которого Павлик волновался больше всего. С мамой, конечно, ничего случиться не может; он, Павлик, очень быстро бегает; а вот если котенок, которого они только что забрали у бабушки с 5-го этажа, вывернется из рук – ищи его свищи... Лучше бы закрыли его дома... Или пошли бы все вместе в подвал – Анечка, наверное, уже там...

Позади опять грохнуло... Павлик обернулся. Угол дома с комнатой и окном, где сидел его медведь, был срезан, а несколькими этажами ниже зияла огромная дыра... Он не успел посчитать этажи... Нет, хорошо, что взяли Заренка с собой! 

И тут произошло что-то невероятное: мама взмахнула руками, котенок вылетел и кубарем покатился в сторону. Павлик кинулся было за ним, но вдруг увидел, что мама лежит на спине и не двигается, и лицо у нее такое спокойное-спокойное, а под головой растекается что-то красное, как вишневый сок...

– Беги, пацан, беги, – толкнул оцепеневшего Павлика в спину какой-то дяденька в военной форме, а сам стал на колено и навел на их дом огромный и невиданный автомат или даже гранатомет. Из зеленой военной машины в их сторону бежали еще люди с оружием.

– Мама! – Павлик кинулся было к неподвижному телу.

– Беги, я тебе сказал! –заорал дядька и стал направлять автомат на Павлика. – Беги! Ей уже не больно...

Павлик испугался автомата и изо всех сил побежал к магазину, который уже месяц был закрыт, и все стекла из витрин вылетели от взрывов. Добежав до угла, он все-таки оглянулся – страшный дядька лежал на спине поперек дороги – так, что мамы было за ним не видно. Ему, наверное, тоже уже не было больно...

Павлик приложил руку козырьком к глазам: заходящее солнце слепило прямо через дыру в стене; Заренка нигде не было видно... Зря он так испугался этого дядьки... Глаза у того были голубые-голубые, как голубые цветочки из девчачьей азбуки, которую ему подарила мамина подруга – та самая, со свадьбы... Что за безобразие – дарить книги детям на день рождения – надо запретить...

Снова послышались страшные «цок-цок-цок».

«Мины!» – неизвестно откуда пронеслось в голове у Павлика, и он, развернувшись, побежал к остановке троллейбуса, не ходившего уже давно, почти с того дня, когда папу забрали в подвал.

ГЛАВА 13. НЕЛЮБОВЬ

Лера добежала до перекрестка как раз в ту минуту, когда раздались выстрелы. Она первая бросилась к распластанному телу мужа, проверила пульс. Вызвала сразу две «скорые» – свою бригаду и из взрослой областной.

Минуты ожидания казались вечностью, и самым важным было отстоять раненого, не отдать его убийцам в балаклавах, которые намеревались забрать его в свою машину.

Что накатило на нее, Лера не знала, – какие-то атавистические инстинкты сработали... Она призывала на их головы всевозможные темные силы и так громко и страшно кричала заклятия (вот ведь начиталась Толкина), что вояки лишь нерешительно топтались на месте.

Прибытие бригады в белых халатах окончательно охладило пыл военных, тем более, народу вокруг было полно, центр все-таки... Вторая «скорая» подъехала еще через минуту, и ее Юрочку с пулей в районе сердца переправили в областную – сразу в хирургическое отделение.

– Вам страшно повезло, – обрадовала Леру дежурная сестра, – оперировать будет Андрей Анатольевич.

– Какой Андрей Анатольевич? – сердце ухнуло вниз, как на американских горках.

– Да доктор Иртеньев! Он неделю как вернулся из заграничной командировки, из Сирии... Ну вы понимаете, сколько пуль он там повынимал?

Из Сирии? Ах, Сирия – вот где он был всё это время... Ливия, Сирия – горячие точки планеты... Интересно, кого он там трахал: такую же, как она, анестезиолога, или коллегу-хирурга? На сестер, Лера знала, Иртеньев не разменивался. А может, глазного врача – врачиху то есть? Известно, что в Сирию уехало много офтальмологов: ожидались химические атаки... Она счастливо улыбнулась заботливой медсестре: Боже, как повезло...

В эту минуту подбежали два санитара и быстро покатили тележку с Юрой в операционную; она даже не успела попрощаться, шепнуть «удачи», поцеловать. За санитарами скорым шагом проследовала бригада хирургов. Коренастый, невысокий, с упрямым затылком – Лера узнала бы его в любом месте и в любое время...

Долгое ожидание в коридорах: час, два, три, четыре... Сколько нужно времени, чтобы вытащить пулю? Лера беспомощно поглядывала в окошко приемной, проходила мимо, садилась, опять вставала... Медсестра делала вид, что не замечает ее нетерпения...

Наконец-то санитары выкатили тележку. Лера вскочила со стула, но они уже пронеслись мимо... Слава богу, лицо не накрыто – живой... Следом так же быстро прошла, почти пробежала хирургическая бригада, на ходу снимая перчатки и маски, – видно, что еле живые от усталости... Ни один не задержался и к Лере не подошел, ничего не объяснил...

