Елена Кулен
Федор Степун
Опыт биографии
6 (19) февраля 2024 года исполнилось 140 лет со дня рождения Федора Августовича Степуна, известного философа эмиграции, публициста, общественного деятеля. На судьбу его поколения выпало две мировых войны, две революции в России и долгие годы изгнания в Германии: Берлин, Дрезден, Мюнхен. Анализ пережитого представляется нам сегодня как никогда актуальным, когда сотни русских граждан покидают Россию из-за развязанной войны в Украине и пытаются обрести дом в новом языковом и интеллектуальном пространстве. Судьба Федора Степуна может служить для многих примером осмысления драмы изгнанничества и проблем свободы и тирании.
Ощущая себя «своим» как в немецком, так и в русском языковых и культурных пространствах, русский философ-эмигрант пронес через всю жизнь любовь к родине, желая ей свободы, открытости и толерантности во взаимоотношениях со странами-соседями. Став активным пацифистом после двух мировых войн, Степун верил в идеи гуманизма и в возможность разумного, рационального начала в выстраивании мирового сообщества. До конца своих дней он оставался неисправимым оптимистом.
Мало кому из русских изгнанников, будь то эмигранты «первой волны» или представители послевоенной «второй волны» («перемещенные лица», дипийцы), удалось достичь такого общественного признания на чужбине, как Федору Степуну в Германии. Его работа в двух немецких университетах – в 1926–1937 гг. в Дрездене и в 1946–1951 гг. в Мюнхене – яркая иллюстрация его интеграции в немецкое интеллектуальное сообщество.
К моменту его высылки из Советской России 22 ноября 1922 года1 ему исполнилось 38 лет. Он выезжал не на печально известном «Философском пароходе», а отдельно, с женой Натальей Николаевной Степун (урожд. Никольской), поездом Москва – Рига – Берлин. Берлин и Прага стали для супругов первыми «станциями ожидания» в поиске вариантов дальнейшего существования на чужбине.
Позади остались его родные Пенаты в родительском имении в Кондрово, Калужской губернии; осталась его любимая Москва, университет, Петербург, место его политической деятельности в Военном министерстве Временного Правительства; позади осталась подмосковная Ивановка, имение семьи его второй жены, где они с 1918-го по 1922-й скрывались от большевистских бесчинств в деревенской тиши, преподавали в местной школе и даже организовали молодежный театр.
Жизнь целых поколений Степунов, как и большинства русских семей, была разрушена большевиками. Федор Степун уезжал, оставляя мать, братьев, сестер, родственников в неизвестности. Лишь через четыре года, в 1926-м, стал возможным выезд в Дрезден его матери Марии Федоровны (1861–1941) и младшей сестры Маргариты (Марга, 1895–1971). Остальные остались в СССР: братья Оскар (1885–1964), ученый-биолог, и Владимир (1898–1974), актер МХАТа.
Подробно о своей жизни, о роде Степунов, о семье Федор Августович рассказал в книге воспоминаний «Бывшее и несбыв-шееся». Книга писалась в период вынужденного бездействия – отстранения от преподавания в университете Дрездена в сентябре 1937 года; мемуарист обращался за уточнениями к жившей в его доме матери, а потому мы с уверенностью можем говорить, что воспоминания довольно точно отражают события далеких лет. Кратко остановимся на некоторых фактах, чтобы понять природу космополитизма философа.
Федор Степун родился 6 (19) февраля 1884 г. в Москве в немецко-литовской семье директора бумажной фабрики, получив при рождении имя Фридрих Август Степун (Friedrich August Steppuhn). Видоизмененное правописание «Steppun»2 сохранялось им вплоть до 1917 года. «Мой отец, умерший в самом начале Великой войны, был выходцем из Восточной Пруссии, где Степуны (исконное начертание этой старолитовской фамилии Степунесы, т.е. Степановы) с незапамятных времен владели большими земельными угодьями между Тильзитом и Мемелем. Несмотря на свое происхождение, мой отец отнюдь не был ‘пруссаком’ в общепринятом понимании в России этого слова. По целому ряду своих свойств – по своей мягкости, скромности, душевной беспечности и неделовитости, по своему поэтическому мироощущению, по своей вспыльчивости и отходчивости он был, скорее, славянином, чем германцем... Хотя юность отца совпала с величайшим триумфом Германии (в 1871 г. ему было 17 лет), в нем никогда не чувствовалось завороженности образом ‘Железного канцлера’. Минутами в нем как будто бы пробуждалась тоска по родине своих предков, но к немецкому государству он, странным образом, не тяготел. За всю свою жизнь он только два раза ездил в Германию лечиться...»3 И далее: «С матерью отец познакомился в Москве. Шведо-финский род Аргеландеров переселился из-под Або в Пруссию в начале 17 века... Мать была старшим ребенком, вышла замуж, пытаясь ‘поскорее освободиться от гнета отчего дома’. Мать отстранялась от всего немецкого, от которого она освободилась только к старости. Это отталкивание могло бы, конечно, и не превратиться в полное приобщение к русской стихии, если бы мать на шестом году своей жизни не попала бы под влияние того таинственного и запретного для нее мира, которым жил подвальный этаж. Здесь, среди прислуги и артельщиков, которые укрывали барышню-сиротку от ‘сатаны’-мачехи и ‘чудака’ барина, она впервые почувствовала и обрела народную Россию».
Федор Степун был старшим из четырех детей4, крестили его по лютеранскому обряду, но в одиннадцатилетнем возрасте он по воле матери был крещен в храме Спаса Нерукотворного в Кондрово5 уже по православному обряду. О своем переходе в православие он сообщает следующее: «Вернувшись на очень сложных путях и не без участия той критической философии, основы которой во мне заложил Брюшвейлер (Учитель Закона Божьего в немецком Реальном училище в Москве. – Е.К.), я почувствовал необходимость перехода в православие. Я знаю, к нему меня вела не только его бóльшая мистическая и догматическая глубина, но и вся прожитая мною в России и с Россией жизнь».
Продолжая размышлять о «русскости» молодого Федора Степуна, стоит вспомнить также, что языком общения в семье его родителей всегда был русский язык. Всё свое сознательное детство до поступления в немецкое Реальное училище Св. Михаила в Москве Федор Степун говорил и писал преимущественно по-русски. Вспрочем, систематическое изучение иностранных языков, в том числе и немецкого, началось на дому, для чего были приглашены два учителя – «Красный Иван Васильевич и буржуазно-снобистическая англо-германка Штраус, в своей молодости изучавшая педагогику в Швейцарии».
Поступление в немецкое Реальное училище стало первым «окошечком» в мир большого города и в немецкоязычную среду в нем. «Отец против воли русофильски настроенной матери настоял на том, чтобы нас (С братом Оскаром. – Е.К.) отдали в Михайловское училище6, отличавшееся от казенных реальных тем, что в нем всеобщая история преподавалась на немецком языке. Очевидно, отец рассчитывал на то, что в Михайловском мы выучим язык его родины и сдружимся с детьми настоящих немцев. Все эти расчеты оказались ошибочными, так как ‘национальный вопрос’ решался не в ‘немецкой’ школе, а в том же духе бытового и культурного самоопределения, в каком его решала вся передовая интеллигентская Россия».
После успешной сдачи вступительного экзамена в училище в 1893 году у девятилетнего Федора и восьмилетнего Оскара начался новый период – вне Кондрово и вне деревенской жизни. Это интереснейшая страница не только биографии Федора Степуна, но и истории немецкой общины в Москве. Училище было создано для лютеран-евангелистов, включая детей из отдаленных регионов огромной Российской империи. Центром архитектурного ансамбля была церковь Michael-Kirche7, которую московская молва окрестила «Старой обедней». Кирка была подлинным культурно-религиозным центром протестантов-лютеран в Москве, «численность которых к 1904 г. достигала 4500 прихожан разных национальностей (4360 немцев, 120 финнов, 20 шведов, датчан, выходцев из Прибалтики)»8. Здесь, в училище, Степун ближе познакомился с традициями немецкой культуры и лучше освоил язык своих предков, хотя языком общения со сверстниками оставался русский язык. На протяжении семи лет учебы, с 1893 по 1900 гг., «Немецкая слобода» в Москве была для Степуна важным топосом в освоении городского пространства.
Весь архитектурный комплекс Немецкой слободы занимал два гектара земли. В годы учебы братьев Степун территория Слободы была покрыта ухоженными садами; там, среди этого гармоничного ландшафта, размещались немецкий лазарет, часовня, богадельня для неимущих стариков и приют для сирот лютеранского вероисповедания. «Мужское Реальное училище Св. Михаила9 к началу ХХ века имело шесть основных классов, три параллельных, седьмой класс как подготовительный к университету, а также подготовительные классы с двумя отделениями (младшим и старшим). Имелось 26 учителей на 400 учеников. При училище имелась т.н. ‘ученическая квартира’, попросту интернат, который содержался на средства Церковного Совета и Фонда уплаты церковных налогов членами немецкой общины; средства предоставлялись прежде всего для неимущих учеников-протестантов из отдаленных регионов Российской империи.»
Лютеранская община была крайне толерантна по отношению к ученикам-«конвертитам», каковым и был Федор Степун. Просмат-ривая Указатель предметов училища10, мы видим предмет «Закон Божий» с обязательным посещением для всех учеников. «Когда, выросший если и не в Православной Церкви, то всё же в ее ограде и быту, я пятнадцатилетним реалистом зашел в канцелярию реформатской кирки, чтобы записаться на конфирмационные уроки, я почувствовал себя в совершенно чужом мире. Благодаря пастору Брюшвейлеру, искреннему и горячему проповеднику, этот новый мир не оттолкнул меня, а наоборот, привлек к себе», – вспоминал Степун.
В немецком Реальном училище преподаванию русского языка также уделялось много внимания. Степун пишет: «Русский язык здесь преподавали лучшие педагоги Москвы: председатель ‘Общества любителей русской словесности’ Грузинский, Сливицкий, Вертоградский и только что оставленный при университете по кафедре Западноевропейской литературы Лютер. Привлечение молодых, талантливых сил было вообще одною из забот ‘деда’ (пастор фон Ковальциг, действительный статский советник, выпускник Дерптского университета)».
Описывая Реальное училище, Степун, однако, не упоминает ни одного имени его немецких друзей-школьников. Возможно, это объясняется тем, что в училище он находился вместе с братом, оба жили в московской ведомственной квартире отца, а не в интернате при училище, – в подростковом возрасте дружбы определяются не школьным ритмом, но прежде всего внеурочным времяпровождением.
После окончания училища Федор Степун мечтал поступить в Московский университет на историко-филологический факультет, однако этому мешало то, что «с аттестатом реального училища в университет не принимают. Древние языки можно было бы, конечно, осилить, но на это надо время, мне же не терпится как можно скорее надеть форменную фуражку и гулять студентом». К тому же в характере молодого Степуна боролись самые различные влечения: «Мои мучительные колебания между университетом, Училищем живописи и ваяния и Сценой привели меня неожиданно к решению прежде всего отбыть воинскую повинность». Год спустя после окончания Реального училища, в 1901-м, Федор Степун поступил на военную службу.11 Интересно отметить, что для этого Степуну нужно было сменить гражданство с немецкого на русское, т.к. он всё еще являлся немецким подданным.12 Таким образом, Федор Степун был гражданином Российской империи с 1901-го по 1918-й и гражданином Советской России с 1918-го по 1922-й годы.
Один год Степун провел в Артиллерийском дивизионе, расквартированном в Коломне и в местечке Клементьево, где он еще лучше узнал провинциальную Россию, атмосферу которой с большой теплотой описал в своих воспоминаниях. Опыт резервиста Степун получил позднее, во время университетских каникул, приезжая из Германии: он был на лагерных сборах резервистов в 1901-м, 1904-м и 1911-м годах. «Первый сбор остался у меня в памяти беспечным пикником, второй – тяжелым кошмаром, третий – началом возрождения Русской армии», – вспоминал Степун.
УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ПЕРИОД. МОСКВА – ГЕЙДЕЛЬБЕРГ, 1901–1911
В мемуарах Степун так описывает решение уехать учиться в Германию: «Впервые побывавшая за границей мать вернулась в восторге от Европы и решила, что философию правильнее всего изучать в Германии. Посоветовавшись с доцентом университета Борисом Петровичем Вышеславцевым, я остановил свой выбор на Гейдель-берге и, недолго думая, решил запросить ректора, не могу ли я в порядке исключения быть немедленно принятым на философский факультет с аттестатом Реального училища. Очевидно, моя твердая уверенность в своем праве на изучение философии произвела на чье-то чуткое ухо должное впечатление. Секретариат ответил согласием исполнить мою просьбу с условием, что я перед докторским экзаменом представлю дополнительное свидетельство о сдаче экзамена по латыни. <...> В том, что я за четыре года университета с легкостью выучу латынь и, если понадобится, то и греческий, у меня не было никаких сомнений».
Достойно выдержав вступительные экзамены в Московский университет осенью 1901 года и получив рекомендацию от проф. Александра Введенского для университета в Гейдельберге, Федор Степун уезжает в Германию в 1902 году. «Только у открытого окна гейдельбергской гостиницы я впервые ощутил мир не как текущую сквозь меня жизнь, а как стоящую передо мной историю». Выбор предметов был согласован на три года учебы с проф. Генрихом Тоде, деканом философского университета.
«В ближайший приемный день я отправился к проф. Виндельбанду. (Куно Фишер, из-за которого я остановил свой выбор на Гейдельберге, был болен.)»; «Виндельбанда я слушал на протяжении пяти лет и за это время так вжился в его философский пафос, так хорошо изучил его манеру чтения, привычку шарить правой рукой по животу в поисках висевшего на длинной тесемке пенснэ... Перед самым докторским экзаменом в моей жизни случилось несчастье, которое, казалось, должно было бы по-человечески сблизить Виндельбанда и меня. От моих друзей, у которых в то время гостила моя жена, на его имя пришла телеграмма с извещением о ее трагической смерти. Друзья просили подготовить меня к этому страшному удару. Попав, вероятно, в первый раз в жизни в такое неестественно трудное положение, В. немедленно же написал мне очень сочувственное, душевное письмо и лично снес его моей хозяйке; предупредив ее о содержании письма, он попросил, чтобы она по возможности осторожно передала его мне. Большего он сделать не мог, и я до сих пор храню благодарную память об этом человеческом порыве его души сквозь его величественную ‘персону’. Понятно, что, вернувшись после похорон в Гейдельберг, я вошел в кабинет своего учителя в предчувствии дружеской встречи с тем новым В., который приоткрылся мне в его письме. Мои ожидания не сбылись: из-за письменного стола привычно приподнялся давно знакомый мне действительный тайный советник проф. В., сквозь маститую персону которого уже не светилась открывшаяся мне в его письме душа».
Для Федора Степуна начинается новый, восьмилетний, период в Гейдельберге, когда немецкая языковая среда становится для него доминантной – однако не единственной. Здесь училось много русских студентов. Русскую студенческую среду в университете прекрасно описал немецкий исследователь Бриан Пооль13, упомянув, в частности, что либеральная политика университета позволяла принимать без квот евреев и женщин, желающих получить высшее образование. Так что наплыв молодежи из России был особенно велик.
В мемуарах Федор Степун подробно описал свои университетские годы. Связь Степуна-студента с родиной формально поддерживалась и через Российское консульство в Карлсруэ, о чем сообщает сам Степун. Так, например, оповещение на обязательные военные сборы резервистов в университетские каникулы он получал через консульство. Русскоязычный круг Федора Степуна расширился через год, когда приехал младший брат Оскар, – изучать в университете медицину и биологию.
В мемуарах Степун так описывает свой круг общения в Гейдельберге в 1902–1910 гг.: «Центром русского партийного студенчества была знаменитая гейдельбергская читальня, помещавшаяся под крышей темноватого, трех- или четырехэтажного дома на Мерцштрассе. Признаюсь, что от первого посещения этого русского культурного очага у меня осталось малоприятное ощущение. <...> Первый же взгляд в ‘читальный зал’ сразу разрушил мои радостные ожидания. В небольшой комнате, небрежно увешанной портретами русских писателей и ‘борцов за свободу’, сидели, осторожно шурша тонкою бумагою конспиративных изданий, какие-то сплошь хмурые люди. Никакого привета себе как русскому в быстрых, исподлобья брошенных на меня взорах я не почувствовал <…> С течением времени мы с братом и вся наша компания беспартийных москвичей сблизились с такою чуждой поначалу средой западнорусского социалистического еврейства, но совсем своими мы в этой среде так до конца и не стали <…> Мы все без малейшего даже раздумья над правильностью нашего поведения и при гробовом молчании ‘классового сознания’ помогали читалке добывать нужные ей для революции деньги: из года в год наша компания ставила благотворительные спектакли с балом в пользу эсеров, эсдеков и Бунда. И не только в Гейдельберге, но также в Дармштадте и Карслруэ».
В 1904 г. 22-летний Степун познакомился со своей первой женой Анной Александровной Серебрянниковой. В автобиографическом романе «Николай Переслегин» Федор Степун дал ей псевдоним «Оловянникова». «Немногое в своей жизни я помню так живо, как первую встречу с моею первой женой. Было начало летнего семестра 1904-го года. Догнавший меня на улице Бунзена Саша Поляков, не только талантливый певец, но и веселый Дон-Жуан, таинственно объявил: ‘Знаешь, в Зоологическом институте уже две недели как появилась новая курсистка, настоящая москвичка. Говорят, изящная, под “знатную соотечественницу”, но недотрога. Много знает, работает прекрасно, была на Высших курсах. К сожалению, партийная и, как все зоологи, – социал-демократка’.» Они пробыли в браке лишь два года, Анна трагически погибла: утонула, пытаясь спасти попавшего в стремнину младшего брата ее первого мужа Аркадия. «Тела обоих погибших были перевезены в Вильну и похоронены рядом с Аркадием. Как непостижимо страшно, что десятилетний Вася должен был погибнуть, чтоб вернуть брату его невесту. Внезапно обрушившаяся на меня смерть жены перевернула всю мою жизнь, как мне тогда по молодости лет казалось, лишь от меня зависящую жизнь. В трагичности внезапной Аниной смерти я не мог не услышать осуждения свыше того доброго дела, каким мне представлялась моя женитьба.»
В этот период Степун, студент философии, отходит от увлечения неокантиантством и увлекается немецким идеализмом. Возможно, этот поворот был связан со смертью жены, близостью его душевного состояния в этот период к учению о Провидении Фридриха Шлегеля. Лирика Райнера Марии Рильке стала спасением и утешением для молодого философа в этот сложный период.