По протекции бывшей однокурсницы, которая была сегодня дежурным врачом, Леру пустили как бы на минутку в реанимационную палату. На ночь знакомая сменилась, но Лера не ушла. В белом халате, волосы подобраны под шапочку для маскировки – ну, типа санитарки...

Шум мониторов, капельница; ее бездыханный, но такой любимый человек с кислородной маской на лице, опутан десятками проводов... Но на экране стабильная кардиограмма – жив! Не бездыханный, а очень даже дыханный. Дыханный и коханый – улыбнулась Лера своему каламбуру.

Скрипнула дверь, свет из коридора осветил в проеме знакомую фигуру. Доктор Иртеньев зашел в палату, повесив снаружи на ручку двери табличку: «Не беспокоить, идет обход».

Обход? Нонсенс – какой может быть обход ночью? Сейчас доктор увидит ее, Леру... Но он не просто увидел: он знал... Аккуратно прикрыв дверь палаты, Иртеньев подошел, поднял ее со стула, схватил в охапку, как когда-то в самом начале их любви, начал целовать...

Это было невозможно. Чужой – для нее он был чужим и ненавистным, как в самом конце их любви... Она оттолкнула его что было сил – Иртеньев от неожиданности отлетел к мониторам, но Леру не отпустил. Удерживая ее одной рукой – физической силы ему было не занимать – другую угрожающе положил на провода. Одно движение – и всё, что давало жизнь и возможность дышать этому распластанному на больничной койке телу, перестанет работать. Машины остановятся, и с ними остановится жизнь ее мужа.

– Ты этого не сделаешь! Ты врач: ты давал клятву Гиппократа!

– Я был врачом в операционной, и я как врач сделал все, что мог... Хотя мог бы и не напрягаться.

– Ты не знал, кто он мне.

– О-о, я знал, еще как знал! Ты думаешь, я тебя не узнал там, в коридоре перед операционной? Да я узнаю тебя всегда и везде, в любом месте и в любое время! И фамилию пациента я прочитал... Мне про него кое-что известно: «патриот Украины»... Укроп... Слушай, и чего я действительно так дергаюсь? Вот подлечим – и сдам его в подвалы: там про клятву Гиппократа никто вспоминать не будет.

Иртеньев расслабил руку.

– Ну иди сюда, иди сама: я люблю, когда ты сама. Вспомни, как было, как всегда было хорошо... Иди ко мне... – Иртеньев тянул Леру к себе, и она не вырывалась...

Лере всё было ясно: Иртеньев здесь главный хирург и хозяин положения, а Юрочка – ее Юрочка – после операции на сердце будет гнить в подвале. И подвергаться пыткам...

Отстранив постылую руку, Лера опустила пальцы на застежку его брюк. Так легче – хоть не чувствовать на своей коже его прикосновений, объятий, поцелуев... Немилый... Чужой и немилый... Лера опустилась на колени...

ГЛАВА 14. ЗАРЕНОК

Павлик просидел на троллейбусной остановке до вечера. Он даже немного поспал, пока окончательно не замерз. Когда стемнело, он решил пробраться обратно, поискать Заренка. Может быть, рассудил Павлик, мама встала и тоже ищет его... Вот хорошо было бы, если бы все нашлись одновременно!

Мамы на дороге не было, но и страшного военного тоже. «Это даже к лучшему», – подумал Павлик и вдруг услышал мяуканье. Прямо перед ним, как из-под земли, появился Заренок и громко мяукал – ну просто орал, с показным неистовством открывая рот.

Подхватив котенка, Павлик прижал его к груди так крепко, что тот захрипел и оглянулся на свой дом – там работали огромные подъемные краны и бульдозеры, разбирая завал на месте их подъезда. Павлик собрался было побежать поискать своего медведя – Анечка своего-то, наверное, забрала – но потом понял, что таскать и котенка, и медведя ему будет не по силам.

Поудобней пристроив Заренка за пазуху, Павлик побежал к погранбазе. Спотыкаясь о поваленные и вывернутые с корнями абрикосовые деревья, Павлик добрался до забора базы и поразился темноте и тишине: стало даже страшно... Там по вечерам раньше было много света от корпусов станции и фонарей вокруг. И солдаты постоянно сновали туда-сюда и обязательно одаривали Павлика сладостями...

Вдруг он увидел свет фар маленького грузовичка и услышал голоса... Военный в маске – точно, как Человек-паук, – говорил с водителем:

– Загружаю, загружаю... Как бы еще ящики с продуктами втиснуть? Что-что: печенье, крекеры, тушенка. Куда едем? В центр, ну кафе «Заря», помнишь? Там во дворе уже базу организовали. Переезжаем... Будем пугать укропов, ха-ха... Где пиво пили с Серегой... Вот ведь он вляпался: точно без ног останется, если вообще...

Павлик хорошо помнил кафе «Заря» в центре города – там было лучшее мороженое в мире, специальные детские стульчики и мультики целый день. Что такое тушенка, он не знал, но если в машине есть крекеры и печенье, то можно будет еще и покушать по дороге...

Улучив момент, когда дяденьки склонились над ящиком с какой-то длинной железной болванкой, Павлик шмыгнул в фургон, на четвереньках пролез как можно дальше и притаился в углу. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук перекрывает жалобный писк Заренка.

– Где эта чертова кошка мяукает? – услышал Павлик.

Накрыв рукой усатую мордочку, мальчик застыл, зажмурив глаза и не смея даже вдохнуть.

– Хоть бы не черная, а то еще под колеса бросится, – проворчал Человек-паук, закрывая двери фургона.

Когда заурчал мотор и машина тронулась, Павлик перевел дыхание. Поехали...

ГЛАВА 15. ГОСПИТАЛЬ

Иртеньев не соврал: он сделал всё, что мог. В его возможности как хирурга Лера верила безгранично. Она не раз наблюдала, как люди вставали, казалось бы, из небытия после его операций. Вот и Юрочка ее поправлялся не по дням, а по часам. Он уже мог есть самостоятельно, начинал ходить по коридору, и Лера набралась наглости купить билеты в Киев на начало августа...

После той безобразной сцены Лера больше не видела Иртеньева. То есть не то что не видела: конечно, он был на обходах, но на нее не обращал никакого внимания, хотя Лера поначалу выскакивала при его приближении из палаты и пряталась в женский туалет. И по вечерам Иртеньев больше не появлялся и не искал ее внимания. Можно было не сомневаться, что тот приступ насилия – или любви – был просто приступом оскорбленного самолюбия.

Сестрички между собой шептались, что у главного хирурга роман с длинноногой молодой особой из интернов, и Лера была уверена, что это правда. Чем старше становился Иртеньев, тем большее впечатление производил на женщин.

Перестала ли она бояться его угроз? Нет, конечно... Мог ли он отправить Юрочку в подвал? В любую минуту... Подвалы Луганской Народной Республики становились реальной угрозой: всё больше людей напрасно искали своих родственников, Дениса, сына Милены, так и не нашли... Думать даже не хотелось, что там делают с пацаном, – у Леры при одной мысли об этом холодело сердце. Ей всё мечталось, что она встретит в больнице какого-нибудь высокопоставленного чиновника и сможет так, по-человечески, к нему обратиться  – они же тоже люди... Но высокопоставленных чиновников в больницу не привозили, жизнь у них была безопасная – они, наверное, очень старались не попадать под случайные пули...

По коридору в очередной раз бежали санитары, катили тележку. «На наркоз», – подумала Лера, прижимаясь к стене. Тележку поставили перед закрытой дверью: ждать, пока освободится операционная. Лера подошла поближе.

Военный в забрызганной грязью форме, возможно, прямо с поля боя, лежал, прикрытый до пояса простыней, и бредил. Ранения не было видно... Глаза его были открыты, и их васильковый цвет показался Лере очень знакомым. Она посмотрела на табличку – «Крутой». Фамилия? Позывной? К табличке с именем был пришпилена нательная иконка-талисман с разорванной цепочкой.

Лера, оглянувшись, достала из кармана мобильник... Она знала, что может за это поплатиться, но удержаться не могла... Сделав украдкой несколько фотографий, тут же отправила их на телефон Ренате: та встречала Женькиного военного чаще и пару раз, кажется, сама купилась на этот синий взгляд... Женьку страшно было пугать – а вдруг это ошибка?

Пока Лера боролась с мобильным и ждала, чтобы появилась связь, коридор опустел. Можно было только представить себе, как Иртеньев там с ног валится от усталости: по ее прикидкам это сегодня четвертая операция... Слышно было, как медсестры, выбегающие за дополнительными медикаментами, вздыхают: «Ампутация обеих ног... как жалко – инвалид на всю жизнь... такой красивый – ты видела его глаза?..»

Лера обмерла: зачем она послала эти фотографии? Если Рената Женьке проговорится, если это действительно Сергей – с той станется: пожертвует домом, бизнесом, всем имуществом и свяжется на всю жизнь с инвалидом! Женька – она такая. Глаза у этого Крутого, конечно, голубые – но стоят ли они того?

Лера вернулась в палату – Юрочка спал... Несколько ребят на соседних койках попросили пить. Лера принесла всем воды, одному помогла встать и повела в коридор в туалет. При страшной нехватке персонала ей приходилось помогать, да она бы и так это делала. Она, кстати, и областного анестезиолога несколько раз заменяла... Только не у Иртеньева: тот ее на свои операции не приглашал...

В туалет зайти, опираясь на Леру, парень постеснялся – сказал, что справится сам, пусть она его в коридоре подождет. Она только придержала ему дверь...