В гейдельбергский период Степун был дружен с Евгением Юльевичем Левиным (Eugen Leviné, 1883–1919), который в 1903 году поступил на юридический факультет. В университете Степун изучал философию у Куно Фишера (Kuno Fischer), но не только. Вот что сообщает сам философ о своих студенческих интересах в обнаруженных нами архивных материалах – в автобиографии, написанной по случаю подачи прошения о преподавании в университете Мюнхена после Второй мировой войны (март 1946): «Наряду с философией я изучал ‘Учение о государстве’ у проф. Елинека (Jelinek), ‘Учение о народной экономике’ у проф. Готхайна (Gothein) и проф. Ратгена (Ratgen), немецкую историю у профессоров Маркса и Онкена (Marx, Oncekn), немецкую литературу у проф. Эрхарда фон Вальдберга (Erhard von Waldberg), историю искусства у проф. Тоде (Thode)»14.
В 1907 году Федор Степун окончил Гейдельбергский университет, в 1910 г. получил докторскую степень. «Я защитил свой диплом в 1910 г. у проф. Виндельбанда, Елинека, Вальдберга на соискание докторской степени ‘доктор философии’ по теме ‘История философии русского мыслителя Владимира Соловьева’»15. Написанная по-немецки работа Степуна была опубликована отдельной монографией в издательстве Фритца Екхардта (Fritz Eckhardt Verlag) в 1911 г. в Лейпциге. Это первая публикация Степуна в Германии.
Но к тому времени вкус к философии В. Соловьева у Степуна проходит: «Вместе с угасанием первой любви во мне началось – в душе всё друг с другом связано – и некоторое охлаждение к Владимиру Соловьеву, по крайней мере к его аскетической этике <...> Развенчание Соловьева произошло во мне не без влияния Розанова». Теперь молодой Степун увлечен философией истории.
Степуну кажется вычурным и фальшивым славянофильский постулат В. Соловьева об избранности пути России, об ее исключительности. Живя в Германии, Степун видит и чувствует глобальность европейского мира, взаимосвязь всех культур, без их противоборства между собой, их мирное сосуществование. Он усматривал в соловьевских постулатах замаскированные комплексы: «Почему мы, русские, сами не гордимся своей самобытностью и не чувствуем себя равными в общем ряду европейских народов, не кичась своей национальной исключительностью?! Славянофильская идея ‘Москвы как Третьего Рима’ соблазнительна и опасна, ведет в никуда, она отгородила нас от Европы и подготовила ту националистическую шаткую почву Первой мировой войны, которая сделала возможным удушливый патриотизм Первой войны».16 Именно в славянофильских теориях, как и в движении панславизма, Степуну видится опасность изоляции России от Европы. Схожую атмосферу «исключительности» отметит русский философ-эмигрант и позднее, в Германии конца 1920-х – нач. 1930-х, приведшую к национальной немецкой катастрофе.
В 1911 году, через три года после трагической смерти первой жены, двадцатисемилетний Федор Степун женится на Наталье Нико-лаевне Никольской (5.5.1886, Москва – 1961, Мюнхен). Для нее брак со Степуном тоже был вторым. В автобиографическом романе Степуна Наталья Никольская получила псевдоним «Никитина». С Натальей Николаевной Федор Августович проживет долгую совместную жизнь.
В «Бывшем и Несбывшемся» он описал их возвращение после Гейдельберга в Россию: «В 1912-м за всеми пожарами стоял 1905-й год: помещичье безденежье, крестьянское нежелание работать на дармоедов, предчувствие новых революционных вспышек. Да как было их не предчувствовать после знаменитого ‘Крестьянского съезда’ 1905-го года, на котором деревенские депутаты так прямо и заявили: ‘Не было ни одного случая насилия: били только помещиков и их управляющих, да и только в том случае, если они сопротивлялись.’».
В 1912 году Степуны вместе с родителями Натальи Николаевны совместно покупают небольшое имение Ивановка в Подмосковье.
Дом семьи Натальи Николаевны был по-чеховски полон – все многочисленные ее братья и сестры со своими семьями собирались под одной крышей. Мать и отец жены, Серафима Васильевна и Николай Сергеевич Никольские, благоволили молодоженам, но в большом семейном кругу Федор Степун мечтал о своем тихом уголке и часто утомлялся многолюдностью Ивановки. Молодожены планировали построить на территории имения дом для себя. «Наша московская квартира была уже с весны ликвидирована, мебель отправлена на склад. Это ли не доказательство, что в войну нам как-то не верилось. <...> Объяснение надо искать в традиционной незаинтересованности русской радикальной интеллигенции в вопросах внешней политики. <...> Отношение к Германии определялось ненавистью к Железному канцлеру за его борьбу с социалистами и преклонением перед Марксом и Бебелем. <...> В нашем непосредственном ощущении война надвигалась на нас, скорее, как природное, чем как историческое явление. Поэтому мы и гадали о ней как дачники о грозе, которым всё кажется, что она пройдет мимо, потому что им хочется гулять. Как всё большое и страшное в жизни, война вплотную подошла к нам неожиданно и незаметно.»
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЕЖЕГОДНИК «ЛОГОС». 1910–1914
Студенческие годы закончились для Федора Степуна получением дипломов двух университетов – Гейдельбергского (1910, степень доктора философии) и Московского (1911, степень магистра). Возвращение в Россию 1911 года и знакомство с Андреем Белым, Александром Блоком, Николаем Бердяевым, Семеном Франком, Вячеславом Ивановым открыли Степуну новую Россию. Степун становится активным членом Философских обществ в Москве и Санкт-Петербурге, благодаря чему расширился круг его знакомств: Борис Яковенко, Николай Лосский, Сергей Булгаков, Василий Зеньковский. С ними судьба сведет Степуна и позднее, в эмиграции, – в Берлине, Праге, Париже, Мюнхене.
Еще в период учебы в Гейдельберге Степун сблизился с Сергеем Осиповичем Гессеном17 и Николаем Николаевичем Бубновым18. В их русский круг общения вошли «два немецких товарища, будущие профессора Мелис и Кронер, вместе с ними мы решили основать выходящий на нескольких языках международный журнал по философии культуры». В 1910 году Степун cо своими студенческими друзьями С. Гессеном, Н. Бубновым, Р. Кронером (Richard Kroner) и Г. Мелисом (Georg Mehlis) начал издавать в Москве международный ежегодник по философии культуры «Логос» (Издательство «Мусагет»19, позже – в «Товариществе Н.О. Вольфа»20; в Германии – в Издательстве Зибека). Журнал следовал, главным образом, неокантианской традиции; для редакции была важна идея автономии философского знания; в журнале преобладали публикации по проблемам теории познания. Целью Федора Степуна и его друзей-философов было объединение молодого поколения европейских мыслителей; журнал должен был стать международным философско-культурологическим форумом. «Понимая философию как верховную науку, в последнем счете существенно единую во всех ее эпохальных и национальных разновидностях, мы естественно должны были с самого начала попасть в оппозицию к тому доминирующему в Москве течению мысли, которое, недолюбливая сложные отвлеченно-методологические исследования, рассматривало философию как некое сверхнаучное, главным образом, религиозное исповедничество. Правильно ощущая убыль религиозной мысли на Западе, но и явно преувеличивая религиозность русской народной души, представители этого течения не могли не рассматривать наших замыслов как попытки отравить религиозную целостность русской мысли критическим ядом западнического рационализма.» «Философствуя ‘от младых ногтей’, мы были твердо намерены постричь волосы и ногти московским неославянофилам. Не скажу, чтобы мы были во всем неправы, но уж очень самоуверенно принялись мы за реформирование стиля русской философии.»
Важно было ознакомить российского читателя с современными философскими течениями в Европе; в русской версии «Логоса» принимали участие и европейские коллеги российских ученых.
Степун, говоря о рождении журнала «Логос» и о встрече с немецким издателем, вспоминает, как он с Сергеем Гессеном, узнав, что в Фрайбурге находились Дмитрий Сергеевич Мережковский и Зинаида Николаевна Гиппиус, решили пригласить их на заседание на квартире профессора Риккерта: «Расчет наш оказался вполне правильным. Присутствие русских известных писателей сильно повысило наш престиж, а потому и шанс на заключение выгодного контракта».
«Логос» подробно описывает немецкий исследователь Рюдигер Крамме (Rüdiger Kramme21); от него мы узнаем о подробностях создания национальных редакций при первом «географическом треугольнике Фрайбург – Гейдельберг – Москва». Во время поездки Федора Степуна в Италию в 1910 году установливаются связи с итальянскими философами, которые позже входят в круг авторов-издателей журнала.
Российский «Логос» просуществовал с 1910-го по 1914-й и был закрыт с началом Первой мировой войны. С самого начала возникли большие трудности с переводами текстов для одновременного издания трех языковых вариантов журнала (на немецком, русском и итальянском). Но даже эти четыре года существования русской редакции «Логоса» стали ярким примером взаимосвязи отечественной и западной философий, их открытости друг другу. Всего русской редакцией было выпущено восемь книг.
Кроме Степуна, в состав русской редакции входили Сергей Иосифович Гессен (1887–1950), Эмилий Карлович Метнер (1872–1936), брат знаменитого композитора. Метнер не был подключен к разработке философской концепции русского варианта издания. «В 3-4 номерах за 1913 г. редакция русского ‘Логоса’ сообщала, что журнал будет издаваться не в издательстве ‘Мусагет’, а в издательстве ‘Товари-щества Н.О. Вольфа’<…> Помимо охлаждения и, позднее, открытой враждебности Андрея Белого к журналу ‘Логос’, у него были также и другие, личные причины: с 1911 г. он всё ближе примыкал к сотрудникам «Пути»; борьба против неокантианцев, которых он уже с апреля 1912 г. рассматривал как ‘врагов символизма’, была направлена также и против основателя ‘Мусагета’ Метнера, который поддерживал ‘Логос’. Разрыв же между ‘Логосом’ и ‘Мусагетом’ объяснялся причинами, лежащими вне идеологии и личных отношений. Финансовые расходы на ‘Логос’ в первые два года существования выглядят скромно, но следует учитывать, что ‘Мусагет’ с самого начала своей деятельности в финансовых средствах был сильно ограничен. Ко всему прочему продавался журнал плохо. Были допущены существенные ошибки при рекламе, доставке и продаже. Самой главной причиной была высокая цена за номер. <...> В последнем номере ‘Логоса’, выпущенном в 1914 г., было сказано, что в магазинах Вольфа все номера за 1910–1913 гг. продаются с 10%-й скидкой для подписчиков»22.
Немецкая и русская версии журнала появились в апреле 1910 года во Фрайбурге и, одновременно, в Москве. Немецкой редакцией «Logos» руководили в 1915–1918 гг. Георг Мелис23 и, начиная с 1919-го, Рихард Кронер24. В немецком издании в № 4, 1913, указаны имена активных авторов-соиздателей: «Организация ‘Логоса’ осуществляется интернациональной комиссией, которая имеет национальные редакции. Наряду с немецкой редколлегией (Г. Мелис, Р. Кронер), имеется русская (С. Гессен, Б. Яковенко, Э. Метнер, Ф. Степун) и итальянская (D. Varisco, A. Bonucci.)». Как было сказано выше, журнал издавался в издательстве «Мор Зибек» (Mohr & Siebeck Verlag)25 в Тюбингене. Итальянская версия ежегодника вышла в 1913 году. Запланированы были национальные выпуски в Венгрии, Англии, Америке, Франции, но из-за Первой мировой войны они не состоялись.26 С 1913 года все национальные выпуски журнала «Логос» издавались в едином графическом стиле и с одним и тем же титульным листом с портретом Гераклита Эфесского.
С началом Первой мировой войны в России поднимаются антинемецкие настроения, поддерживаемые прессой.27 Осенью 1914 года последовал полный запрет на немецкоязычные издания в России; журнал «Логос», акцентирующий свое внимание прежде всего на немецкой философии и имеющий параллельные выпуски на немецком, стал жертвой этого указа. После погрома немецкого посольства в Санкт-Петербурге последовали погромы немецких магазинов, фирм, предприятий по всей Российской империи. Началось повсеместное переименование немецких названий, а также имен и фамилий российских граждан немецкого происхождения.
Немецкому «Логосу» повезло больше: стартовав вместе с русским вариантом, он продолжал выходить в течение двадцати трех лет, с 1910-го по 1933 гг., до прихода нацистов к власти. Просматривая сегодня подшивки идания периода Первой мировой войны, поражаешься толерантности немецких редакторов. Из немецких философов и социологов в журнале участвовали такие известные ученые, как Йонас Кон, Эдмунд Гуссерль, Эмиль Ласк, Генрих Риккерт, Георг Зиммель, Макс Вебер.
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Война разрушила все жизненные планы. Великая война разделила Федора Степуна и его немецких друзей не только географически, друзья-философы встали по разные линии фронта.
Федор Степун был мобилизован и направлен в 12-ю Сибирскую стрелковую артиллерийскую бригаду – сначала на шесть недель сборов в Иркутск. Вместе с ним поехала Наталья Николаевна. В сентябре 1914 г. Степун направлен в Галицию.28 20 сентября 1915 г. он был произведен в подпоручики. Но уже в феврале 1916-го его отправляют по болезни в дивизионный лазарет в тыл, в Ригу. И хотя на фронте он пробыл всего два года, за боевые заслуги Федор Августович был награжден четырьмя орденами.
В этот период складывается его «метафизика смерти как внутренней формы жизни на войне и противостояние таковой»; «...я в лазарете почти никогда не слышал сознательных проклятий войне и часу ранения. Скорее наоборот. Восхваления атак были ярким воспоминанием и словно оправданием случившемуся...», – вспоминал философ в мемуарах. Так продолжалась бойня, несмотря на «голый, унизительный страх», овладевающий человеком во время боя при бездейственности «души, лишенной возможности сопротивляться при надвигающейся смертельной опасности».
В конце июня 1916-го врачебная комиссия постановила отправить Степуна для полного восстановления в Ессентуки, где ему удалось встретиться с женой. После лечения он был переведен в Ригу.
С середины 1916 г. Степун занял активную антивоенную позицию. Свое отношение к войне он описал в автобиографическом романе «Из писем прапорщика артиллериста», вышедшем в 1917 г. в Петрограде, второе издание было выпущено уже в эмиграции в 1926 г. в Праге.
Размышления Федора Степуна о войне отражают эволюцию его личности: «Менялось всё потому, что война уже никем не ощущалась судьбою, от которой уйти нельзя и прятаться постыдно. <...> злые шепоты политиканствующего тыла со дня на день всё глубже разлагали ту подсознательную метафизику войны, которою живет как ее покорное приятие, так и ее героизм. <...> После газовой аттаки в батарее все почувствовали, что война перешла последнюю черту, что отныне ей всё позволено и ничего не свято»; «В 1917-м г. уже никто на фронте не чувствовал в войне веяние Божьей благодати. Зато безумие ее ощущали все, открыто связывая к тому же это безумие с глупостью и бессилием власти. О вине правительства и придворных кругов у нас в бригаде впервые громко заговорили во время встречи Нового 1917 г.».
22 декабря 1916 г. Федор Степун был отправлен в тыл.
Немецкие друзья Степуна и соредакторы по «Логосу» Георг Мелис и Рихард Кронер также были призваны в армию. Военный опыт Мелиса ограничился четырьмя месяцами, до его ранения. Этого времени ему хватило, чтобы занять активную антивоенную позицию, открыто в прессе определяя войну «врагом цивилизации и культуры». Он начал преподавательскую деятельность в университете Фрай-бурга. Однако своими антивоенными высказываниями он навлек на себя гнев университетского руководства, вынужден был оставить кафедру и в 1924 г. уехал из Германии в Италию29. В поздние 1920-е годы политические взгляды Степуна и Мелиса кардинально разошлись: Мелис увлекся итальянским фашизмом и личностью Бенито Муссолини. С 1924-го по 1942-й, год его смерти, Георг Мелис занимался изучением феномена итальянского фашизма30, публикуя статьи в националистическом журнале «Der Tag» («День»). Рихард Кронер (1884–1974) прошел четырехлетний путь боевого офицера. Он был награжден за храбрость Железным крестом I-й и II-й степени, вернулся к преподавательской деятельности лишь в 1919 году, получив место профессора в Университете Марбурга у Мартина Хайдеггера. Рихард Кронер на протяжении всей своей жизни оставался большим другом Федора Степуна31; особенно ощутима была его поддержка в 1926 г., во время преподавательской деятельности Степуна в Высшей Технической школе Дрездена.
ДВЕ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА. ВЫЕЗД ИЗ РОССИИ В 1922 ГОДУ
Федор Степун был выдвинут делегатом Совета рабочих и солдатских депутатов от Сибирской дивизии в апреле 1917 года. «Совет рабочих и солдатских депутатов, каким я его застал в начале апреля, был по сравнению относительно упорядочным и организованным. Нестерпимый произвол отдельных членов его Центрального комитета был после появления Церетелли значительно ограничен. Прекра-тились самочинные аресты ‘врагов революции’ отдельными комитетчиками и анархические захваты помещичьей земли инициативными крестьянскими группами на основании неизвестно кем выданных и подписанных разрешений на комитетских бланках с печатью.» 1917 год стал для Степуна временем наблюдений за распадом российского общества в период демократической Февральской революции и до «красного террора» большевиков. «Страшные годы военного коммунизма мы пережили все вместе в нашей Ивановке, которая дала нам возможность не умереть с голоду и холоду, а мне лично написать роман ‘Николай Переслегин’ и книгу о театре.»
Степуну пришлось пережить голодные годы военного коммунизма, постоянных арестов, расстрелов, страха и развала большого города, – весь страшный процесс постепенного погружения во тьму и бездну жестокости целой страны и, как следствие, привыкание человека к террору, к бесчеловечности новой большевистской власти, поставившей своей задачей уничтожение всего гуманного, думающего, живого, демократического.
Известия об арестах и расстрелах знакомых и друзей после Октябрьского переворота 1917 года всё чаще доходили до Ивановки. Но новость о готовящейся принудительной высылке ученых застала семью врасплох. Федор Степун был вызван в ЧК; «после визита в Чека под утро решили, что как ни грустно покидать свое и своих, Россию и Ивановку, нам надо всё же искренне благодарить судьбу за то, что перед нами распахнулись двери тюрьмы, что мы уже дышим воздухом свободы, без которой жить нельзя». «Боль разлуки, конечно, была, но не очень сильная. В те годы можно было еще переписываться с оставшимися и посылать им пакеты; оптимисты надеялись, что мы скоро вернемся...»
В Европе уже жили многие из его друзей: «Как только мы с женою, высланные в 1922-м из России, поселились в Берлине, стали приходить письма из самых разных мест: из Чехословакии, Югославии, Болгарии и Турции». Степун пишет:«Чудом перемахнув через бездну большевистской революции, мы очутились в Западной Европе <...> Что говорить, парижская эмиграция не горела тем чистым ярким пламенем, к которому ее обязывало страдание родины. Были и чад, и тоска, и злоба, и уныние. Но всё же нельзя отрицать, что в нищей, неприкаянной эмиграции совершался процесс покаяния и духовного отрезвления. <...> вокруг представителей так называемого нового религиозного сознания уже начиналась творческая работа по осмыслению развернувшейся трагедии. В этой работе по-новому перегруппировывались люди и силы, вырастали новые религиозные, культурые и общественно-политические фронты».