Мимо, снимая на ходу перчатки, плелся Иртеньев: голова опущена, что-то бормочет про себя. Ее он не заметил... Лера знала это его бормотание – проговаривает свои ошибки: операция не удалась... Из операционной выкатили тележку, тело накрыто простыней с головой: нету больше голубых глаз...  Лере стало стыдно за свои недавние мысли.

ГЛАВА 16. ФОТОГРАФИЯ

Рената получила фотографию от Леры в самую неподходящую минуту. Такого с ними не случалось с самого начала войны... До сих пор, как говорится, Бог берег, а сегодня их старенькую машину – самую первую, приобретенную исключительно для бизнеса, набитую под завязку коробками с товаром, – остановили эти недоумки.

Неужели хотят отжать? Да зачем она им сдалась? Товар – шланги, трубки и трубочки разного размера – не выглядел опасно, но папки с накладными, выписанными для Киева и Харькова, могли произвести эффект хуже взрывчатки...

Рыжий расхлябанный тип с пропитым рябым лицом и без нескольких передних зубов, в неряшливом полувоенном наряде, но с крутым автоматом, и рослый, криминального вида детина с наколками (тоже, конечно, с оружием) вылезли из новенькой белой «тойоты». Сопровождавший их бронетранспортер тоже остановился. Молодые солдаты, сидевшие прямо на броне, смотрели на разворачивающуюся сцену с любопытством...

За рулем была Рената. Когда вывозили товар, машину всегда вела она: почему-то женщина за рулем меньше раздражала новую власть. К тому же перед выездом в город она не красилась, надевала какой-нибудь простенький шерстяной платок и таким образом накидывала себе лет пятнадцать... Кто на такую бабу позарится?

Ситуация осложнялась присутствием военных – кто знает, как это подействует на местных «героев»? Те уже принялись вытаскивать ящики и потрошить их прямо на проезжую часть: разноцветные трубки веером разлетались по асфальту.

Вдруг Ренату осенило:

– Смотрите, смотрите: боевой командир в тяжелом состоянии!

Она совала присланное Лерой фото под нос щербатому представителю власти, но кричала так громко, чтобы ее слова донеслись до броневика.

– Мы везем медицинское оборудование: срочный заказ доктора Иртеньева!.. Анестезиолог на связи...

Леонид с внешним хладнокровием наблюдал из машины, как Рената мастерски разыгрывала сцену; он понятия не имел, какой фотографией она так ловко манипулирует. У Леонида был свой план.

Достав сигарету из пачки, которую их водитель Илья всегда держал в бардачке, он готовился чиркнуть спичкой и как бы случайно уронить ее на пол. Первыми начнут гореть накладные – он выскочит из машины, убедившись, что от них ничего не останется. Потом, возможно, загорится обивка, потом картонные ящики c резиновыми трубками – вони будет.... Он успеет выскочить... Рената уже снаружи. Черт с ней, с машиной: лучше потерять ее, чем идти в подвал. Подвала он не выдержит – это Леонид знал точно: он не герой.

Тем не менее, фото, показанное Ренатой, кажется, подействовало. Несколько военных спрыгнули с бронетранспортера посмотреть на снимок, покачали головами и принялись собирать трубки с асфальта обратно в ящики: давай, мол, бабка – вези скорей все это в больницу, спасай нашего парня.

Рената вернулась в машину, но не двигалась с места, делая вид, что уступает дорогу «тойоте» с разочарованными представителями городской власти, которым не удалось в этот раз поизмываться, – и всё из-за военных.

На самом деле у нее просто дрожали руки. В кармане звякнул телефон: новое сообщение. Рената посмотрела на экран. Снова фото от Леры – накрытая простыней тележка и текст: «Не говори Женьке».

Леонид скосил глаза на телефон.

– Поднявший меч от меча и погибнет...

Рената подумала о Женьке. Говорить подруге жестоко, а не говорить – будет ведь ждать...

ГЛАВА 17. ЧЕЧЕНЦЫ

– Ну вот и настал твой час, Миленка, – сказал как-то утром муж, наливая чай, – твои братья-чеченцы в городе...

Чай еще был, кофе оставался только в зернах: на крайний случай. Сашка старался из дому не выходить: ему в городе показываться было нельзя. Формально его никто от службы не освобождал; он так и оставался для себя и для других командиром украинской погранзаставы... Где его место в Новороссии?

Уехать они не могли – Дениса нужно вызволять. Милена каждый день ездила в центр, пока троллейбусы ходили: обивала пороги новой луганской власти, пытаясь найти сына. Одна сердобольная тетка в ополченской форме проговорилась, что Денис арестован за пропаганду Украины, но более подробных сведений получить было невозможно.

Поездки в центр становились все более опасными. Жизнь стала похожа на русскую рулетку: дурная мина могла накрыть в любом месте города.

Вчера на ее глазах мина ударила по остановке троллейбуса через дорогу от перехода, где Милена, ожидая зеленого, разглядывала группку девчонок в развевающихся летних платьицах, с голыми, не успевшими загореть ногами. Они болтали и хохотали так громко, что было слышно на всю Оборонную, и Милена еще позавидовала их веселью: она много дала бы, чтобы Денис тоже стоял вот так и смеялся вместе со всеми.