Степуны, как и все русские эмигранты, столкнулись с проблемой легализации их статуса, получения соответствующих документов. В 1922 году в стране Советов, как ни странно, всё еще были действительны паспорта Российской империи образцов 1903 и 1912 годов32. С 1918 г. в РСФСР были введены т.н. «мандаты комиссаров», документы с подтверждением личности за подписью местного комиссара. После всеобщей переписи населения в 1920-м в Советской России были введены удостоверения об идентификации личности советского гражданина. Но Федор Степун, как и многие эмигранты, сохранял паспорт Российской империи до получения Нансенского паспорта. Этот документ беженца был официально принят 5 июля 1922 г., однако выдача паспортов началась лишь с января 1923 года33. Предположительно, Федор Августович Степун и Наталья Николаевна Никольская-Степун смогли получить Нансенские паспорта в первой половине 1923-го, ибо их первая поездка в Париж состоялась уже в мае.
Нансенские паспорта выдавались в Германии в т.н. Полиции для иностранцев (Ausländerpolizei) с 1923–1933 гг.; с 1933 по 1945 гг. – в Полицейском президиуме (Polizeipräsidium) города /селения, где проживал беженец. «Нансенский паспорт указывал на статус ‘лицо без гражданства’, выдавался только при наличии документов, удостоверяющих личность и доказанный статус эмигранта, имел фото и подпись владельца для идентификации личности беженца. Паспорт обеспечивал легитимный юридический статус беженца, обеспечивал право на жилищную прописку, давал разрешение на работу, медицинскую страховку и возможность передвижения в Европе. Необходимо было вносить взносы размером 5 РМ (рейхских марок) один раз в год. Это продлевало документ, а также поддерживало фонд помощи для материально бедствующих ‘нансенских беженцев’ разных наций в разных странах.»34 Интересно отметить, что выдача Нансенских паспортов для русских в Германии ускорилась еще и потому, что между Советской Россией и Веймарским правительством уже 16 апреля 1922 года во время Генуэзской конференции был подписан германо-советский Договор о дипломатических отношениях. Германия была первой европейской страной, признавшей легитимность Советской России.
Страны Антанты еще долго не признавали Советский Союз. Германия выступила посредником в урегулировании таких спорных вопросов, как довоенные кредиты Российской империи, сотрудничество в военной промышленности и т.д. В свою очередь, Веймарская республика рассматривала русских беженцев как потенциальную рабочую силу.
С самого начала жизни в Берлине Степун ищет возможности применения своих сил. Он сразу же начинает переписываться с Рихардом Кронером на предмет возрождения русского варианта журнала «Логос» в Берлине. Их первая встреча состоялась в декабре 1922 г. во Фрайбурге, куда профессор Кронер пригласил супругов Степун на празднование Рождества и Нового года. В кругу немецких друзей обсуждалась возможность реконструкции международного формата журнала.35 Профессор Кронер приложил все усилия для возрождения издания. Но ситуация в послевоенной Германии была неблагоприятной для такого проекта. После многочисленных дискуссий с издательством «Мор и Зибек» (Mohr & Siebeck), где выходила немецкая версия «Логоса» до 1933 г., в издании журнала по-русски было любезно отказано. Отклонено было также предложение Степуна о сотрудничестве этого немецкого издательства с русским эмигрантским издательством «Обелиск» в Берлине. Результатом всех усилий стало издание лишь одного-единственного – последнего – русского тома «Логоса» в конце 1923 г. в русском издательстве «Пламя» в Праге.
Этот опыт первых неудач в Германии столкнул Федора Степуна с жестокой реальностью, но он не сдавался, осознавая, что не публикации в русской эмигрантской прессе финансово спасут его, что прежде всего немецкоязычные статьи вернут его на дорогу признания в Германии. По сравнению со многими эмигрантами Степун имел явное преимущество: он владел в совершенстве немецким языком и имел диплом Гейдельбергского университета; он был окружен немецкими друзьями.
В 1923-м Степун предпринял попытку найти работу в городе его студенчества – в Гейдельберге. Из педагогов, у которых Степун учился, в университете остался только профессор Риккерт (Heinrich Rickert, 1863–1936). Надежда устроиться в Гейдельберге не увенчалась успехом.
После поездки в январе 1924 г. Степун публикует эссе «Два Гейдельберга»36 в русской берлинской газете «Дни», в котором чувствуется не только ностальгия по студенческому прошлому, но и разочарование в общей послевоенной ситуации в городе и стране.
Не имея постоянной работы и заработка, Степун переиздает очерки и романы, которые частично были написаны или опубликованы в России; например, очерк «Основные проблемы театра» он публикует в 1923 г. в эмигрантском издательстве «Слово» в Берлине, а свой первый антивоенный роман «Из писем прапорщика», изданный в 1917 г. в России, переиздает в 1926 г. в Праге.
Стремясь уехать из шумного Берлина, Степуны направляются во Фрайбург в мае 1923 года; там 39-летний философ записывается вольнослушателем на летний семестр на лекции основателя немецкой феноменологии Эдмунда Гуссерля (Edmund Husserl, 1859–1938) и на лекции неокантианца Йонаса Кона37 (Jonas Cohn, 1869–1947). Это дает ему возможность продлить свой статус беженца и время пребывания в Германии.38 То лето в Университете Фрайбурга стало для Федора Августовича не только восстановлением старых студенческих связей, но и приобретением новых. Так, он познакомился с Освальдом Шпенглером (Oswald Spengler, 1880–1936)39. Степун писал: «Заостряя Шпенглера до последнего предела, можно правомерно утверждать, что для каждой души всемирная история есть, в конце концов, не что иное, как история ее же собственной судьбы».40
Это знакомство помогло Степуну начать печататься по-немецки: Шпенглер был постоянным автором известного католического журнала, освещающего вопросы культуры и религии – «Hochland»41. Журнал был основан в 1903 году Карлом Мутом (Carl Muth), немецким публицистом, «осознанным католическим модернистом», по определению современных исследователей. Журнал был толерантен к авторам любых конфессий, представлявших различные точки зрения на современное развитие общества и реформирование христианства.
Еще находясь в Университете Фрайбурга, Степуны предпринимают путешествие в Париж – и вновь не только для встречи с русскими друзьями, но и в поисках работы. В первый визит они провели в Париже десять дней, потом они регулярно посещают столицу Фран-ции. Старый добрый друг по Москве, Илья Фондаминский-Бунаков (1880–1942) был тем человеком, который «ввел» Федора Степуна в круг русского Парижа 1920-х годов и помог ему установить контакт с «Современными записками». Задуманный как ежемесячное издание тиражом в две тысячи экземпляров, журнал был рассчитан на либерально-демократическую аудиторию. Из-за проблем финансирования журнал выходил нерегулярно, с 1920-го по 1940-й вышло 70 номеров. Руководство журнала осуществлялось членами партии эсеров, среди них – М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, В.В. Руднев, Н.Д. Авксентьев, И.И. Фондаминский-Бунаков.
Несмотря на разницу политических взглядов Степуна и редакторов, со многими из них у него были дружеские отношения еще по дореволюционной Москве. Возможно поэтому он быстро получил в журнале должность консультанта по прозе, которую совмещал с лекторской деятельностью. В 1928 году И.И. Фондаминский создает при «Современных записках» одноименное издательство. Среди выпущенных книг – автобиографический роман Ф. Степуна «Николай Переслегин» (1929)42. Роман сначала был опубликован по-немецки в 1928 году в Hanser-Verlag в Мюнхене. Именно с этого момента имя Федора Степуна становится знакомо широкому немецкому читателю.
Первым источником дохода для Степуна стало чтение лекций по-русски и по-немецки, которые Федор Августович начинает с весны 1924 года, путешествуя с докладами сначала по Германии (Берлин, Дрезден, Фрайбург, Гейдельберг); позднее география его поездок расширилась до Праги и Парижа. Так, свои первые лекции он читает в русских эмигрантских кругах, прежде всего в Религиозно- философской академии в Париже, в «Народном русском университете» в Берлине, созданном по инициативе Н. Бердяева при финансовой поддержке Министерства народного образования Германии (Deutsches Volksbildungsministerium). Зачастую эти лекции оплачивались весьма скромно, постоянных средств к существованию они дать не могли. Все переезды, связанные с лекторской деятельностью, были сопряжены с получением виз в каждую отдельную страну по статусу Нансенского беженца43.
ПРЕПОДАВАНИЕ В ДРЕЗДЕНЕ. 1925–1937
Тридцатидевятилетний Федор Степун, имея немецкий диплом Гейдельберга, находился в лучшем положении, чем большинство русских изгнанников. Имели значение и его немецкие корни. Но и для самих немцев ситуация в межвоенной Германии была чрезвычайно сложной после проигранной войны с обязательной выплатой репараций по Версальскому договору; всюду царила безработица, росла инфляция, это влекло за собой массовые беспорядки и рост националистических настроений в обществе.
Ситуация для Федора Степуна начала меняться к лучшему лишь после того, как его друг Рихард Кронер, при содействии Виктора Клемперера (Viktor Klemperer, 1881–1960)44, профессора романских языков и литературы, получил место профессора теоретической педагогики и философии в Высшей Технической школе в Дрездене в 1924 году. Высшая школа Дрездена была одной из старейших в Германии: она основана в 1828 году, а в 1961 году переименована в Технический университет Дрездена (Technische Universität Dresden). Несмотря на свою давнюю историю, «она, однако, считалась второразрядной в ряду известных немецких университетов и была своего рода ‘местом ожидания’ для профессоров-аутсайдеров в немецких академических кругах, особенно для ученых еврейской конфессии»45.
Через год после начала работы в Дрездене профессор Кронер позаботился о том, чтобы помочь своему русскому другу. Мы можем с уверенностью утверждать, что именно благодаря его посредничеству у Степуна появилась надежда на преподавание в той же Высшей Технической школе. В 1925 г. Рихард Кронер предложил кандидатуру Степуна на место социолога на культурно-исследовательский факультет на правах нештатного «почетного профессора» (Honorarprofessor). Этот статус не предполагал постоянной зарплаты, как, скажем, статус «профессора на ставке», выплачивался лишь гонорар за прочитанные лекции; разрешалось иметь параллельный заработок в другом месте. Поддержку Степун получил не только от Рихарда Кронера; сыграло свою роль и сопроводительное письмо-рекомендация от Эдмунда Гуссерля, профессора философии Фрайбургского университета, вольным слушателем лекций которого Степун был в летний семестр 1923 года. На это решение, безусловно, повлияла также известность Степуна в немецких академических кругах как «эксперта по России»46. То, что ему, иностранцу-эмигранту, удалось получить это место, казалось почти чудом.
«В конце октября 1925 г. Федор Степун получил предложение на место профессора по русской социологии в Высшей Технической школе Дрездена. 1 апреля 1926 г. последовало официальное назначение ‘нештатным профессором’ социологии и руководителем семинара». Работу в Высшей школе Дрездена для Федора Степуна можно разделить на два периода: с 1926-го по 1931-й он был «почетным профессором», а с 1931-го по 1937 год – «экстраординарным профессором», на ставке.
Осмыслению значения работы Степуна в Дрездене помогает его письмо к И. Фондаминскому-Бунакову от 30.11.1925, в котором он сообщает, что, находясь на кафедре, он будет иметь «пять свободных от работы месяцев в году с непрерывной выплатой ежемесячной зарплаты в 500 марок», что позволит ему и далее писать статьи для «Современных записок», а также параллельно заниматься лекторской деятельностью.
Положение русских эмигрантов и беженцев в Германии было юридически закреплено в §118 Веймарского законодательства 1919 года, в cоответствии с принципам Версальского договора и созданной Лиги Наций. Параграф 118 закреплял социальные права на политическое убежище для преследуемых беженцев и эмигрантов разных национальностей. Однако этого статуса было недостаточно для получения ставки профессора в немецких университетах. В связи с изменением политической атмосферы в Германии конца 1920-х годов и ужесточением условий получения работы иностранцами в государственных университетах Германии Федор Степун подал в 1926 г. прошение на «натурализацию» как этнический немец, рожденный в Российской империи47. Процесс рассмотрения его дела длился около четырех лет. Лишь в декабре 1930 года он получил документ, удостоверяющий его как «натурализованного рейхского немца» («Reichsdeutsche»). На этом основании в 1931 г. Степун смог получить от Министерства культуры и образования Саксонии новый статус профессора «а.о. Professor»48, т.е. «экстраординарного профессора» на факультете культуры Высшей Технической школы. С 1931 года в его обязанности входило не только чтение лекций, но и прием экзаменов у студентов. Оклад давал Федору Степуну и его семье относительную финансовую стабильность и надежду на будущее.
Работая в Высшей школе, Федор Степун не прерывает, однако, своей связи с русскоязычной средой, он выступает и дальше с лекциями в русских обществах: «Даже и по получениии в 1926-м г. кафедры социологии в Германии я отдавал немало сил русской публицистике. Такова уже судьба нашего поколения: когда тебя непрерывно бьют, можно или молиться, или отбиваться, хотя бы и журнальными статьями, но трудно спокойно исследовать или бесстрастно размышлять».
Вот что сам Федор Степун сообщает в автобиографии, написанной для Баварского Министерства образования и культуры от 2 марта 1946 г., приложенной к его запросу на получение места профессора в Университете Мюнхена: «Первый год моего пребывания в Германии я провел в Берлине, где я, как доцент, работал в Народном университете, созданном при участии группы наших русских эмигрантов при поддержке Министерства народного образования Германии. Также я читал лекции в Религиозно-философской академии, созданной русским религиозным философом Н. Бердяевым. Эта деятельность, сосредоточенная, однако, только на русской эмиграции, была для меня недостаточна. Я начал всё больше и больше читать немецкие лекции в различных исследовательских обществах и лекторских сообществах. В большинстве случаев это затрагивало тему русской культуры и русской революции. Включая Швейцарию, куда я был приглашен дважды для лекций, я делал доклады в 90 других городах. На основе этой лекторской деятельности и моих публикаций мне было предложено место социолога на культурно-исследовательском факультете Дрезденской Высшей Технической школы в 1926 году. С 1931–1937 гг. – ‘профессор на ставке’»49. Здесь Степун не упоминает имени своего друга Рихарда Кронера как «доброго ангела», но формуляр и не предполагал этого.
Помощь профессора Кронера проявлялась не только в получении работы, но и в его дружеской заботе о жилье для супругов Степун. С их переездом в 1925 г. из Берлина в Дрезден они размещаются в небольшом переоборудованном домике кучера на территории виллы Рихарда Кронера с большим садом прямо на берегу Эльбы. «Это было для Степунов их первое импровизированное жильё. Они обустроили этот домик: самостоятельно провели электричество, устроили газовую плиту, отремонтировали всё собственноручно. Для проживания имелись две маленькие комнаты, меблированные вещами, предоставленными из главного здания виллы. Они разместились как в каюте парохода, тем самым реализовав свою мечту ‘первой квартиры в Германии без хозяйки’. Федор Степун получил официальную прописку, однако под другим именем, а именно как ‘лектор Иоханнес Белльман’».50 Нам неизвестны причины, по которым Степун изменил имя при регистрации.
Именно сюда, в этот маленький домик с огромным садом, приезжают летом 1926 года после продолжительного изнурительного процесса оформления разрешения на выезд из СССР, после мучительных ожиданий немецкой визы 64-летняя мать Степуна Мария Федоровна и 31-летняя сестра Маргарита (Марга).
Мария Федоровна выехала из СССР после тяжелых лет. Решение эмигрировать ей далось нелегко, в Москве после смерти ее старшей дочери Наташи от тифа в 1920 году оставались еще два сына – Оскар и Владимир. С началом Большого террора «миры» разделились, визиты и выезд родственников в Германию стали совершенно невозможными. Страх за судьбу сыновей был одной из многих причин, повлиявших на ухудшение ее психического здоровья. Страх за оставшихся в Советской России родных сопровождал и жизнь жены Степуна. Во многом, очевидно, этим были вызваны ее нервные срывы в 1932 году.
Последняя встреча Федора Августовича с братом-биологом Оскаром состоялась в Дрездене в 1929 году. Нам известны лишь краткие сведения о дальнейшей судьбе родственников, оставшихся в Москве. Оскар и Владимир разделили судьбу с миллионами советских граждан в ГУЛАГе. Оскар Степун (1885–1964) еще до революции стал уважаемым биохимиком и научным сотрудником у известного на всю страну кардиолога Дмитрия Дмитриевича Плетнева (1871–1941). В 1937-м Д.Д. Плетнев был арестован по сфабрикованному обвинению, с 1937-го по 1941-й пробыл в тюрьме в Орле и был расстрелян осенью 1941 года. Оскар Степун был арестован в 1934 году по сфабрикованному делу о шпионаже в пользу Германии, сослан на 10 лет. Он был реабилитирован лишь в 1960-м, долго добивался разрешения вернуться в Москву, где и скончался в 1964 году. Владимир Степун стал актером; с 1921-го по 1924-й работал в Театре Вахтангова, в 1924–1938 гг. – во МХАТе. В 1940-м он был арестован и отправлен в ГУЛАГ. Освобожден в 1954 году. С большим трудом добился полной реабилитации. Прожил в Москве до 1974 года, перебиваясь случайными заработками.
Зная о трагическом развитии событий в СССР, Федор Степун искал возможность вывезти их в Германию, что не увенчалось успехом. Во время Всемирной выставки в Париже в 1937 году в культурной программе от СССР выступал МХАТ; Владимир Степун должен был играть в пьесе «Анна Каренина». Узнав о гастролях МХАТа, Федор Степун приехал в Париж с женой. Но встреча братьев не состоялась. Неизвестно, что помешало этому: страх и перестраховка Владимира Августовича Степуна, у которого в СССР осталась семья, или ему запретило руководство МХАТа, но братья так никогда и не увиделись.
Зная о Большом терроре в СССР, Федор Степун, боясь навредить братьям, пользовался псевдонимами, публикуя свои критические статьи в русскоязычной прессе в 1930-е гг., особенно в «Современных записках». Боясь навредить родным в СССР, Степун не выступал открыто с критикой Советского Союза. Имея репутацию «эксперта по России», он занимался общим культурологическим и философским анализом русской интеллектуальной мысли, литературы и искусства.