От них не осталось ничего за секунду: осколки и ошметки летели во все стороны, люди на переходе так же, как и она, попадали на асфальт, закрыв руками головы. «Вот еще и помолишься, – подумала Милена, – тому, что Денис сейчас в подвале...» Она уже была наслышана о страшных подвалах Машинститута и даже ездила туда пару раз – в свою альма-матер...

Сегодня Милена опять дежурила возле дверей тюрьмы, пытаясь подкатиться к караульному.

– Иди отсюда, тетка, – страж был настроен довольно миролюбиво: видно, приложился уже с утра, – ничего тебе сказать не могу.

– Ну хоть скажи: тут Денис Коновалов? Тут или нет?

– Ты с ума сошла? – миролюбие караульного убывало на глазах. – Хочешь, чтобы я сам в этот подвал сел за разглашение?

– Ну хоть скажи: не бьют их там? Кормят?

– Ты, тетка, молись, чтобы он не у чеченцев сидел. Вон в Краснодоне Тимура Дикого бригада, так там с пленными разговор короткий: сначала пальцы поотрезают, ну а потом в расход...

К удивлению караульного, Милена, не прореагировав на эти его страшилки, зашагала прочь. В голове у нее созревал план...

«Нужно ехать в Краснодон – свои помогут. Попрошу Леонида дать машину, – размышляла Милена вечером, заваривая бледный чай из остатков, вытряхнутых со дна красивой жестяной банки с портретом Пушкина, – он не откажет...»

Мужа в свои планы она не посвящала: он с ума сойдет от волнения... 

– А ты соды добавь, – пошутил Сашка, видя, как она мучается с чайником, – как когда ты в студенческом отряде проводницей работала. От этого чай чернее становится, помнишь?

Конечно, Милена помнила. Сашка приходил по ночам, когда она возвращалась из очередного рейса в свой новый дом – списанный купейный вагон, где они с подружками жили на задворках железнодорожного вокзала. У Милены было собственное купе, где вдвоем с Сашкой они пили чай с содой и до отвала наедались вишней, которую она ведрами успевала покупать на Ясиноватой за копейки, – там поезд стоял подолгу, пока вагоны перецепляли к другому составу. Губы от вишни становились красными-красными, и они целовались взасос так долго, что непонятно было: вишневый ли это сок или кровь...

А сколько нервов Милене попортили родственники с обеих сторон: с осетинской и чеченской. Один раз ее даже пытались украсть; она тому вору щеки отхлестала. Не те уже времена: пришло время и кавказским девушкам выходить замуж по любви...

Милена посмотрела на мужа... Сдал он сильно за этот месяц, мужик без дела быстро чахнет. Ему бы в Киев, работу найти – но мальчика, мальчика здесь нельзя оставить: пропадет он в этих подвалах...

В дверь застучали – сначала тихо, неуверенно, потом начали барабанить.

Милена посмотрела в глазок: на площадке топтались военные.

– Обыск! За тобой, – она толкнула мужа в комнату, – прячься!

Место в шкафу у них было приготовлено уже давно, на такой вот случай. Протянув пару минут, Милена налепила на лицо гостеприимную улыбку и открыла дверь.

Молодой чернобровый солдат, совсем пацан, бросился Милене на шею. Ей даже, грешным делом, на секунду показалось, что это Денис... Лампочек в подъезде не было уже давно, в темноте ничего не разберешь...

– Тетя! – кричал Руслан с характерным кавказским акцентом. – Тетя Милена! Вот тебе подарки от матери! Я приехал, так долго искал, у вас все номера с домов посбивали!

– Это для маскировки, – пошутила Милена.

– Ничего, нашли, спасибо. А это мои друзья: они тоже по дому соскучились... Так я говорю, поехали к моей тете, она шурпу сварит!

– Конечно, сварю, – засуетилась Милена, – вот завтра за мясом съезжу в центр и сварю. Вы же переночуете?

– Да нет, я пошутил: мы на час только, – засмеялся Руслан, – нам в часть возвращаться нужно, дисциплина в первую очередь...

– Русланчик, ох, как же ты вырос! – Милена начала усаживать гостей. – Я вам кофе сейчас сварю, настоящий! А вот наши осетинские хачапури: я утром готовила: как раз для вас и осталось! Давайте, давайте, располагайтесь!

Милена даже удивилась своей радости. Да, недаром говорят: кровь не водица...

Два парня-чеченца, на вид не старше Дениса, вежливо поблагодарили, усаживаясь за стол, – видно, что ребята по кавказской традиции были приучены уважать старших. Милена побежала освобождать Сашку из шкафа.

– Надо с ними насчет Дениса поговорить, – увещевала она мужа.

– Поговори с ними сама, – Сашка знал, что у него как у чужака авторитета у чеченцев нет, – ты мать, на них подействует.