Всё собравшееся в Германии семейство Степунов разместилось в домике при вилле проф. Рихарда Кронера, «в тесноте, да не в обиде», хотя любящий сын Федор, зная всепоглощающую любовь его матери к себе и ее ревность к его жене, настоял на скором раздельном жилье. «Мать Степуна жила на съемной квартире в Дрездене-Бюлау (Dresden-Bühlau), в пригороде, в районе вилл ‘Белый олень’ (Weißer Hirsch); всю оплату взял на себя старший сын после ареста Оскара Степуна, брата-биолога в Москве, который также помогал денежными переводами из Москвы с 1926-го по 1932 год. Мать Степуна была почтенной дамой, которая сопровождала своего горячо любимого сына Федора во всех путешествиях с лекциями еще во времена довоенной России, навещала его в Гейдельберге в его студенческие времена, а также охотно посещала лекции сына в Высшей Технической школе Дрездена. Там она сидела в качестве лоббистки своего сына рядом с его коллегами, с женами других профессоров и заинтересованными слушателями семинара, такими, как Ида Бинерт (Ida Bienert). Но и Степун рекомендовал свою мать Марию Степун как учительницу русского языка в немецких академических кругах. У нее был круг учеников, которым она отдавала свои знания с большой энергией.»51
С приездом матери Степуны начали чаще бывать в православной церкви Св. Симеона Дивногорца52, став постоянными членами прихода. С 1914-го по 1921 год церковь была закрыта, затем передана в собственность Синода Русской Зарубежной Церкви в 1921 году. В 1924 году при приходе было создано сестричество Святой Марфы, имелась библиотека и читальня. Именно здесь проходили регулярные лекции, одну из которых читал Ф. Степун. Кристиан Хуфен (Christian Hufen), биограф философа, сообщает следующее: «Осенью 1931 г. в подвале православной церкви в Дрездене было обустроено помещение для лекций и встреч. Очевидец событий Александр Еверс (A. Ewers) сообщает о лекции Степуна о расстрелянном поэте Николае Гумилеве».53 С 1927–1930 гг. храм находился в юрисдикции Московского Патриархата в Западной Европе.
Через какое-то время была найдена недорогая квартира, которая была по карману Степуну; мать и сестра оказались на его иждивении. Сестра Марга начала обучаться оперному пению, в 1935 г. успешно завершила учебу и, получив контракт в оперном театре в городке Гёттингер в Нижней Саксонии, начала сама зарабатывать, помогая матери. «Финансовое положение Степунов стабилизируется с началом преподавания Степуна, это позволяет им в 1927 г. оставить временное жилье у супругов Кронер, они переезжают в арендованную просторную квартиру в только что выстроенный дом на улице со звучным названием ‘Парадисштрассе’, т.е. райская улица (Paradiesstraße 6b) в районе главного железнодорожного вокзала Дрездена. Вероятно, он, как профессор на ставке, смог получить кредит, который позволил ему снять квартиру с выходом в сад, купить мебель и рояль для своей жены, профессиональной пианистски.»54
Той далекой саксонской осенью 1925 года Федор и Наталья, очутившись в Дрездене и будучи гостеприимно принятыми супругами Кронер, наконец-то почувствовали надежду на будущее. Они были хорошо встречены в кругу академической немецкой элиты города, им протежировали Рихард Кронер и его жена Алиса. В их доме регулярно устраивались салоны, посетителями которых были представители культурной элиты Дрездена; там устраивались доклады и велись дискуссии на самые разные темы. Так прошли два года дружеских встреч супругов Степунов и Кронер.
Рихард Кронер получает в 1928 г. профессорскую позицию в университете города Киль, на севере Германии. К этому моменту профессор Кронер был уже признанным специалистом по Гегелю, в Гааге был избран председателем «Гегельянского Союза философов» на международном конгрессе философов, это почетное звание он сохранит до 1934 года. Жизненные пути Степуна и Кронера расходятся с 1928 года, после переезда Кронера, но связь друг с другом они сохранят до самой смерти Федора Степуна в 1965-м. Рихард Кронер скончается в 1974 году.
ПРИХОД ФАШИСТОВ К ВЛАСТИ
Период Веймарской республики в Германии закончился приходом к власти Гитлера в январе 1933 года. «Русско-немецкий публицист Степун осмысливал Гитлера и самоуничтожение парламентской системы в Германии. Он видел предназначение христианской политики как возможное противостояние насилию и защиту демократии. Осмысление политической ситуации в Германии <...> основывалось, без сомнения, на опыте Степуна периода Февральской революции»55 и, одновременно, на его дискуссиях с Александром Керенским и Вальдемаром Гурьяном (Waldemar Gurian), одним из ведущих интерпретаторов политического католицизма того времени.
Степун пережил 12 лет нацистской диктатуры в Германии без больших потерь. Чтобы понять атмосферу того периода, нам хотелось бы cравнить судьбы Федора Степуна и его немецкого друга Рихарда Кронера на фоне стремительных изменений политической атмосферы в Германии. Уже в конце 1920-х гг. многое предвещало страшные перемены, но радикальные изменения начались с приходом партии национал-социалистов к власти в январе 1933 года. Рихард Кронер открыто выступал против фашизма как в Италии, так и в Германии, открыто критиковал и другую форму диктатуры – большевизм. Это привело к санкционированным протестам студентов против его лекций в университете в 1933 году. В 1934 г. он был переведен в Университет Франкфурта, где ему рекомендовали сложить с себя обязанности академического педагога. Степун с болью наблюдал за происходящим, испытав на собственном опыте подобное давление тоталитарного государства на личность еще в Советской России. С 1934 г. для Рихарда Кронера начался период долгих скитаний в поиске работы в университетах. Оставив Франкфурт, проф. Кронер уехал с семьей в Берлин, но и там не нашел работы; во всех государственных структурах Германии уже начались чистки по расовым и идеологическим признакам. Кронеры были вынуждены эмигрировать в 1938 г. в Англию.56 Он получил работу в Оксфорде. Немецкие бомбежки Лондона с началом Второй мировой войны повлияли на его решение переехать в 1940 г. в США. С 1941-го по 1952-й он преподает религиозную философию в Union Theological Seminary в Нью-Йорке. В 1952 году Кронеры вернулись в Европу и поселились в Швейцарии.
В тот сложный период спасением для Федора Степуна была его лекторская деятельность. Впрочем, его путешествия по Европе были возможны лишь до начала Второй мировой войны. После окончания зимнего семестра 1932–1933 гг. Степун начал большое путешествие как лектор и побывал в 10 городах, среди которых были Гамбург, Вена, Фрайбург, Базель и Берн. Степун с женой едут на французскую Ривьеру для празднования православной Пасхи (7 марта 1933) и отдыха в кругу Фондаминского-Бунакова на «Villa Mont Fleuri» и у Бунина в Грассе на «Villa Belvedere».57
Создание журнала «Новый град» в Париже стало для Федора Степуна отдушиной и новым совместным проектом с Ильей Фондаминским-Бунаковым и Георгием Федотовым. Сотрудничество с журналом в 1931–1939 гг. дало возможность «выскочить» из удушливой атмосферы фашистской Германии. На страницах журнала печатались известные русские эмигранты – ученые, писатели, богословы, – Н.О. Лосский, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков.
Степуны провели два месяца в Грассе в гостях у Ивана Бунина и вернулись в Германию к началу летнего семестра 1933 года. Это время, проведеное у Бунина, было наполнено размышлениями о смене места жительства, они искали путь на новый старт во Франции. Согласно сообщению Кристиана Хуфена, друзья Степунов, Амалия и Илья Фондаминские-Бунаковы, упоминают желание Степунов переехать на юго-запад Парижа в район Кламара (Clamart), где проживал Николай Бердяев. Но мечты останутся мечтами. Больная пожилая мать Федора Степуна делала невозможным их переезд из Дрездена. Да и самому Федору Степуну было уже под 50 лет. Работа, друзья, быт – всё связывало с Германией.
ВЫНУЖДЕННАЯ ПЕНСИЯ. 1937 ГОД
Для Федора Степуна 1937 год стал годом больших перемен. Относительно стабильная жизнь профессора была разрушена указом Министерства образования Саксонии от 21 июня 1937 года, согласно которому он был принудительно отправлен на пенсию, получив при этом запрет на выступления и публикации. Основанием для этого послужил донос, в котором Степун был представлен как противник национал-социализма и русофил. Ему вменялась в вину неправильная интерпретация большевизма и непризнание расовых законов. Вот что говорилось в доносе в Министерство: «Степун видит в большевизме не деструктивное иноземное правление, навязанное русскому народу иудаизмом, а ложное направление русской религиозной тоски, явление отчасти исконно национально-русское... Степун не предпринимал никаких серьезных усилий для позитивного отношения к национал-социализму. Скорее, в своих лекциях он отвергает взгляды национал-социализма, особенно в отношении претензии на тотальность национал-социалистической идеи и важности расового вопроса, а также в отношении еврейского вопроса и, в частности, его значения при критике большевизма»58.
А вот как сам Степун в 1946 году сформулировал факт вынужденной отставки: «В 1937 г. Министерством народного образования я был отправлен на пенсию. В качестве причин были названы: 1.Национально-русское самосознание, несмотря на немецкое происхождение; 2. Практикующее христианство (православие); 3.Семито-фильское отношение в трактовке русской революции. В устном обсуждении первого пункта мне был сделан упрек в издании русских журналов, которые печатались в Париже, и сотрудничество со студентами в Англии и Франции. После увольнения с государственной службы последовал запрет на выступления и публикации»59.
Несмотря на сложную ситуацию, Степуну помог статус «профессора на ставке» и документ «этнического немца»: ему полагалась пенсия за проработанные шесть лет. В документах Саксонского Министерства образования за 1937 год, обнаруженных Кристианом Хуфеном, чувствуется атмосфера доносительства в академической среде в Германии периода Третьего рейха.60
Для Степуна принудительная пенсия означала сокращение его доходов до минимума, пенсия выплачивалась в размере ежемесячных 300 рейхских марок. На этот момент Федору Степуну 53 года, на его попечении были 52-летняя жена и больная 77-летняя мать с психическим расстройством, требующая постоянного медицинского ухода. В связи с этим Степуны пришли к решению cъехаться с матерью и жить втроем в ее квартире из двух комнат по адресу Schorrstraße 80. Хуфен пишет: «В этой квартире уже жила его мать, верующая в Гитлера и привыкшая жить на широкую ногу, к этому моменту психически неуравновешенная»61. Бремя ухода за матерью легло на Наталью Николаевну. Федор Степун взял на себя психологическую поддержку матери: «Кончив работать, я каждый вечер часа на два заходил к маме <..> выпить традиционную чашку чая и поговорить о самом для нее близком и дорогом: о нашем с ней далеком прошлом. <...> Но что я ни говорил, что ни делал – всё, скорее, раздражало ее, чем успокаивало...» Степун называет состояние его матери общебеженской болезнью: «Ведь в этом погружении в прошлое и состояла, личными мамиными свойствами предельно обостренная, общебеженская болезнь – ностальгия, особенно опасная у активных политических эмигрантов, не понимающих, что мечтательный вальс ‘Невозвратное время’ непревратим в воинствующий марш ‘Счастливое будущее’».
Мария Степун (немецкое написание ее фамилии было Steppuhn, а не как у сына – «Stepun») чувствовала свое одиночество, нуждаясь в постоянной близости ее старшего сына. Начатая Гитлером война против России в первый раз в жизни разъединила их. «Я, вместе со своими парижскими друзьями, оказался в лагере убежденных оборонцев, мама – в противоположном, пораженческом лагере, правда ненадолго. Как только она поняла, что ‘погромщику’ Гитлеру, ‘фантазеру и истерику’, как она со временем стала называть его, никогда не освободить Россию, она со свойственной ей решительностью окончательно отвернулась от него и, навсегда похоронив свою мечту о возврате в Москву и о свидании с детьми, с горечью перешла на мои позиции». Мария Федоровна Степун умерла в ноябре 1941 года. В «Бывшем и Несбывшемся» Федор Степун подробно описывает последние месяцы и даже дни ее жизни. Степун сообщает: «Хотя мама умерла на 81-м году жизни, за четыре года до уничтожения Дрездена английскими бомбами (13-15 февраля 1945. – Е.К.) и захвата его большевиками (8 мая 1945. – Е.К.), то есть умерла, по человеческому разумению, – вовремя, ее смерть вечным мраком легла на мою душу. Пожилой человек, теряющий мать, сразу же вплотную приближается к смерти».
ЛЕКТОРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. 1933–1937
С приходом к власти нацистов в Германии Федор Степун спасается в лекторской деятельности, разъезжая по Европе, пока это позволяла ситуация. Можно выделить два периода: 1932–1933 гг. и 1937 годы. Степун указывает, что число докладов в 1930-е гг. доходило до 90.62
Возможность облегченного передвижения по Европе появилась для Степунов лишь с 1930 г., времени их «натурализации» в Саксонии. Кристиан Хуфен пишет: «Согласно имеющимся документам, Степун так и не получил полноценного немецкого гражданства ни в период Веймерской Республики, ни в период Третьего рейха, не старался получить соответствующего равноправия в первые годы ФРГ»63.
В 1932–1933 гг. Степун посещает с лекциями Францию, Швецию и Норвегию. Финансовые расходы на поездки брали на себя организаторы. Эти страны и приглашающие лица указаны Ф.Степуном в обнаруженном нами опроснике Американской Военной администрации 1946 года. В 1933 г. нам кажется интересным путешествие супругов Степун в Норвегию к Исайе Александровичу Добровейну (1891–1953). С Добровейном, русским пианистом-эмигрантом, композитором и дирижером, Федора Степуна связывали добрые дружеские отношения еще по Москве. Добровейн окончил Московскую консерваторию, и там же прошли его первые успешные выступления в составе трио с Мишей Мишаковым и Григорием Пятигорским, он также дирижировал театральными оркестрами. Знакомство расширилось и углубилось в Дрездене, где Добровейн жил с 1923 года и работал в Дрезденской опере над «Борисом Годуновым» Модеста Мусоргского. Добровейн, выехав из Германии в 1928 г. в Норвегию, получил годом позже норвежское гражданство. Одновременно он руководил Филармоническим оркестром в Осло и оперой в Будапеште в 1928–1930 годах. Для него переезд в Норвегию был воистину избавлением от надвигающегося на Европу Холокоста. А переезд в Америку в 1931 году спас ему жизнь. Он руководил оркестром в Сан-Франциско в 1931–1934 годах. В предвоенный период в Осло Добровейн смог организовать для Федора Степуна лекции о России.
Если в 1932–1933 гг. лекторская деятельность Ф. Степуна шла параллельно его академической работе в Дрездене, то в 1937 г., после отставки, это стало целенаправленным поиском заработка. Первой была поездка в Париж, где Степун с женой остановились по адресу Avenue de Versailles у Ильи Фондаминского-Бунакова64. Приезд Степунов был приурочен к Всемирной выставке в июле 1937 года. Второе путешествие было осуществлено в Швейцарию, посредником и организатором, по сообщению Кристиана Хуфена, был Густав Густавович Кулльманн (Gustav Kullmann, 1894–1961)65. В 1936 г. Кулльманн занимал ответственный пост в Комиссии по делам беженцев в Лиге Наций в Женеве; профессор Степун знал его по Парижу, был знаком с его женой М.М. Зерновой66 еще по дореволюционной Москве. Г. Кулльманн помог Ф. Степуну выйти на контакт с Артуром Роном (Arthur Rohn), президентом Швейцарского Школьного совета, в надежде получить работу в Высшей Технической школе в Цюрихе.
Думается, что во всех попытках Степуна найти новое место работы был не только страх оказаться без средств к существованию, но и потребность чувствовать свою профессиональную необходимость. Огромный багаж знаний о России, ее культуре, о русской революции ему хотелось передать новым поколениям европейских студентов. Он видел себя исследователем-социологом и, одновременно, философом-христианином, приветствующим экуменизм как всехристианское единство.
Эти поездки не принесли желаемых практических результатов: предложений из Университета Цюриха не последовало, да и переезд в Париж и желание начать там жизнь свободного писателя и политического деятеля в кругах только русской диаспоры не представлялось Степуну выходом.
«БЫВШЕЕ И НЕСБЫВШЕЕСЯ»
Пользуясь вынужденной паузой в академической работе, Степун начинает в 1937 г. писать мемуары «Бывшее и несбывшееся». «Как странно и как таинственно-непостижимо, что где-то в далекой, иной раз, кажется, давно уже не существующей России и по сей час, быть может, живут те самые люди моего детского мира, о котором я пишу в Дрездене, смотря на спеющие яблоки за окном и минутами не вполне понимая, какой мне видится сад: наш ли подмосковный, <...> или культурный фруктовый, принадлежащий солидному немцу, свято верящему в то, что великий фюрер скоро и в России наведет образцовый немецкий порядок.»
В оригинале манускрипт «Бывшее и несбывшееся» написан по-русски, запланированы были переводы на немецкий и французский. Мемуары увидели свет сначала по-немецки в издательстве Кёсель & Пустет (Kösel & Pustet)67 в Мюнхене, немецкий вариант мемуаров вышел в трех томах в 1946–1950 годах. Русский вариант – в двух томах в 1956 г. в Нью-Йорке в Издательстве им. Чехова. Все переиздания мемуаров Ф.А. Степуна в постсоветской России основывались на этом варианте.
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Начало Второй мировой войны стало для Федора Степуна тем неизбежным, что надвигалось с приходом Гитлера к власти. Вот что он пишет: «Война, конечно, когда-нибудь кончится, может быть через год, может быть через пять лет, когда – это сейчас никто не знает. Но восстановится ли для нас, эмигрантов, с ее окончанием свобода передвижения по Европе – еще неизвестно. Может быть, возьмут да и запрут нас, нищих и никому не нужных, по разным странам, как по железным клеткам. Так запрут, что уже никогда больше не увидишь Парижа, не посидишь перед отправкой в последний путь в кругу своих людей, помнящих то же, что помнишь и ты, и на то же, что и ты, уповающих. <...> Как знать, что сейчас делается в Париже, который через несколько дней, вероятно, займут нацисты?» Хочется процитировать еще: «За десять лет моего профессорства в Дрездене через мои аудитории прошло около двух тысяч слушателей. Война не оборвала моих связей с учениками: многие из них, приезжая с фронта на побывку, заходят ко мне, многие пишут. Общее впечатление от всех разговоров и писем то, что Россия глубоко волнует немецкую душу и даже влечет к себе. Влечет своими просторами, своими закатами (недавно я просматривал пастельные рисунки одного немецкого врача-художника, сумевшего с изумительною музыкальностью запечатлеть вечерние русские зори), главным же образом, загадочною противоречивостью русских людей».
Все годы войны Федор Августович и Наталья Николаевна прожили в Дрездене. Пенсия Степуна давала им возможность выживать. В анкете для Американского Военного Правительства в Баварии от 20 июля 1946 года Федор Августович указал, что получал с 1931-го по 1937 год ежегодно от 8 до 10 тыс. рейхсмарок, а с 1937 г. по апрель 1945-го – 4320 рейхсмарок (Bayerisches Hauptstaatsarchiv, MK 44395).