И точно: Руслан, как только услышал, что его молодой родственник сидит в тюрьме новой республики, просто позеленел.

– Мы тут жизнью своей для них рискуем, а они братьев наших сажают! Не думай о плохом, тетя, завтра он будет дома!

Руслан не был большой шишкой в отряде Дикого, поэтому на следующий день снова отпросился – как бы помочь тете, и обещал привезти курева и мяса на шашлык. Он приехал в подвалы с теми же двумя ребятами, с которыми пил кофе у Милены, часов в десять утра, когда всех заключенных, кто мог двигаться, отправили на работы.

Денис на работы не ездил – он был привязан к вертикальной водопроводной трубе уже много дней. Его отвязывали на несколько минут похлебать баланды и сходить в туалет. Стоять самостоятельно Денис уже не мог, поэтому, когда его вталкивали в камеру с унитазом, кому-то из заключенных приходилось его поддерживать.

Когда стало известно, что Влада в тюрьме нет, что отец его выкупил, оставив Дениса на произвол судьбы, – ему стало всё безразлично. Влад его заложил, и теперь Денис проходил по делу не просто как нарушитель порядка, а как политический преступник; ему грозил смертный приговор.

Перепуганный караульный, оставшись один на один со страшными абреками, бежал вприпрыжку за чеченцами по подземным коридорам и заискивающе улыбался. Гости, морщась от запахов нечистот и немытых тел, вытащили-таки Дениса из пыточной камеры, практически сложили истощенного парня на заднее сиденье военного «уазика».

На прощание караульный, боясь наказания от своих же, попросил прострелить ему ногу, что Руслан тут же с удовольствием сделал. После чего троица устроилась в своем бронированном экипаже, где места было только на двоих из-за вертикально втиснутого пулемета, и укатила, даже не оглянувшись на кричавшего от боли караульного...

ГЛАВА 18. ЖЕНЯ

Женька весь день сидела дома. Сегодня понедельник – в кафе выходной. Да и в обычные-то дни никто почти не заходит: люди боятся выходить из дому, сидят по подвалам... У нее тоже вон есть подвал – никуда и идти не надо...

Женя поймала себя на мысли, что не хочет выходить, потому что боится, что Сергей появится именно в ту минуту, когда она уйдет. Это было как помешательство... Она точно помнит, что когда Сергей сказал: война – это моя работа, она решила, что с этим человеком ей не по пути.

Но вот прошло всего несколько дней, и она сходит с ума, он мерещится ей везде: его руки, его губы, его жаркие объятия... Черт с ней, с его работой! Васильковый взгляд – это же просто наваждение! Ох, она уже, видно, забыла, какое это мучение, – любовь.

Решившись, наконец, часам к трем дня выйти хотя бы в магазин за молоком и хлебом – закроют ведь скоро, – Женька ахнула. Во дворе, в их дворе расположился целый артиллерийский расчет! Какая-то огромная пушка, еще не отцепленная от военного грузовика, и рядом пара длиннющих труб, устремленных в небо... Женька впервые воочию увидела минометы, и они показались ей еще более устрашающими, чем пушка...

Ну, расклад был понятен: поближе к темноте начнут стрелять, а им будут отвечать и накроют весь двор и три пятиэтажки впридачу... У нее, конечно, есть подвал – но кто будет ее вытаскивать, если здание завалится?

Вернувшись, Женя перемыла посуду, погладила полотенца... Несколько раз украдкой выглянула во двор: военные ели, пили, гоготали... Под лафетом валялась уже третья бутылка водки... Все выглядело так, будто они никуда не торопятся. «Ждут темноты», – догадалась она.

Нужно звонить Ренате: пусть заберут ее на машине... Женька на всякий случай открыла подвал: вдруг придется срочно прыгать – некогда будет тяжеленную крышку на себя тянуть. Тут Рената позвонила сама – они ждут на улице. Женя снова выглянула во двор: вокруг орудий начиналось заметное движение.

Она закрыла дверь на ключ и, выскочив во двор, скользнула к Ренате в машину. Отъезжая, они услышали, как страшно забухал миномет. В небо ночного города летели мины, неся смерть.

ГЛАВА 19. КАФЕ «ЗАРЯ»

Павлик выбрался из фургона не так удачно, как влез. Но хоть шума было меньше... Свернувшийся клубком котенок спал на руках, наевшись печенья, которое Павлик наковырял из коробки, разорвав картон зубами. Павлик знал, что младенцы и котята не могут есть твердую пищу, поэтому он тщательно пережевывал каждый кусочек и совал в рот Заренку. Так и сам наелся, да еще и набил карманы про запас. Он теперь отвечает за котенка.

Ехали очень долго, все время останавливались, и Павлик даже немного поспал... Он слышал, как водитель и второй военный громко ругались, где-то свистели мины, но здесь, между коробками с печеньем и ящиками с металлическими болванками, прикрытыми бумагой и одеялами, было довольно уютно и почти не страшно...

Когда, наконец, остановились, военный и водитель начали быстро-быстро разгружать машину, так что Павлику пришлось спешно пробираться вглубь фургона, к самой стенке кабины. С улицы кто-то кричал: «Мины, мины давай!», и не было секунды, чтобы выскочить. К счастью, последние ящики были, наверное, очень-очень тяжелые, и пока эти двое, пыхтя и согнувшись, их тащили, Павлику с Заренком за пазухой все-таки удалось спрыгнуть и спрятаться под машиной, а потом между колесами пролезть и нырнуть в подъезд.

Наконец-то: вот оно – кафе «Заря» с самым лучшим в мире мороженым! Здесь даже есть свет, – не то, что у них дома... Сейчас, правда, ночь, и двери заперты, но он подождет до утра вот здесь, в подъезде у заднего входа: ему не привыкать.

Павлик уже почти расположился поспать, подстелив расплющенные картонки, сложенные в углу, как дверь отворилась. Какая-то тетя вышла, озираясь по сторонам, будто не хотела, чтобы ее увидели, и, подойдя к выходу из подъезда, с опаской выглянула на улицу...

Вдруг послышались знакомые уже звуки мин – цок, цок, цок... Павлик быстро сориентировался. Он зайцем скакнул в оставленную приоткрытой дверь и затаился в углу. Через минуту дверь захлопнулась, ключ провернулся в замке, и послышался удаляющийся стук каблуков.

...Павлик продвигался наощупь в полной темноте. Было немного страшно, но он был уверен, что где-то здесь должен быть холодильник с мороженым, в котором, конечно, осталось его любимое клубничное, ведь все любят шоколадное...

Внезапно потеряв опору под ногами, Павлик полетел в какую-то яму, от ужаса расставив руки и забыв, что нужно придерживать котенка. Он упал на руки, было очень больно; он перекатился на спину, потом на живот, и в этот момент раздался страшный гром: над ним как будто захлопнулась крышка, и он потерял сознание.

ГЛАВА 20. СПАСЕНИЕ

Женька узнала о гибели Сергея от его сослуживца. У того, оказывается, был ее номер – на всякий случай, если Сергея будут искать. Друг был одним из тех веселых военных, которые пили пиво в импровизированном уличном кафе в начале весны. Как они далеки сегодня от того дня!..

Друг позвонил, когда Рената и Леонид вывозили Женьку из-под бомбежки... Она не могла говорить толком от грохота снарядов...

Рената и Леонид были единственными из Женькиных друзей, у кого еще оставалась на ходу машина. На заводе хранились емкости с водой; в подвалах офисных помещений, где располагался архив, было сухо, и поэтому туда потихоньку переехали все оставшиеся работники завода. Компания даже ухитрялась выпускать продукцию, хотя и в единственном, экспериментальном цеху. Их трубки и трубочки оказались необходимы для танков и бронетранспортеров, адреса в накладных были украинские.

Леонид отправил женщин в подвал и бросился к огнетушителям... К нему присоединились охранники и разбуженные страшной канонадой рабочие, жившие тут же... Когда общими усилиями пожар потушили, собрались ехать обратно к Женьке, проверить, что сталось с кафе – может, пронесло?

Нет, не пронесло... Уже с дороги Женька увидела разбитую арку – пройти в подъезд было невозможно, зато в окно кухни или Розового зала – пожалуйста: стекла разбиты, в стене – дыры. Было видно, что внутри уже пошуровали: на асфальте валялись разбитые пивные кружки и несколько пустых бутылок.

Женька отперла дверь служебного входа, щелкнула выключателем – света не было. Леонид сбегал в машину за фонарем – у него в багажнике всегда было припасено несколько.

Вот так картина: в Розовой комнате одно зеркало снято, другое разбито вдребезги.

– Не к добру, – заметила Рената, оглянувшись на Женьку. И подумала – Сергея нет...

Кухня пострадала больше всего. Зато из-за свалившегося и застрявшего между столом и мойкой шкафчика мародеры не заметили кофейную машину. Это, пожалуй, единственное, что осталось в наследство от кафе...

Рената и Леонид вернулись в машину, делать тут уже было нечего...

Вдруг Женьке показалось, что она слышит мяуканье – так явственно, как будто замяукала кофейная машинка в руках... Она оглянулась, просунула голову в проем в стене, не поленилась даже выйти на улицу, снова вернулась в кухню... Мяуканье шло из засыпанного камнями, штукатуркой и стеклами подвала.

Водрузив кофейную машину на место, Женька взялась разгребать завал. Наконец ей удалось приоткрыть тяжеленную дверь: мусор и пыль посыпались в темноту, а из отверстия выпрыгнул взъерошенный серый котенок. Она погладила его, взяла из неработающего холодильника молоко – электричество пропало только пару часов назад – молоко явно не успело испортиться... Найдя чудом уцелевшее блюдце, Женька протерла его занавеской в клеточку и налила котенку молоко. Немного полакав и утолив первый  голод, он вернулся к открытому подвалу и стал отчаянно мяукать, почти орать.