О жизни Степунов в Дрездене в этот период известно лишь, что они чудом пережили бомбардировку города 13-15 февраля 1945 года, совершенную совместной авиацией Royal Air Force и United States Army Air Forces. В эти дни от бомбежки погибли 25 тысяч человек, город был разрушен. То, что семья Степунов выжила, казалось чудом – бомбардировке подвергся железнодорожный вокзал и весь прилегающий район, где они жили. Из воспоминаний Александра Бахраха: «Всё же судьба оказалась к Степуну жестокой: во время бомбардировки Дрездена, перед самым завершением войны, он потерял всё свое имущество, остался с семьей в чем был, а главное – сгорели рукописи и книги, а свою библиотеку он затем кое-как восстанавливал, переселившись в Мюнхен, куда по окончании войны был приглашен тамошним университетом»68. 18 февраля 1945 года Федору Степуну исполнился 61 год.
Здесь следует поправить А. Бахраха: Степун не был приглашен Университетом Мюнхена, семья самостоятельно пробиралась по разрушенной Германии из Дрездена в Мюнхен. Выбор места был связан прежде всего с их довоенными связями и знакомствами, одним из старых друзей был издатель Карл Ханзер (Carl Hanser). Нам неизвестно, как и каким транспортом добирались Степуны до Мюнхена. Можно лишь предполагать, с какими трудностями они встретились на пути в 460 км между этими городами – при ковровых бомбежках и толпах немецких и иностранных беженцев из разрушенных районов Германии.
Для Степунов вопрос, уезжать или оставаться в Дрездене, в направлении которого активно продвигалась Красная армия, не стоял. Слишком хорошо они помнили военный коммунизм. О зверствах СМЕРШа над русскими эмигрантами, о насильственной депортации в СССР люди начнут узнавать лишь после 1945 года. Переезд из разрушенного Дрездена в Мюнхен состоялся, вероятней всего, в марте 1945-го, а 8 мая в Дрезден вступили части Красной армии и начался период советской оккупации Восточной Германии.
Сравнивая судьбу Степунов с судьбами других русских эмигрантов первой волны, можно сказать, что она представляется более легкой. Прежде всего потому, что Федор Августович был этническим немцем. Как писал сам Степун, он был «натурализирован», получив статус «рейхснемца»69. Запрос на этот статус он сделал для того, чтобы получить профессорское место в Высшей Технической школе Дрездена. Имела ли его жена тот же статус, нам неизвестно. В Третьем Рейхе для всех граждан был введен новый документ – «кеннкарте» (Kennkarte), аналог внутреннего немецкого паспорта. Указ был внесен в законодательство RGBI vom 22.07.1938S.913, закон вступил в силу 1.10.1938, с января 1939 г. все граждане Германии, достигшие 18 лет, были обязаны иметь кеннкарте.70 Документ был действителен пять лет. Согласно обнаруженным нами материалам, Федор Степун на июль 1946 года уже имел «кеннкарту» – что и указал как основной документ, удостоверяющий его личность, в анкете Американской Военной Администрации в Баварии71. С этими документами Степуны прибыли в Мюнхен.
Их первым пристанищем стал дом Карла Ханзера на Мауэркирхерштрассе 52 в тихом, не разрушенном войной районе вилл и парков в Мюнхене-Богенхаузене. Пребывание там было кратковременным. В марте-апреле 1945 г. начались ковровые бомбардировки Мюнхена, столицы нацистского движения, усилившиеся перед вступлением частей Американской армии. Именно в этот период многие жители Мюнхена, преимущественно старики и семьи с детьми, были эвакуированы в пригороды и альпийские деревни (Landesverschickungsprogramm). Продвижение Седьмой и Третьей Американских армий в Баварии было неравномерным – так, например, Нюрнберг был взят американцами символично к дню рождения Гитлера, 20 апреля, после двухнедельных ожесточенных боев, больших потерь с обеих сторон и сильных разрушений. В Мюнхен американцы вошли без единого выстрела 30 апреля 1945 года (в день самоубийства Гитлера в Берлинском бункере).
Степуны, которые уже имели трагический опыт бомбардировок Дрездена, после недели пребывания в столице Баварии быстро эвакуировались в альпийский пригород. Местечко Роттах на озере Тегернзее (Rottach am Tegernsee) стало их приютом. В этом живописном тихом уголке, где во время войны размещались военные лазареты, санатории и виллы крупных нацистских партийных деятелей, Федор и Наталья Степуны нашли свой мирный приют после долгого пути по разрушенной Германии. Немецкими друзьями оказались Пауль и Ирменгард Мильднер (Paul & Irmengard Mildner)72. Были ли они знакомы до встречи в марте 1945 года, нам неизвестно. Их дом находился по адресу Wittgensteinstraße 120 ½ в Rottach am Tegernsee. По иронии судьбы, улица, где поселился русский философ Федор Степун, носила имя известного австрийско-еврейского философа ХХ столетия Людвига Иосифа Виттгенштейна (1889–1951). Здесь Степуны встретили конец войны и прожили почти полтора года, с марта 1945-го по октябрь 1946-го, до их переезда в Мюнхен после получения Федором Августовичем места профессора в университете.
Кристиан Хуфен, немецкий биограф Ф. Степуна, сообщает, что супруги Степуны были гостями у состоятельного немецкого предпринимателя из Вупперталя Карла Нойманна (Carl Neumann, 1896–1966), у него они и поселились в Rottach am Tegernsee.73 Этому подтверждения не найдено, а обнаруженные нами документы опровергают данную информацию.
Если в Мюнхене после вступления американцев в город смолкли орудия 30 апреля 1945 года, то в Rottach am Tegernsee сопротивление немецких СС-дивизий продолжалось до 4-5 мая, когда были высланы мирные парламентарии для переговоров о прекращении огня при условии новой бомбардировки в случае отказа сдаваться. В 6 часов утра 5 мая 1945 г. условие американцев было принято, части 141-й дивизии (141 Infantery Regiment) Третьей Американской армии вступили в регион Тегернзее, благодаря чему красивые селения Роттах-Егерн, Бад Висзее (Rottach-Egern, Bad Wiessee) остались неразрушенными.
Для Степунов, как и для всех жителей, эти дни были наполнены страхом за жизнь и неуверенностью в завтрашнем дне. Никто не мог знать, как отнесутся американцы к старой русской эмиграции в Германии, будут ли они насильно отправлены в СССР, как того требовало Ялтинское соглашение между союзниками. Атмосфера была наполнена слухами. Вплоть до апреля 1946 года Степун выжидал. Такая модель поведения – «ниже травы, тише воды» – была характерна для многих русских, как «старых» эмигрантов, так и «новых», «советских», спешно готовящих поддельные документы их мнимого гражданства. Такова была стратегия выживания в надежде избежать репатриации на родину.
С мая 1945-го по декабрь 1946-го по всей Баварии проходила массовая насильственная репатриация советских военнопленных, остовцев и гражданских беженцев. Лицам, имеющим Нансенские паспорта и этническим немцам из СССР, получившим статус «рейхский немец», как Федор Степун, не грозили выдачи, но ошибки – невольные или сознательные – случались часто. В Мюнхене с разрешения Американской Военной Администрации вплоть до конца 1946 года «рыскали» в гражданской одежде офицеры СМЕРШа. Нередко бывали случаи, когда тех беженцев, кто жил не в лагерях Ди-Пи, а на частных квартирах, смершевцы опознавали как русских, хватали прямо на улице и увозили в неизвестном направлении. Получить защиту от немецкой полиции или от Американской Военной полиции было невозможно. Русское «сарафанное» радио распространяло эту информацию быстро, сея страх среди людей. Думается, именно этим объясняется, что Федор Степун лишь спустя год после вступления американцев в Мюнхен начал искать легальную работу и выезжать в город.
ПРЕПОДАВАНИЕ В УНИВЕРСИТЕТЕ МЮНХЕНА. 1946–1951
Степун отсылает письменную заявку в Баварское Министерство культуры и образования (Bayerisches Staatsminitserium für Kultur und Bildung, kurz: Kultusministerium) 2 марта 1946 г., напрямую к министру образования Францу Фендту (Franz Fendt)74. Нами обнаружена переписка между Ф.А. Степуном и Баварским Министерством от первого письма Федора Августовича с предложением своих услуг в качестве специалиста по России и до его назначения на профессорское место в университете, включая продление договора о работе, – и до его выхода на пенсию. В этот архивный фонд входит также межведомственная переписка между министерством и философским факультетом Университета Мюнхена.
К письму Ф. Степуна приложены биография на трех страницах и внушительный список его немецких довоенных публикаций, напечатанные на пишущей машинке. В обращении к министру Степун пишет: «Как видно из моей биографии и списка моих публикаций, я как ученый, публицист, писатель всю свою жизнь занимался Россией. Сегодня, когда эта страна находится в центре мирового внимания, я чувствую обязанность и даже призвание все мои силы посвятить этой, возможно самой сложной и самой всесторонней, проблеме нашего времени. На мой взгляд, необходимо противостоять слепой ненависти ко всему русскому, чтобы каждый мог сопротивляться соблазнам большевистской агитации не только во имя религиозных и культурных ценностей, но также и во имя политико-экономических реалий. Это возможно только с помощью глубоких научных исследований и беспристрастной справедливости. Поскольку Мюнхенский университет, как заявил ректор в ‘Зюддойче цайтунг’75, считает особенно важным изучение Востока (Имеется в виду Восточная Европа. – Е.К.), я беру на себя смелость предложить свою кандидатуру по теме ‘история русской духовной культуры’ в рамках планируемого Института по изучению России или в какой-либо другой форме. С деканом философского факультета профессором др. Шарфф (Scharff) я уже беседовал по этому поводу. Профессор др. Кошмидер (Koschmieder), к которому меня послал профессор Шарфф, обещал поддержать мою кандидатуру. Тайный советник Фосслер (Fossler) также обещал засвидетельствовать свою поддержку»76.
Письмо Степуна было смелой попыткой начать в 62 года карьеру профессора на новом месте; он был еще полон сил, а главное, уверенности в своем профессионализме и нужности своих знаний эксперта по России. Степун пишет всё новые и новые письма в министерство, регулярно напоминая о себе; иногда наведывается в министерство в Мюнхен, до города – 60 км, преодолеть которые в первый послевоенный год по разрушенной железной дороге, при частых пересадках и переполненных поездах, довольно сложно.
Анализируя ведомственную переписку между Баварским Министерством культуры и Университетом Мюнхена по поводу кандидатуры Степуна, можно сказать, что положительное решение было принято довольно быстро – с момента письма Степуна до документа о его назначении прошло всего два месяца: после первого письма Степуна от 2 марта 1946 года колесо бюрократической машины Баварского Министерства завертелось; запрос от Министерства в Университет Мюнхена поступил 8 апреля, а 11 мая 1946-го профессор А. Шарфф сообщает о заседании администрации университета 15 апреля, где обсуждалась кандидатура Степуна: были высказаны сомнения по поводу предложенной кандидатуры в связи с его деятельностью во Временном правительстве А. Керенского. Шарфф пишет: «По этой причине он, несомненно, вызовет большие подозрения у нынешней русской власти. Таким образом, факультет, исходя из обоснованных аргументов, не смог принять окончательное решение об удовлетворении просьбы проф. Степуна, при всей готовности это сделать. Проф. Степун сам сообщил о предложении ему профессорской должности во вновь созданном Университете г. Майнца во французской зоне оккупации, из чего мы исходим, что он будет обеспечен местом»77.
20 мая 1946 г. министр образования посылает краткую записку др. Зюссу, директору Министерства, с настоятельной просьбой: «Просим срочно найти применение профессору Степуну в Университете Мюнхена, иначе он уедет в Майнц»78. В этом желании заполучить профессора Степуна на философский факультет в Мюнхене чувствуется большая заинтересованность политиков Баварского правительства при либеральном Кабинете министров под управлением социал-демократа Вильгельма Хёгнера; по всей вероятности, здесь имела место и рекомендация Американской администрации Баварии. Стоит упомянуть, что в 1946 г. принимаемые решение во всех структурах власти в Баварии, подвергшейся идеологической проверке на принадлежность к нацистской партии и последовавшей за этим отставкой многих профессоров из-за их принадлежности к НСДАП, согласовывались с американцами. Сотрудничество с Федором Степуном рассматривалось Баварским Министерством образования как наиболее подходящий либеральный вариант.
Настоятельная просьба из Министерства возымела свое действие на декана философского факультета, хоть и с некоторым сопротивлением с его стороны. Ответ гласил: «Философский факультет с большой заинтересованностью готов дать возможность преподавать проф. Степуну и предусматривает составить заявку на профессорскую должность для преподавания курса ‘История русской духовной культуры’. Однако такую ставку, какую он имел в Лейпциге79 и какая запрашивается, факультет предложить не может. Мюнхен не имеет подобной кафедры, она невостребована в данный момент по причине того, что славистика уже дважды представлена в университете. Против профессорской ставки Степуна высказался госсекретарь Граф, указывая на связи Степуна с Керенским; по этой причине заявка Степуна не была направлена далее. 2.05.1946 я созвонился с г-ном Шарфф с просьбой получения ставки ‘профессора на гонораре’ для Степуна и ускорения всех формальностей»80.
Славистика в Университете Мюнхена действительно была «представлена дважды». Дело в том, что в довоенный период в университете усиленное внимание уделялось изучению СССР как потенциального врага и подготовке соответствующих специалистов по Советской России. После войны была проведена лишь идеологическая «чистка» персонала, были уволены члены нацистской партии, однако сама академическая структура не менялась.
Следует отметить, что в Мюнхене к 1950 году американцы создали «Институт по изучению истории и культуры СССР»81; финансирование негласно осуществлялось США. Обнародование сведений о причастности ЦРУ к финансированию института в 1972 году стало настоящим общественным скандалом в Западной Германии, приведшим к закрытию института. Степун следил за работой института, но не стал принимать участия в его работе, считая, что настоящая наука должна оставаться нейтральной, вне идеологии.
Итак, в Университете Мюнхена в этот период работали две аналогичные кафедры – славистики и Восточной Европы. Создавать новый институт по изучению Советского Союза было нецелесообразно. Поэтому администрация приняла компромиссное решение: на философском факультете с зимнего семестра 1946–1947 гг. объявить отдельный спецсеминар Степуна о России. Финансирование этого проекта осуществлялось Баварским Министерством образования. Профессор Степун был оформлен в качестве «профессора на гонораре» с оплатой ниже «профессора на ставке», которую он имел в Дрездене до войны. 11 июня 1946 года др. Зюсс сообщает Степуну о возможности получения им должности в университете. Как указывает сам Степун в письме от 19 августа 1946 г., ему был обещан годовой гонорар профессора в размере от 8 до 9 тысяч рейхсмарок. В сложной послевоенной ситуации инфляции и разрухи этот оклад представлялся весьма скромным, если сравнить, что в 1946 г. проезд на пригородном поезде для Степуна стоил в один конец 76 РМ. Получение работы в университете стало для Степуна большим счастьем: многие немецкие профессора после войны вообще не имели работы. В процессе дальнейшего оформления договора ему сообщили, что обещанный гонорар будет сокращен до 4800 рейхсмарок, так как Степун уже получал пенсию от Высшей Технической школы Дрездена с момента его увольнения (с 1937 года вплоть до мая 1945-го). Последующая ведомственная переписка отражает замеделение процесса оформления Степуна на работу со стороны философского факультета.
Кандидатура Степуна была окончательно утверждена Баварским Министерством через пять месяцев, к концу июля 1946-го. Учитывая, что Степун в академической среде Мюнхена был почти неизвестен, решение было принято быстро – чему во многом способствовал его довоенный издатель Карл Ханзер. В официальном документе от 4 октября 1946 г. о назначении проф. Ф. Степуна на должность говорится: «Назначение Ф. Степуна на философский факультет университета Мюнхена не гарантирует постоянную позицию [в университете], не дает также права предъявлять государству требования перевода на данную кафедру. Проф. др. Степун имеет право проводить лекции и семинары в области исследований, относящихся к его компетенции. Лекторская деятельность рассчитана на два года; [кандидату] выдается годовой гонорар в размере 4800 рейхсмарок с гарантией предоставления cубсидии на жилье. Данное назначение не входит в статус ‘государственный служащий’»82. Первоначальный договор предполагал работу с октября 1946-го по 30 сентября 1948-го, он был продлен еще на один год, до сентября 1949-го, после чего последовало новое продление – до 30 сентября 1951 года. В 1951-м Федору Августовичу исполнилось 67 лет – пенсионный возраст для профессуры в ФРГ. Договор не был продлен, и Степун вышел на пенсию к осени 1951 года.
Интересно в этом отношении письмо от Баварского Министерства культуры от 26.04.1951 о невозможности выделить Степуну как «профессору на гонораре» пенсии согласно закону о пенсиях для преподавателей в высших учебных заведениях ФРГ: «Оснований для выделения пенсии Федору Степуну, профессору на гонораре в Университете Мюнхена, согласно закону ФРГ об обеспечении преподавателей высших учебных заведений от 12.07. 1951, не имеется. Он не имеет немецкого гражданства. Для него производится перерасчет зарплаты...»83. Здесь нужно уточнить ситуацию с гражданством Ф.А. Степуна. Новый закон о немецком гражданстве немцев, родившихся за границей, был принят после провозглашения ФРГ в 1949 году. Процесс оформления соответствующих докуметов предусматривал много формальностей; в частности, для русских немцев требовалось официальное подтверждение из СССР. Поэтому Степун оставался с довоенным статусом «этнического немца», что не давало ему, кстати, возможности свободного перемещения по Европе и в США. Вероятно, у Федора Августовича просто не хватило сил на оформление гражданства ФРГ.
С июля 1946 года, после утверждения кандидатуры Федора Степуна на место «профессора на гонораре» на философском факультете Университета Мюнхена, начался довольно длительный процесс дополнительных формальностей, обязательных для всего населения в американской зоне оккупации в Баварии. Так, например, получение справки о принадлежности к нацистской партии и подтверждение денацификации от т.н. Апелляционной Палаты (Spruchkammer84) было одним из обязательных условий для получения работы и продовольственных карточкек.85 Эта процедура предполагала устный опрос с заполнением формуляра. Закон «Об освобождении от национал-социализма и милитаризма»86 в американской зоне оккупации был принят 5 марта 1946 года. В процессе устного опроса Степуна большим плюсом для него стал факт его вынужденной пенсии, санкционированной Саксонским Министерством культуры в 1937 г., а также запрет Степуну на устные высказывания и публикации в период национал-социализма в Германии. То, что в 1937-м повергло Федора Августовича в депрессию, сыграло ему на руку в новой послевоенной Германии. Американцы рассматривали его как жертву нацистского режима, пострадавшего на профессиональном поприще. На этом основании профессор Степун получил от американцев легитимное право на преподавание в государственном университете.