– Там что-то есть, – произнесла Рената за спиной Женьки, заставив ту подскочить от неожиданности, – наш тоже так орет, когда хочет привлечь внимание.

– Мы уже волноваться за тебя начали, – вошедший за женой Леонид посветил фонарем в черный провал.

Женька с Ренатой вытянули шеи. Внизу, на глиняном  полу подвала, распластавшись в пыли и щебенке, лицом вниз лежал маленький мальчик.

ЭПИЛОГ

– Ну что ж, присядем на дорожку, – Лера опустилась рядом с Юрой на потертый диван в том самом комфортабельном подвале на заводе Ренаты и Леонида, где вся компания скрывались последние дни в небольшом отсеке с металлическими дверями и отдельным выходом во двор: комната раньше предназначалась для инкассаторов.

Денис лежал рядом на втиснутой в угол раскладушке... Он еще не мог сам сидеть. Путь предстоял неблизкий, через два блокпоста: ЛНР и украинский... Наверху на улице уже ждали две машины с Русланом и чеченской компанией...

Леонид повернулся к Женьке.

– Вы готовы? Мы выезжаем к границе, к Изварино, сразу после чеченцев...

– Мы готовы.

Женька обняла Павлика, прижимавшего к себе клетку с котенком, искусно сплетенную Ренатой из разноцветных трубок. Вот где у Ренаты открылся настоящий талант: все равно половина продукции не попадет к заказчикам...

– Женя, какой все-таки у тебя план? – Юра захлопнул ноутбук, в последний раз проверив запросы по Луганску о пропавших детях. Павлика никто не искал.

– Едем сначала в Псков, к матери... Сергея, – с трудом выговорила Женька любимое имя, – отдать деньги и иконку нательную, и документы... из больницы... Спасибо, Лерочка, тебе, что побеспокоилась.

Лера опустила глаза, проворчала:

– Вот уж доблесть...

– А потом с моими встречаемся в Питере, – Женька посмотрела на Павлика, – они из Якутска прилетят. У меня там подруга... Зовет каждый день... Ну, а к началу учебы вернемся.

– Куда? – жестко спросила Лера. – Вряд ли здесь все так быстро рассосется. У тебя дети: куда ты вернешься?

– Слушай, нам в киевский офис нужен делопроизводитель: начнешь с сентября. Там и комната есть на первое время, – у Леонида был выход для каждого.

– А вы с Ренатой как? – вмешалась Милена. Вам опасней всего оставаться: начнут имущество отжимать. Может, поставить станки на платформы и железной дорогой, тихим ходом, ту-ту? – Милена так смешно загудела, что Павлик звонко рассмеялся.

Сашка тоже засмеялся – он любил, когда жена начинала дурачиться. Хороший знак...

В самом начале войны, несколько месяцев назад, когда еще возможно было вывезти все, даже целые заводы, Леонид Маркович не раз получал предложения эвакуировать оборудование из воюющего города и развернуть производство где-нибудь в Туле, в Харькове или даже в Казахстане – не говоря уже о Киеве и Москве, где у завода были представительства. Он ни за что на это не соглашался, сводя с ума Ренату, которая понимала, что переезд был бы спасительным решением и для завода, и для них.

Леонид никогда не объяснял своего решения и только сегодня признался:

– Нет, мы уж как-нибудь здесь... – Леонид поднялся. – У меня рабочие-профессионалы, а у них семьи, старики... Народная республика, будь она неладна, – они никуда не поедут... Я своих людей бросить не могу.

– Ну вот, – поднялась Милена, – а говорил – не герой... Поехали, всем удачи. Увидимся в Киеве.

Бостон, 2019

---

[1]  Если выбирать слово-символ для войны на востоке Украины, то это должен быть «подвал». «Подвалы – это импровизированные тюрьмы и камеры пыток для военнопленных и для гражданских, нарушивших законы самопровозглашенных республик.» (Википедия)↩

[2] СБУ – Служба безопасности Украины. «6 апреля в воскресение в городе Луганске прошел митинг под российскими флагами, после чего митингующие захватили здание СБУ.» (Википедия)↩

[3] «Майдан – массовая многомесячная акция протеста в центре Киева, начавшаяся в ноябре 2013 года и закончившаяся в феврале 2014 г. кровопролитием и сменой украинского правительства.» (Википедия)↩

[4] «Зеленые вежливые человечки» или «вежливые люди» – «эвфемизм для обозначения военнослужащих Вооружeнных Сил Российской Федерации в военной форме без знаков различия, блокировавших стратегические объекты в Крыму во время присоединения полуострова к России.» (Википедия)↩

[5] «Ватники» – так первоначально звали российских ура-патриотов, Позднее «ватниками» стали назвать жителей Луганской Народной республики (Прим. авт.).↩

[6]  «Укропами» презрительно называли сторонников Украины в 2014 году (Прим. авт.)↩

[7] Фобос, Маньяк, Луиш – позывные (Прим. авт.)↩