Именно этот обнаруженный нами документ – опросный формуляр по денацификации, датированный 20 июля 1946 г., – раскрывает дополнительные данные о предвоенном и военном периоде жизни и деятельности Федора Степуна. Так, мы узнаем о гражданстве Степуна: «рейхский немец» с наличием «кеннкарты» (Kennkarte) Nr. 59269, не имеющий по возрасту ни военного билета (Wehrpass), ни загранпаспорта (Reisepaß). «Кеннкарта» была действительна и после войны в зонах западных союзников, из документа были лишь убраны дискриминационные знаки – «J» для евреев и свастика. С мая 1949 г., времени провозглашения ФРГ, был введен закон о внутреннем немецком паспорте; в массовое обращение он поступил в 1951 году.
Для русских эмигрантов изменились многие формальности и документы еще в 1946 году. Так, с окончанием деятельности Лиги Наций (январь 1919 – 20 апреля 1946)87 был упразднен Нансенский паспорт; в западных зонах Германии были введены т.н. «дипийские карты» (DP Identity Card). Однако для Федора Степуна, этнического немца, и его жены, вероятней всего имеющей Нансенский паспорт, ситуация в целом не изменилась. Их права были хорошо защищены этими документами в американской зоне Германии. Никаких проблем по оформлению новых документов, с которыми столкнулось большинство русских беженцев, Степуны не имели.
ДРУЖБА ФЕДОРА СТЕПУНА И КАРЛА ХАНЗЕРА
Дружба между философом и мюнхенским издателем Карлом Ханзером началась с момента публикации первого романа Степуна «Die Liebe des Nikolai Pereslegin» («Любовь Николая Переслегина») в 1928 году (русский вариант романа с названием «Николай Пересле-гин» вышел в 1929 г. в Париже).
Для издательства «Ханзер» это была первая книга, с которой началась жизнь издательства. Книга имела успех у немецкой публики, поэтому через год был выпущен второй роман Степуна по-немецки «Wie war es möglich. Briefe eines russischen Offiziers» («Как это было возможно. Письма русского офицера») Русский вариант этого антивоенного романа с названием «Из писем прапорщика артиллериста» был первоначально издан в 1917 г. в издательстве «Задруга»88 в Москве.
Федор Степун был старше своего мюнхенского друга-издателя всего на семь лет; их объединяла любовь к философии и сходство образования – оба окончили философские факультеты, Ф. Степун – в Гейдельбергском университете в 1910 году, Карл Ханзер – во Фрайбурге (Freiburg) в 1928 году. Сразу же после окончания университета Карл Ханзер основал свое издательство Carl Hanser Verlag München. Первоначально «Ханзер Издательство» сконцентрировалось на публицистике и профессиональной технической литературе. С приходом к власти нацистов издательство «выживало» за счет переводной технической литературы, прежде всего из области машиностроения, обработки металлов, зубной техники, электротехники, биотехнологий. После Второй мировой войны издательство было одним из первых, получивших лицензию на публикации от Американской Военной Администрации в октябре 1945 года. С этого момента оно стало специализироваться на отечественной и зарубежной беллетристике. В том же году Карл Ханзер, не обремененный нацистским прошлым, основал Баварский Союз издателей, стал вхож в баварские правительственные круги, имел дружеские контакты с Американской Военной Администрацией.
Довоенная многолетняя дружба русского философа и немецкого издателя позволила создать доверительные отношения и после войны. Карл Ханзер рекомендовал друга-писателя немецким коллегам, использовал свои связи в протежировании проф. Степуна Баварскому Министерству культуры. Вольфган Брайслер (Wolfgag Breisler), один из сыновей Карла Ханзера и многолетний руководитель семейного издательства, сообщает: «Мои родители и супруги Степуны сдружились домами еще до войны, в 1920-е гг.; после войны родители помогли им с жильем в послевоенном Мюнхене, предоставив одну из небольших квартир в нижнем этаже после получения Степуном места профессора на философском факультете в Университете Мюнхена. В свободное от лекций время Федор Степун нередко навещал моих родителей, с отцом играл в шахматы, мать даже учила какое-то время русский язык у супруги Степуна, но особенно любимыми были часы, когда Степун рассказывал о России за чаем или кофе. Он был одаренным рассказчиком. Примечательны были скромность и такт Степунов, они всегда соблюдали уважительную дистанцию благодарного гостя и никогда не являлись без приглашения»89.
Важно отметить чрезвычайно сложную ситуацию с жильем в разрушенном Мюнхене. Так, например, были введены жесткий контроль на неразрушенную жилплощадь, квоты на расселение немцев-беженцев из восточных регионов-протекторатов (из Чехословакии, Румынии, Польши и т.д.) и немцев, эвакуированных из ближайших разрушенных городов. Всем этим занималось Жилищное городское ведомство. Степуну как профессору полагалось жилье от университета, но эта процедура шла также через Жилищное ведомство. С началом зимнего семестра 1946–1947 гг. ездить из пригорода Роттаха в Мюнхен на лекции было бы для Степуна тяжелым и дорогостоящим занятием. Карл Ханзер, проживая в Мюнхене во вместительной двухэтажной вилле , где были размещены его издательство и частная квартира, а также дополнительная жилплощадь для сдачи в аренду, предложил профессору Степуну разместиться в квартире на нижнем этаже, с выходом в сад. В октябре 1946 г. супруги Степуны переехали в Мюнхен. Ни мебели, ни библиотеки, ни крупных вещей у них после бомбардировки Дрездена не осталось. Они переехали «налегке» в дом на Мауеркирхерштрассе 52, где коротко уже останавливались в марте 1945 г. после приезда из Дрездена.
Стоит отметить, что в первые послевоенные годы получить разрешение на жилплощадь было сложно даже в том случае, если владелец дома был готов предоставить квартиру. Карл Ханзер, как владелец, обязан был сообщить в Жилищное ведомство, на каком основании он предложил жилплощадь именно профессору Степуну. Так, в письме от 16 мая 1947 г. Дитер Саттлер (Dieter Sattler)90, госсекретарь Баварского Министерства культуры, друг Карла Ханзера, обращается к Максу Герстлю (Max Gerstl), главе городского Ведомства, с просьбой помочь Степунам: «Жилищные условия проф. Степуна, чья деятельность в университете по разным причинам, в особенности государственно-политическим, имеет чрезвычайную важность, всё еще не до конца урегулированы. На основании его профессорского назначения в университет ему и его жене 31.10.1946 предназначались две проходные комнаты в квартире с кухней и ванной по адресу Мауеркирхерштрассе 52, в которых проживала до этого г-жа Менде, с определенным политическим прошлым. По недоразумению документы из университета в Жилищное ведомство не были направлены вовремя, а потому после выселения г-жи Менде в одну из комнат Жилищное ведомство вселило 15.11.1946 молодую г-жу Коетинскую, певицу оперетты. Вследствие того, что ведомство не выдало проф. Степуну ожидаемого и своевременного разрешения на вселение в эти комнаты, мы обращаемся 3 января 1947 г. с просьбой о выселении г-жи Коетинской и передаче этой комнаты супругам Степун. Г-жа Коетинская имеет контракт с Театром оперетты в Мюнхене, репетирует свои номера громко и в разное время дня и ночи, возвращается с работы очень поздно. Вследствие того, что обе комнаты смежные, это мешает профессору для его занятий и приема студентов. Просим исправить ошибку Жилищного ведомства и предоставить обещанные две комнаты проф. Степуну, как это было первоначально предусмотрено и как это предполагает уровень известности проф. Степуна»91. В ведомственной переписке указано, что ситуация оставалась прежней вплоть до 29 августа 1947 г., пока решением Жилищной комиссии Федор Степун не был официально утвержден как главный съемщик двухкомнатной квартиры. В доме Карла Ханзера супруги Степун прожили неполные шесть лет, с октября 1946 г. по август 1952 г., пока не нашли небольшую квартиру в районе Шваббинг на Аймиллерштрассе 30 (Aimillerstr. 30). Сегодня на фасаде этого дома висит мемориальная доска, напоминающая о жизни там русского философа.
ФЕДОР СТЕПУН И ДОМ МИЛОСЕРДНОГО САМАРЯНИНА
В районе Богенхаузен Федор Августович и Наталья Николаевна нашли душевный покой. Эта часть Мюнхена необыкновенно красива. Но главную роль сыграла близость квартиры Степунов с Домом Милосердного самарянина, ставшим с осени 1945 г. островком спасения для русских беженцев.
В августе 1945 г. священник из Прибалтики о. Александр Киселев, яркий деятель РСХД, организовал в доме № 5 по Мауеркирхерштрассе школу для русских детей, амбулаторию, зубоврачебные курсы, домовую церковь, библиотеку и маленькое ротаторное издательство для учебников, духовных книг и светской литературы. Это место стало воистину Ноевым Ковчегом для русских эмигрантов – как «старых», так и «подсоветских», выехавших во время Второй мировой войны на Запад.
Сюда приходили на церковную службу Федор Августович с Натальей Николаевной; они были постоянными членами православной общины в храме Св. Серафима Саровского до момента закрытия Дома Милосердного самарянина в 1955 году. Даже после переезда Степунов в 1952 г. в район Шваббинг их связь с Домом не ослабла. Федора Степуна пригашали туда для внеклассных лекций ученикам старших класов и взрослой аудитории.
Л.С. Флам, приехав с родителями из Риги в Мюнхен в 1945, вспоминая о послевоенном городе и своих гимназических годах в Доме Милосердного самарянина, сделала интересное дополнение к данной статье: «Степун был большим другом Объединения Российских студентов (ОРС), при его содействии Мюнхенский университет принял большую группу русских студентов на свой медицинский факультет. Он также часто выступал в ОРС со своими лекциями, был он чем-то вроде покровителя русского послевоенного студенчества»92. Одним из таких русских студентов был Николай Зарудский, вот что он вспоминает: «Часто выступал у нас с лекциями блестящий ученый, профессор Мюнхенского университета Федор Августович Степун, который, помню, с особым азартом любил говорить о западниках и славянофилах. Он был большой наш друг. Это он пошел со мной в немецкую приемную комиссию и представил меня человеку, который посоветовал обратиться в американское командование... Самый активный период ОРС пришелся на период 1949–1951 гг. После этого люди начали потихоньку исчезать – уезжать из Германии, преимущественно в США»93.
В первые послевоенные годы Федор Степун познакомился со многими «подсоветскими» людьми, он анализировал этот опыт во вступлении к своим мемуарам «Бывшее и несбывшееся», работать над которыми закончил перед Рождеством 1948 года: «За последние годы из этого [советского] мрака вышли нам навстречу новые, взращенные уже Советской Россией люди. Будем надеяться, что они, если мы только не оттолкнем их от себя и поможем им преодолеть свою ‘окопную’ психологию, помогут нам разгадать страшный облик породившей и воспитавшей их России. Каюсь, иногда от постоянного всматривания в тайну России, от постоянного занятия большевизмом в душе подымается непреодолимая тоска и возникает соблазн ухода в искусство, философию, науку. Но соблазн быстро отступает. Уйти нам нельзя и некуда».
ЛЕКТОРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ИНСТИТУТЕ КИНО
Федор Степун проработал «профессором на гонораре» в Университете Мюнхена без малого пять лет. Выйдя на пенсию, он не прекратил деятельности. За время работы у него появились немецкие друзья из академической среды, а также своя студенческая аудитория, у которой он имел заслуженный успех как талантливый лектор и специалист по России. Так, Федор Степун в своем письме к советнику Баварского Министерства культуры от 21 декабря 1953 года94, сообщает, что на каждом из его двух семинаров «О Достоевском» и «О театре и кино» присутствует до трехсот слушателей. Он пишет также о желании к своему 70-летию в феврале 1954 года окончательно завершить лекторскую деятельность. В этом же письме он предлагает обсудить вопрос преподавания русского языка и литературы в Университете Мюнхена и о новой кафедре славистики: «Не должно быть такого, что только в Восточной зоне Германии русский язык является обязательным предметом и что там русская история и литература углубленно преподаются, а юношество Запада, когда настанет время воссоединения (Германии. – Е.К.), беспомощно будет стоять друг против друга. Об этом мои тяжелые думы»95. Это предложение профессора обсуждалось на министерском уровне в течение 1954 года, но окончательное решение так и не было принято.
В 1950-е Степун знакомится с поколением немецких студентов в Институте кино. Среди его студентов были будущие режиссеры, кинодокументалисты и кинокритики, которые в 1954 году в Университете Мюнхена организовали «Студенческое общество друзей кино», реорганизованное в Институт кино (Institut für Filmwesen)96. В отчете за 1954–1956 гг.97 в списке доцентов и лекторов иститута мы находим имя Федора Степуна и его курс «Двойное лицо большого города в кино на примерах русских фильмов 1920-х гг.». В предложенном списке фильмов указаны «Последние дни Санкт-Петербурга» В. Пудовкина (1927), «Шторм над Азией» В. Пудовкина (1928), «Живой труп» Федора Оцепа (1928), совместный русско-немецкий фильм. К списку приложены также названия экзаменационных работ студентов, которые курировал Ф. Степун: «С. Эйзенштейн, жизнь и творчество», «Анализ фильма С. Эйзенштейна ‘Броненосец Потемкин’», «Фильм ‘Мать’ В.Пудовкина». Свой интерес к русскому и советскому театру и кино Степун выразил еще в послереволюционные годы в России, а в 1932 г. опубликовал по-немецки монографию «Театр и кино» (Theater und Kino. Bühnenvolksbundverlag) в «Издательстве Сценического народного союза» в Берлине. Уже в послевоенный период в 1953 г. вышла его работа «Театр и фильм» (Theater und Film) в издательстве его друга Карла Ханзера в Мюнхене.
Федор Степун сумел привлечь внимание студентов Института кино в Мюнхене в 1954–1956 гг. к талантливым кинопроизведениям Эйзенштейна и Пудовкина, акцентируя внимание не только на высокой художественности, но и на использовании кино как средства пропаганды в условиях диктатуры. Пристальное внимание к советскому кино у мюнхенских студентов объяснялось ожидаемым процессом либерализации СССР после смерти Сталина в 1953 году. Сказались также и политические изменения в самой Западной Германии в 1960-х годах, студенческие волнения в Мюнхене и Берлине.
В конце 1950-х начинается один из интереснейших периодов активности студентов; «поколение детей» начало задавать «отцам» назревшие вопросы о преступлениях немецкого фашизма в Европе и об ответственности за них; призывы к покаянию немецкой нации за содеянное зло становились всё громче. Во время визита Вилли Брандта в Польшу 7 декабря 1970 года федеральный канцлер преклонил колено перед монументом жертвам нацизма в Варшавском гетто. Студенческие волнения в ФРГ, несомненно, повлияли на улучшение отношений между ФРГ и странами Восточной Европы. Новое поколение немцев хотело больше знать и об СССР за «железным занавесом».
Одним из центров студенческих волнений был Институт кино в Мюнхене. Степун с большим интересом наблюдает развивающееся общественное движение, изменение настроений в немецком студенчестве, когда молодые люди всё больше ратовали за демократизацию университетских структур и самоуправление. Но Степун отрицательно относился к чрезмерному увлечению коммунизмом среди молодого поколения немцев, ничего не знающего о репрессиях советской системы. В разъяснении сущности коммунизма и разрушительности этой идеологии он видел свою миссию перед молодыми немцами. Был ли он услышан, это уже другой вопрос.
В это время 70-летний Степун знакомится с Эберхартом Хауффом (Eberhard Hauff, 1932–2021)98, режиссером, продюсером, основателем Института кино. Так, в обнаруженных нами документах имеется сообщение о том, что профессор Степун выбран студентами Высшей школы кино в качестве посредника в диалоге между студентами и госсекретарем Баварского Министерства образования и культуры Карлом Букхардом (Karl Burkhardt99). Студенты протестовали против устаревшей программы преподавания Института кино, в которой видели попытки превращения института в псевдоакадемию; протестовали против увольнения по политическим мотивам либеральных доцентов. 28 марта 1958 года Федор Степун выступил на Баварском радио не только посредником, но в какой-то степени и защитником прав студентов. Кандидатура Ф. Степуна обсуждалась студентами как возможная на место директора Института кино. Баварское Министерство образования и культуры отклонило ее, мотивировав отказ преклонным возрастом русско-немецкого профессора-эмигранта. Ф.А. Степуну было 74 года.
Начиная с лета 1958-го имя Ф.А. Степуна уже не значится в списках преподавателей Института кино. К этому времени он сложил и все свои волонтерские и лекторские обязанности в Университете Мюнхена.
КНИГИ Ф.А. СТЕПУНА НА НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Послевоенный список изданных книг и статей Федора Степуна на немецком говорит о его удивительной работоспособности и полной включенности в послевоенное немецкое интеллектуальное сообщество. Назовем лишь отдельные, самые значимые из них, в хронологическом порядке:
1946: Роман «Die Wandlung des Nikolaj Perelsegin» («Преображение Николая Переслегина»), издательство Carl Hanser Verlag, Мюнхен. Это была первая послевоенная немецкая публикация Ф. Степуна, несколько измененный текст романа 1928 года. Интерес к этой книге был отмечен в немецкой прессе; возможно, это стало дополнительным стимулом для третьего издания в 1951 году.
1947: «Vergangenes und Unvergängliches» («Бывшее и несбыв-шееся». 1-й том), издательство «Кёсель», Мюнхен100. Издательство – одно из старейших в Баварии, основано как книгопечатание христианских трудов в 1593 году в баварском городке Кемптен. Следует отметить, что перед публикацией Степун отдал текст на прочтение Карлу Ханзеру,101 который похвалил мемуары, но посчитал их несвоевременными в послевоенной Германии. В течение 1948–1950 гг. были опубликованы три тома воспоминаний, написанные изначально по-русски (2 тома). В первом томе есть указание на разрешение Американской Военной Администрации на публикацию: «Опубликовано под номером лицензии Управления информацией Военного правительства US-E141.6870 Командование по контролю за информационными службами округа, Армия США».102 Такие разрешения требовались до конца 1948 года. Второй том мемуаров «Бывшее и несбывшееся» вышел в 1949 г., этот том имел успех и был издан дважды, второй раз – в 1950 году большим тиражом, три тысячи экземпляров. Третий том вышел в 1951 году.
1948: «Vergangenes und Unvergängliches», 2-й том: О времени 1914–1917), издательство «Кёсель», Мюнхен.
1950: «Vergangenes und Unvergängliches» 3-й том, издательство «Кёсель», Мюнхен. В 1950 г. выходит работа Степуна «Dostojewskij. Weltschau und Weltanschauung» («Достоевский. Взгляд на мир и мировоззрение»), издательство «C. Pfeffer», Гейдельберг.
1953: «Theater und Film» («Театр и фильм»), издательство «Ханзер». Первая публикация на русском языке в эмигрантском издательстве «Слово» в 1923-м в Берлине. Вторая публикация – по-немецки, в 1932 г., в немецком издательстве «Сцена Фольксбунда», в Берлине.
1956: Первое русское издание воспоминаний «Бывшее и несбывшееся», в 2-х томах, Изд-во им. Чехова, НЙ.
1959: «Bolschewismus und Christliche Existenz» («Большевизм и христианская экзистенция»), Мюнхен.
1961: «Dostojewski und Tolstoj. Christenturm und soziale Revolution» (Достоевский и Толстой. Христианство и социальная революция»), сборник; три лекции, прочитанные в Мюнхенском университете; издательство «Ханзер».
1963: Роман «Als ich russischer Offizier war» («Когда я был русским офицером»), издательство «Кёсель». Новый вариант первого антивоенного романа Ф.А, Степуна «Письма русского офицера» (впервые – 1929 г., издательство «Ханзер»). Перед публикацией Федор Степун написал письмо Карлу Ханзеру, спрашивая его разрешения на новую публикацию103.
1964: «Mystische Weltschau. Fünf Gestalten des russischen Symbolismus» («Мистическое мировоззрение. Пять образов русского символизма»), Мюнхен.
Публицистика Федора Степуна по-немецки в 1946–1964 гг. обширна, затрагивает темы христианства, социализма, большевизма, свободы личности и народов при диктатурах, роли Православной Церкви в СССР и за границей, темы кино и его влияния на массы, а также анализ творчества А.Блока, В.Иванова, И.Бунина, Б.Пастернака, Н.Бердяева, В.Соловьева, С.Франка, А.Керенского; статьи, посвященные памяти друзей – Сергея Гессена и Николая фон Бубнова. Опубликовано 56 статей в видных немецких изданиях, таких как газеты «Зюддойче Цайтунг» (Мюнхен), «Нойе Цайтунг» (Мюнхен), «Меркур» (Мюнхен), «Цайт» (Гамбург), «Рундшау» (Цюрих), «Ди Вельт» (Берлин); христианские и политические журналы «Хохланд», «Евангельская теология», «Цайтвенде», «Нойе Орднунг», «Кёльнский журнал по социологии», «Дер Ойропеише Остен», «Социология и социальная психология», «Ди Вельт дер славен»; журналы по искусству, кино, архитектуре «Кунстверк», «Штандпункт», «Архитект», «Парламент»; журналы в университетах Эрланген (Бавария), Гёттинген, Мюнхен.
Представленный список немецкой публицистики Федора Степуна является ярким примером плодотворной деятельности русского философа, который был полноправным участником общественного и интеллектуального процесса послевоенной демократизации Германии.
ЧЕСТВОВАНИЕ ФЕДОРА СТЕПУНА В МЮНХЕНЕ
Благодаря архиву издательства «Ханзер» в Мюнхене мы имеем информацию о праздновании двух юбилеев Федора Степуна: 70-летия в 1954 году и 80-летия в 1964 году. Поздравление Ф.А. Степун получил от баварского министра культуры Августа Рюккерта (August Rucker): «К Вашему 70-летию позвольте поздравить Вас от лица Баварского правительства и пожелать Вам счастья и благополучия, выразить благодарность и признание Ваших значительных успехов, которых Вы добились в преподавании и исследованиях по истории русского духа и культуры в Университете Мюнхена, а также в выходящих за его рамки. Ваш голос слышен в сегодняшней Европе. В разных областях знаний о современной духовной культуре, будь то искусство или наука, Вы, вразумляя, предостерегая и исследуя, воздвигли памятник ценностям человеческой и Господней справедливости. За что Вам будут благодарны современники и потомки. Пусть будет даровано Вам много лет жизни для того, чтобы Вы и дальше служили на поприще интеллектуального труда с творческой силой и благополучием»104.
Всегда пунктуально обязательный Федор Степун смог ответить баварскому министру на это поздравление лишь спустя два месяца, 19 апреля; в письме указан обратный адрес: клиника в Бад Висзее. Из этого можно предположить, что философ находился на лечении. «Сердечно благодарен Вам за Ваше письмо к юбилею, тон которого настолько дружеский и теплый, что позволяет мне быть уверенным в том, что Министерство понимает важность предмета, который я имел честь преподавать в университете как ‘внештатный профессор’. Для меня будет самым большим подарком, который я принял бы как признание своей деятельности, если профессорская должность, созданная специально для меня, могла бы быть преобразована в плановую дополнительную ставку. Мне кажется, что ситуация, в который мы все в данный момент находимся, требует углубленного изучения России, пренебрежение этим может привести к опасным последствиям для будущего Германии. Позвольте надеяться, многоуважаемый г-н Министр, что этими мыслями я смогу вскоре поделиться с Вами.» Специальная кафедра для изучения России не была создана по причине недостатка финансирования. Однако сам факт письма министра и признание заслуг Федора Августовича Степуна говорит о значимости его интеллектуального вклада в академическую мысль послевоенной Германии.
Оба юбилея были организованы усилиями двух мюнхенских издательств, «Кёсель» и «Карл Ханзер». В архивных документах издательства «Ханзер» мы обнаружили документы об их совместной подготовке этих праздников. Среди архивных материалов – списки приглашенных лиц, в их числе – видные политики Баварии, представители культуры и Университета Мюнхена, а также лица из русской эмигрантской общественности, среди них – профессор Д.И. Чижевский. Юбилейные чествования были устроены в Академии изящных искусств в Мюнхене.
По случаю 70-летия Федору Степуну была вручена награда от культурного сообщества Баварии – медаль Виллибальда Пиркгеймера (Willibald Pirckheimer), учрежденная в честь баварского гуманиста времен Ренессанса, советника баварского короля Максимилиана Первого. Эта медаль является общественным признанием заслуг в области культуры и литературы, она учреждена в 1955 году нюрнбергским книготорговцем, издателем, писателем Карлом Борромеусом Глоком (Karl Borromäus Glock, 1905–1985),105 с которым Ф.А. Степун был знаком лично по немецкому журналу «Хохланд» (Hochland), где он печатался в начале 1930-х.
23 февраля 1959 года, к 75-летию, Федору Степуну президентом ФРГ была вручена награда «Федеральный Большой крест за заслуги перед ФРГ». Орден учрежден в 1951 г. и по сей день является наивысшим ежегодным знаком отличия, выдаваемым за особые заслуги на политическом, экономическом, культурном, религиозном или волонтерском поприщах.
Эти две награды являются огромным признанием заслуг русского философа перед ФРГ в деле сближения двух культур, немецкой и русской. Это было признание активной гражданской миссии Степуна – свидетеля эпохи. Анализируя пути равно близких ему стран – России и Германии, прошедших путь национальных диктатур, – он верил в их демократическое будущее. Степун видел свою миссию в том, чтобы объяснить немцам разницу между двумя Россиями: дореволюционной и советской, – при этом неустанно веря в восстановление истинной России, без коммунизма. Эту миссию он пронес через всю свою жизнь.
ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ЖИЗНИ Ф. СТЕПУНА
Большой утратой для философа стала смерть жены 23 июня 1961 года. Наталья Николаевна умерла в тот же год, что и Вера Николаевна Муромцева-Бунина. Долголетняя дружба двух этих женщин началась еще в Москве в 1910-е годы. Несмотря на разногласия Ивана Бунина и Федора Степуна, их жены сохранили дружбу до смерти. Земной путь двух терпеливых талантливых русских женщин, посвятивших себя мужьям в их служении, завершился у Веры Буниной 3 апреля, а у Натальи Степун 23 июня 1961 года, словно единым уходом они «закрывали эту главу» дружбы и ссоры их мужей, не сделав при их жизни достоянием сплетен историю отчуждения Бунина и Степуна из-за Галины Кузнецовой.
Незадолго до кончины Федора Августовича в Мюнхен переезжает его сестра Марга (1895–1971) со своей спутницей и подругой Галиной Кузнецовой. Знакомство двух женщин началось в 1933 г., когда Бунин, Вера Николаевна и Галина Кузнецова, новая муза Ивана Алексеевича, проездом, после получения И.А. Буниным Нобелевской премии, побывали в Дрездене в гостях у Степунов. Тогда же начался бурный роман Марги с Кузнецовой. В 1934 году Галина переехала к Марге в Германию. Это привело к охлаждению в отношениях между Иваном Буниным и Федором Степуном, который встал на защиту сестры и ее сексуальной ориентации. Письменная связь семейств Бунина и Степуна поддерживалась лишь через их жен.
С началом Второй мировой войны Марга и Галина, спасаясь, переехали в Грасс к Буниным. Обе женщины прожили в Грассе не больше года. После войны Галина Кузнецова и Марга Степун, благодаря знанию нескольких иностранных языков (русский, французский, английский, немецкий), смогли получить работу в организациях для беженцев при ООН – сначала во Франции, позднее в Мюнхене. «Марга Степун и Галина Кузнецова поддерживали из-за войны прерванную связь между Федором Степуном (Германией) и русским Парижем. Несколько раз во время войны они приезжали в Дрезден. Марга Степун во время налетов на Дрезден 13 и 14 февраля 1945 была в городе, выжила и выехала из Дрездена перед вступлением Красной армии. После войны обе женщины приехали в Мюнхен, но оставались там лишь до 1949 года, сумели выехать как ‘старые’ русские эмигранты в США, где получили работу в русском отделе ООН в Нью-Йорке. Имеются подтверждения их регулярных визитов в Мюнхен, где Наташа и Федор Степуны жили с 1946-го.»106
После десяти лет работы в США Марга и Галина как сотрудницы ООН были переведены в 1959 году в Женеву. Близость Женевы к Парижу позволяла регулярно навещать Ивана и Веру Буниных, близость к Мюнхену – состарившегося брата.107 После смерти Натальи Степун Галина и Марга, к тому времени уже немолодые женщины (Галине – 61 год, Марге – 66 лет), решились на переезд из Швейцарии в Мюнхен, чтобы ухаживать за больным Федором Августовичем. Они и стали для него опорой. Им удалось арендовать квартиру в том же доме, где проживали супруги Степун, на Аймиллерштрассе 30.
После смерти жены Федор Степун сохранил активность и востребованность в качестве лектора в академических кругах Мюнхена и в культурном центре русской эмиграции – в Библиотеке им. Стивенса, которая c 1956 года стала называться Толстовской библиотекой. В быту в тихом семейном кругу Федор Августович целиком полагался на сестру Маргу. Галина Кузнецова и Марга Степун оставались с ним до самого конца.
Внезапная смерть настигла Федора Степуна вне дома, когда он возвращался с лекции в сопровождении одного из друзей. Это случилось прямо перед входом в дом, 23 февраля 1965 года, через пять дней после празднования его 81-летия. Вот что пишет об этом А. Бахрах: «Впрочем, несмотря на внешнее благоустройство жизни Ф. Степуна, несмотря на частое хождение в театры, которых в баварской столице было вдоволь, и едва ли хоть одна премьера обходилась без его присутствия, какой-то червь, видимо, не переставал подтачивать его до того дня, когда он замертво упал у подъезда своего дома на Аймил-леровой улице».
Ирина Сергеевна фон Шлиппе108 так описывает новость о смерти Ф. Степуна: «Я со своей молодой семьей и только что родившейся дочерью Наташей была в это время на Тайване, куда мы переехали по работе моего мужа Ю.Б. фон Шлиппе на ‘Радио Свободы’. Мне звонил отец, ровесник Степуна, они родились в один год, в один месяц, в феврале, с разницей в 10 дней. Отец сообщил о смерти Степуна, о том, что это было полной неожиданностью, ведь все его знали здоровым и бодрым, всегда он был увлечен новыми идеями. Возвращаясь с одной из лекций, он шел по улице, где жил, и внезапно словно присел от усталости, упал в сугроб и в единочасье скончался. Для всех членов нашей семьи это была неожиданность, шок и большое несчастье. Профессора Степуна я знала еще студенткой; мы собирались на семинары прямо в его квартире в Швабинге. Мне вспоминаются такие живые сцены наших семинаров: было 5-6 человек из русской эмигрантской молодежи. Дверь в квартиру всегда открывала добродушная Наталья Николаевна; к нам она относилась с большим почтением, усаживала за большой круглый стол, на котором были уже накрыты чай, пироги или сладости. Чувствовалось, что нас ждали, а она готовилась к нашему приходу. От этого становилось сразу как-то по-домашнему тепло и уютно. Обязательной процедурой Натальи Николаевны было положить на телефон подушку, чтобы звонки не мешали семинару. Когда всё было готово, она дипломатично уходила, а в комнату, как на сцену, входил профессор Степун, и мы словно исчезали из этой комнаты, слушая его с большим вниманием, а часто и с восхищением его величественной, но доступной персоной. У него был прекрасно поставлен голос. Он был актером в лучшем смысле этого слова: красивая дикция, осанка; он знал, что имел успех, но это было не высокомерие, а внутренняя свобода и обаяние. Мы полностью попадали под его обаяние. Но это не был лишь его монолог; после его лекции мы дискутировали, он много спрашивал нас, желая понять нас, молодое русское эмигрантское поколение. Помню, как однажды мы засиделись у него дома за разговором о человеческой свободе; спорили долго, расстались все при своем мнении, что истинной свободы от государства человек найти не сможет. Получив известие о смерти профессора Степуна, я не могла поверить, что что-то кончилось там, в русском Мюнхене, с его уходом»109.
Похороны Федора Степуна организовали Марга и Галина. Предсмертной просьбой Федора Степуна было его погребение по русской православной традиции. Нам неизвестно, кто служил панихиду. Круг приглашенных лиц был немногочисленным, на погребение на кладбище Вальдфридхоф (Waldfriedhof) в районе Хадерн пришло не более 20 человек, только самые близкие люди. Среди них не было ни немецкой общественности, ни представителей из мюнхенских издательств и университетов, словно в свой последний путь он уходил русским по духу.
ЧТО СТАЛО С АРХИВОМ ФЕДОРА СТЕПУНА
Поскольку у Ф.А. Степуна не было прямых наследников, все права на дальнейшие издания книг философа перешли к его сестре Марге Степун. В 1965 году, год смерти Федора Степуна, ей исполнилось 70 лет. Она пережила брата на шесть лет, скончавшись раньше своей подруги Галины Кузнецовой.
Всю жизнь Федор Степун с немецкой аккуратостью относился к своему архиву. Архив, собранный им за годы жизни с 1922-го по 1945-й в Дрездене, сгорел во время бомбежки в феврале 1945 года. Как ни тяжела была потеря, Федор Степун начал собирать книги и письма снова. В Мюнхене им был создан послевоенный архив, включающий материалы за двадцатилетний период, с 1945-го по 1965 год. Двадцать послевоенных лет он систематизировал материалы скрупулезно, боясь отдать архив с манускриптами, письмами, фотографиями на произвол чужих решений. В последние годы жизни заниматься архивом Степуну помогали его сестра Марга и Галина Кузнецова. Так, ими были составлены списки всех документов по темам, систематизирована вся корреспонденция по именам, адресам, странам. За год до смерти Федора Степуна, в 1964 году его навестил сотрудник Йельского университета Алексис Раннит (Alexis Rannit), куратор Славянского собрания Йельского университета. Вероятно, в этот визит была согласована возможная продажа архива Федора Степуна в Йельский университет.
В 1965 г., после смерти Федора Августовича, весь его архив (частная переписка, манускрипты, дневники, фотографии), созданный с марта 1945 по февраль 1965 гг., был продан Маргой Степун в Йельский университет. Архив Ф. Степуна находится сегодня в Beinecke Rare Book & Manuscript Library (Yale University Library, New Haven) и представляет собой обширный фонд, состоящий из 73 ящиков. Архив был обработан американскими исследователями Nicole Bouche, Robert Bird, Christopher Lemelin и состоит из шести тематических разделов. По предположению исследователей, в архиве имеется небольшая часть материалов довоенного периода, которая или была передана Федору Степуну уже после войны третьим лицом, или же сохранилась в доме в местечке Роттах ам Тегернзее в Баварии, куда супруги Степуны прибыли в марте 1945 года. Обработанный архив открыт для общего пользования с января 1998 года. Домашняя библиотека, собранная Ф.А. Степуном после войны, была продана в Исследовательскую библиотеку Института по изучению Восточной Европы в Регенсбурге, Бавария.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Точная дата отъезда указана самим Степуном в 3-й части «Бывшее и несбывшееся», что расходится с информацией немецкого биографа Кристиана Хуфера (Christian Hufer) Fedor Stepun. Ein politischer intellektueller aus Russland in Europa. Die Jahre 1884–1945, Lukas Verlag, Berlin, 2001.
2. Под этим именем печатались все публикации в немецком варианте журнала «Логос».
3. Степун, Федор. Бывшее и несбывшееся. Т. 1, Изд-во им. Чехова, НЙ, 1956. Далее все отрывки из воспоминаний Ф. Степуна приводятся по этому изданию.
4. Братья и сестры Степуны: Федор, философ (1884–1965, Мюнхен), Оскар, биохимик (1885–1964, Москва), Маргарита, оперная певица (Марга, 1895–1971, Мюнхен), Владимир, актер МХАТ (1898–1974, Москва).
5. Церковь построена в 1820 г. владельцем бумажной фабрики П.Г. Щепочкиным; в 1860 г. был освящен придел Феодора Стратилата. Возможно, выбор имени для Федора Степуна связан с этим святым, которого почитала мать.
6. Точное название «Реальное училище при евангелическо-лютеранской церкви Св. Михаила в Москве», основано в 1602 году.
7. Лютеранская церковь Св. Михаила была одной из старейших в России, протестантская община создана в 1558 г. изначально для пленных лифляндцев после Ливонской войны (1558–1583); община росла, деревянная церковь сменилась в 1764 г. каменным зданием на Гороховом Поле (позднее известна как ул. Вознесенская, ул. Радио, д. 17). Прилегающая рядом улица была названа Ново-Кирочной в честь немецкой кирхи. В конце мая 1915 г. по Москве прокатилась волна антинемецких погромов, кирхе был нанесен большой материальный ущерб. В 1928 г. церковь была снесена, все ценности национализированы, часть их была передана в Реформатскую церковь евангелистов-баптистов (Малый Вузовский – Малый Трехсвятительский переулок). В 1933 г. большинство членов лютеранской общины были репрессированы.
8. Dönninghaus, Victor. Die Deutsche in der Moskauer Gesellschaft. Symbiose und Konflikte. 1494–1941, Band 18, Reihe Schriften des Bundesinstituts für Kultur und Gesellschaft der Deutschen im östlichen Europa, Oldenburg Verlag, München 2002, S. 27-35.
9. Информация взята из альбома «Московское реальное училище Св. Михаила». 1910–1911, Париж, J. David & E. Vallois, 1911.
10. «Указатель предметов преподавания в реальном училище Св. Михаила в Москве». Типография Т. Рис, Москва, 1877. www.search.rsl.ru
11. Краткосрочные воинские сборы в течение его учебы в Гейдельбергском университете были в 1904 и в 1911 годах.
12. Утверждение о немецком подданстве Ф. Степуна основывается на материалах, хранящихся в архиве Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Yale-University. New Haven.
13. Pool, Brian. Nikolai von Bubnoff. Sein kulturphilosophischer Blick auf die russische Emigration, in: Russische Emigration in Deutschland 1918 bis 1941, Hrgb. Karl Schlögel, Akademie Verlag, 1995, S. 279-295.
14. Bayer. Staatsarchiv, Akten Staatsministerium für Unterricht und Kultus, MK, 44395. Русский перевод Е. Кулен.
15. Там же.
16. Лекция Ф. Степуна в Доме Милосердного самарянина, декабрь 1946 г., записана священником А. Киселевым, пересказана С. Вороницыным автору статьи в 2018 г. в Мюнхене.
17. Сергей Иосифович Гессен (1887–1950), русский философ-неокантианец, педагог, правовед, публицист, соредактор журнала «Логос». Сын Иосифа Владимировича Гессена (до крещения – Иосиф Саулович, 1865–1943, Нью-Йорк), известного государственного деятеля, юриста, публициста. Сын Сергея Гессена Евгений (1910–1945), поэт, член содружества молодых поэтов «Скит»; погиб в Освенциме. Другой сын – Дмитрий (1916–2001), участник Второй мировой войны, составитель «Большого польско-русского словаря» (М., 1979) и посмертного собрания литературного наследия Соломона Барта (совместно с Лазарем Флейшманом. М., 2008).
18. Николай Николаевич Бубнов (1880–1962), философ. С 1932 г. – профессор славистики Гейдельбергского университета, директор основанного им при университете Славянского института.
19. Издательство «Мусагет» было создано музыкальным и литературным критиком Э.К. Метнером (1872–1936), работало с 1909 по 1917 гг.; издавало в основном стихи поэтов-символистов, труды философов религиозно-мистического направления.
20. «Товарищество Н.О. Вольф» было создано в 1853 г. ( с 1882 г. – «Торгово-промышленное товарищество»), издавало иностранную литературу (Ф.Купер, Ж. Верн, В. Скотт и др). Работало до декабря 1918 года, выпустило около 4 тысяч книг.
21. Kramme, Rüdiger. Philosophische Kultur als Programm. Die Konstituierung-sphase des LOGOS. In: Treiber Hubert, Karol Sauerland (Hrsg.). Heidelberg im Schnittpunkt intellektueller Kreise. Westdeutscher Verlag. Opladen. 1995. S. 119-150.
22. Bezrodny, Michail. Die russ.Ausgabe der internationalen Zeitschrift für Kulturphilosophie «Logos». 1910–1914. In: Treiber Hubert, Karol Sauerland (Hrsg.). Heidelberg im Schnittpunkt intellektueller Kreise. Westdeutscher Verlag. Opladen. 1995, S. 161-162.
23. Георг Мелис (Georg Mehlis. 1878–1942), нем. философ некантианской философской школы.
24. Richard Kroner (1884–1974), нем. философ, теолог, сын раввина из силезского Глатца, учился в Гейдельберге вместе с Ф. Степуном.
25. Это издательство – одно из старейших в Германии. Было создано Августом Германном (August Hermann) в 1801 г. во Франкфурте-на-Майне на основе книжного магазина, с 1804 г. изд-во переходит во владение Якоба Кристана Мора (Jakob Christian Mohr), переезжает в Гейдельберг. Изд-во считалось одним из самых признанных по теологии, иудаизму, юриспруденции, философии, социологии и экономике. С 1880 г. называлось «Академическим издательством Мора и Зибека». Зибек был сыном одного из совладельцев. С 1899 г. изд-во обосновалось в Тюбингене. С приходом фашистов к власти в 1933 г. сократило деятельность; в 1939–1945 гг. книги почти не издавались. После войны находилось во французской зоне оккупации, получило лицензию на возобновление деятельности в 1945 году.
26. Kramme, Rüdiger. Philosophische Kultur als Programm. Die Konstituierungsphase des LOGOS. In: Treiber Hubert, Karol Sauerland (Hrsg.). Heidelberg im Schnittpunkt intellektueller Kreise... S. 120.
27. По переписи населения 1897 г. в России проживало 1.790489 человек (1,4%), назвавших родным языком немецкий, в Москве и Петербурге – 68497; немецкое гражданство было у 11,5 тысяч человек. Большую часть представляли остзейские немцы, традиционно жившие в прибалтийских губерниях, а также немцы-колонисты в Поволжье и Украине. К 1914 г. в Русской армии 20,5% генералитета (324 генерала из 1567) были немцы, в офицерском составе – 20%, в гвардии – треть. Все они выступили на стороне России в войне.
28. Из Иркутска Степун ехал вместе с женой до Москвы. Семья Наташи проживала на Тверской, родители Степуна в Штатском переулке. Отец Степуна скончался от рака желудка через 5 дней после встречи с сыном, в октябре 1914 года. Жена Степуна сопровождала его до Галиции. Через неделю она вернулась в Россию.
29. Вынужденный выезд из Германии был вызван не только его антивоенной позицией, но и возбуждением против него Дела по статье №175 Законодательства Германии «за гомосексуализм» (предусматривалось лишение свободы). Т.н. §175 в разных вариантах применялся в Германии с 1872 года по 11 июня 1994 года).
30. Mehlis, Georg. Die Idee Mussolinis und der Sinn des Faschismus. Verlag Haberland, Leipzig, 1928; Der Staat Mussolinis, Verlag Haberland, Leipzig, 1929; Mehlis, Georg. Freiheit und Faschismus, Verlag Lindner, Leipzig, 1934; Führer und Volksgemeinschaft, Junker & Dünnhaut, Berlin, 1941.
31. Связь с Р. Кронером Степун поддерживал и после его отстранения нацистами от преподавания и принудительного перевода в университет во Франкфурт.
32. Устав о паспортах Российской империи от 1903 г. не предполагал обязательного наличия документа; жены и дети вносились в документ мужчины. После революции учет населения осуществлялся через трудовые книжки (Декрет РСФСР о трудовых книжках от 5.10.1918). Паспорта Российской империи были объявлены недействительными в 1921 г., в 1923-м они окончательно были упразднены.
33. В 53 странах были созданы Нансеновские Комитеты русских беженцев (Office International Nansen pour les réfugies russes) для выдачи паспортов Нансена. В документах имеется два правописания «Нансеновский» и «Нансенский» паспорт. Правописание «Нансенский» использовалось в официальных, переведенных на русский язык документах Лиги Наций до 1946 г., до упразднения паспорта. В разговорном русском языке закрепилось «Нансеновский». Филолог-эмигрант Дм. Чижевский объяснял это так: «‘Нансенский’ происходит от собственного имени Нансен (имя политика-полярника), производное от него – ‘Нансенский’». Сегодня в Википедии введено как разговорная форма. Автор статьи оставляет за собой право использования «Нансенский паспорт». Около 450 тысяч человек разных национальностей получили Нансенский паспорт в период между войнами.
34. Kollmeier, Kathrin. Das Nansen-Zertifikat., Heft 2. 2019, Zeithistorische Forschungen.
35. Hufen, Сhristian. Fedor Stepun. Ein politischer Intellektuelle aus Russland in Europa. Die Jahre 1884–1945, Lukas Verlag, Berlin, 2000, S. 120.
36. Газета «Дни», 6.01.1924, С. 2 и 10.01.1924. С. 2.
37. С 1933 г. начинается травля нацистами немецких профессоров еврейского происхождения Эдмунда Гуссерля и Йонаса Кона в Фрайбургском университете. В этой кампании активно выступал философ Мартин Хайдеггер, ученик Гуссерля, ректор университета. Хайдеггер был членом НСДАП. Гуссерль и Кон были отстранены от преподавания в 1933 году; с принятием «Нюрнберг-ских рассовых законов» 15.09.1935 они как евреи были лишены немецкого гражданства. Оба получили запрет на участие в философских конгрессах 1933 и 1937 годов. Эдмунд Гуссерль не пожелал выехать из Германии, страну покинули его дети; он скончался в 1938 г. от плеврита в Фрейбурге. Кон сумел эмигрировать в 1939 г. в Великобриатнию, в 1946 г. ему вернули статус профессора в ФРГ; через год он скончался.
38. Hufen, Сhristian. Fedor Stepun. Ein politischer Intellektuelle aus Russland in Europa. S. 130-133.
39. Освальд Шпенглер жил с 1911 г. в Мюнхене, имел консервативно-националистические взгляды, встречался с Гитлером, но был в нем разочарован и предрек падение нацистской Германии через 10 лет. С приходом к власти нацистов в 1933 г. получил запрет на издания, умер от сердечного приступа.
40. Степун, Федор. Освальд Шпенглер и Закат Европы. Москва: «Берег», 1922. С. 10.
41. С приходом к власти нацистов журнал активно противодействовал фашистской идеологии. В 1941 г. он был окончательно запрещен. В ноябре 1946 г. восстановлен, с 1971 года назывался «Новое высокогорье», в 1974-м закрылся.
42. Роман «Николай Переслегин» имел три издания, последнее было издано в 1963 г. в «Кёсель» (Kösel) в Мюнхене, но уже с другим названием - «Als ich russischer Offizier war» («Когда я был русским офицером») и несколько измененным текстом. Публикация в другом мюнхенском издательства романа, уже изданного в «Ханзер», привела к ухудшению отношений между Федором Степуном и Карлом Ханзером в 1963 году.
43. Нам неизвестно, имел ли Федор Степун и его жена Нансенские паспорта на момент переезда из Берлина в Дрезден.
44. Виктор Клемперер (1881–1960), известный немецко-еврейский философ, литературный публицист. Окончил университет в Мюнхене, факультет философии. В 1912 принял протестанство. Воевал в Первой мировой войне. С 1920 г. начал преподавать в Высшей Технической школе Дрездена, был отстранен от преподавания в апреле 1935 г. после закона о «Рейхсбюргерах», не позволяющем евреям работать в государственных учреждениях Германии. Избежал концлагеря благоларя браку с немкой. После войны остался в советской зоне оккупации, вместе с женой вступил в компартию ГДР, стал активным политиком. С 1945-го вернулся в Высшую Техническую школу Дрездена, преподавал также в университетах в Грайфсвальде, Галле-Виттенберге, в Берлинском университете им. Гумбольдта.
45. Hufen, Сhristian. Fedor Stepun... S. 154.
46. Ibid. S. 202-206.
47. Получение немецкого гражданства во времена Веймарской Республики было основано на законодательстве 1913 г. (Reichs und Staatsangehörigkeits-gesetz – RuStAG), в 1919-м закон был изменен, гражданство предоставлялось следующим категориям иностранцев: минимум проживания в Геррмании – пять лет, финансовая самостоятельность, отказ от прежнего гражданства.
48. a.o. Professor – Außerordentlicher Professor, «экстраординарный профессор», профессор без кафедры, однако со всеми правами «полного профессора» (зарплата в соотв. с принятой в стране шкалой оплаты, работа с докторскими диссертациями, участие во всех проектах, заседаниях и пр.).
49. Запрос Ф. Степуна от 2.03.1946. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, MK 44395. Написан по-немецки, здесь и далее – перевод автора статьи. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, MK 44395.
50. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 197.
51. Ibid. S. 424.
52. Церковь Св. Симеона Дивногорца в Дрездене была освящена 24 мая (5 июня) 1874 г. протоиереем Михаилом Раевским. 23.02.1874 года Саксонское правительство даровало Русской Православной Церкви права и преимущества, предоставленные местным церквам. Но 1.01.1876 года статус храма поменялся: Дрезденский храм был приписан к Миссии. С 5 мая 1939 г. – в составе Русской Православной Церкви за границей. См.: Антонов В. В., Кобак А. В. Русские храмы и обители в Европе. СПб.: «Лики России», 2005. С. 84-87.
53. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 214.
54. Адрес виллы в Дрездене: Weberhaus, Schillerstraße 26 (сегодня другое название и нумерация домов: Bautznerstr 94), См.: Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 197.
55. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 406.
56. Во времена национал-социализма в семье Рихарда Кронера были потери. Так, например, жена его брата, известного скульптора, Элла Кронер (Ella Kroner, 1885–1942), скульптор, была депортирована в Освенцим, погибла.
57. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 413.
58. Ibid. S. 494.
59. Письмо в Министерство культуры и образования от 2.3.1946. BHStA, MK 44395.
60. Hufen Christian объясняет отсутствие отдельных документов из «Дела» профессора Федора Степуна (например, 10 страниц ответа Степуна на донос) в фондах Саксонского министерства народного образования тем, что все документы, относящиеся к русским эмигрантам, были изъяты после войны советской оккупационной властью и переданы в СССР.
61. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 506, 497, 506.
62. Нами обнаружена заявка Степуна в Баварское Министерство культуры и образования от 2 марта 1946 г. с вопросом о возможности преподавать в университете в Мюнхене, в которой он указывает 400 лекций в 1930-е годы. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, MK 44395.
63. Согласно Hufen Christian, матери Степуна как русско-советской гражданке, после нападения Германии на СССР угрожало интернирование, что удалось уладить с помощью Ellen van den Bergh. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 213.
64. Илья Исидорович Фондаминский (Бунаков, 1880–1942, Освенцим), религиозный деятель, масон. В 1907–1917 гг. жил во Франции, после Февральской революции уехал в Россию, был назначен комиссаром Черноморского флота. В 1918-м был одним из организаторов «Союза возрождения России», с лета 1918 г. в Одессе, с 1919 г. в эмиграции в Париже. В 1920–1940 гг. – соредактор «Современных записок» , с 1931–1939 гг. – «Нового Града». В 1941 г. принял православие, погиб в Освенциме. В 2004 году канонизирован Константинопольской Православной Церковью.
65. Густав Кулльманн (1894–1961) был активным членом РСХД, его силами был организован съезд РСХД в местечке Пшеров в Чехославакии в 1923 году. Под влиянием жены М.М. Зерновой перешел в православие. Был секретарем американского отдела ИМКА (YMCA), одним из основателей издательства YMCA-Press и Религиозно-философской академии вместе с Н. Бердяевым, сначала в Берлине в 1922-м, с 1925 г. – в Париже. Вместе с Н. Бердяевым он издавал журнал «Путь» в Париже в 1925–1940 годы.
66. Мария Михайловна Зёрнова – одна из дочерей М.С. Зёрнова, известного московского врача и гласного Московской Городской Думы в течение 15 лет, председателя Арбатского попечительства о бедных.
67. Журнал «Hochland» издавался в Мюнхене «Кёсел Пустет», в 1938 г. Степуна навестил Франц Иосиф Шёнинг (Franz Josef Schöningh). См.: Hufen, Christian: Fedor Stepun... S. 521.
68. Бахрах, А. По памяти, по записям. Литературные портреты. Париж: La Presse Libre. 1980. С. 337.
69. «Reichsdeutsche» – «рейхский немец». Эта категория была введена для обозначения лиц с немецким гражданством, проживающих на территории Германии. Введено Бисмарком в период формирования рейха в 1871 г. из разрозненных курфюстровских земель по языковому принципу. В 1913 г. было введено право общенемецкого гражданства. После прихода нацистов к власти был изменен процесс получени немецкого гражданства. Рейхскими немцами считались те, кто проживал в пределах рейха. В Третьем рейхе использовалась абривиатура RD (Reichsdeutsch). После провозглашения «Нюрнбергских рассовых законов» в 1935 г. различались две категории граждан: Reichsbürger, имеющие все привилегии и политические права, и RD, в которую были включены и немецкие евреи. После войны эти категории исчезли из языка немецких ведомств. С 1949 г. в ФРГ используется понятие «Бундесбюргер» (Bundesbürger).
70. У евреев в кеннкарте штамповалась буква «J» в 5 см, красным цветом.
71. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, 23559 MK 44395.
72. Пауль Мильднер (1901–1957), художник-график, несколько его работ с изображением ландшафта на Тегернзее находятся в знаменитом музее Ленбаххауз в Мюнхене.
73. Ausstellungskatalog. Die Gelehrtenbibliothek von Fedor Stepun (1884–1965) in der Universitätsbibliothe Regensbrug. Band I. Vergangenes und Unvergängliches – Die Privatbibliothek Fedor Stepun. Kuratoren Dr. Christian Hufen, Dr. Angelika Steinmaus-Pollak, Uni Regensburg 2016, S. 51-53.
74. Franz Fendt (1892–1982), после войны – политик в кабинете демократов 1945–1946 годов. Преподавал в университете в Эрланген. В 1950–1954 гг. ректор Высшей Школы политических наук в Мюнхене.
75. Süddeutsche Zeitung, либеральная ежедневная газета, получила лицензию в октябре 1945 года.
76. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, München, MK 44395. Alexander Scharff, был деканом философского факультета в университете им. Максимилиана-Людвига в Мюнхене в 1946–1948.
77. Там же.
78. Там же.
79. Здесь ошибка: Степун имел статус «профессора на ставке» в Дрездене, а не в Лейпциге.
80. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, München, 23559, MK 44395.
81. Институт по изучению истории и культуры СССР был антикоммунистическим информационно-аналитическим центром, главная задача которого – «исследовать теорию и практику государственного и социального порядка в СССР... и налаживание научных связей с немецкими и иностранными научными организациями... способствовать взаимному пониманию в среде антикоммунистической эмиграции народов СССР, ее взаимопониманию с демократическими странами». Институт проработал до 1972 года. Именно этот институт стал первым в Германии, кто нес правду об истинном положении дел в Советском Союзе, а также собрал большой фактический материал о ГУЛАГе. Нам неизвестны контакты Ф. Степуна с Институтом.
82. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, 23559, MK 44395
83. Там же.
84. После войны денацификация членов нацистской партии проводилась сначала американцами; с марта 1946 г. для этой цели были созданы немецкие ведомства «Spruchkammer» в трех зонах западных союзников в Германии. Процедура «Spruchkammerverfahren» проводилась согласно закону об «Освобождении от национал-социализма и милитаризма» от 5.03.1946. Было проверено в американской зоне около 13 миллионов человек.
85. Molitor, Stephan. Spruchkammerverfahrensakten. Überlieferung zur Entnazifizierung als Quelle für die NS-Zeit. In: Unterlagen der Nahckriegszeit als Quellen zur Geschichte des Dritten Reichs. Vorträge eines quellenkundlichen Kolloquiums im Rahmen der Heimattage Baden-Wüttemberg am 13.10.2001 in Bad Rappenau, Verlag W. Kohlhammer. Stuttgart. 2004. S. 7-14.
86. «Gesetz zur Befreiung von Nationalsozialismus und Militarismus», 5.03.1946, в народе назван как «закон освобождения» (Befreiungsgesetzt).
87. Уже с июня 1945 г. был создан устав для новой международной организации – ООН, утвержден 24.10.1945. В ООН вошли 193 страны-члена. Штаб-квартира в Нью-Йорке, офисы в Вене, Женеве, Найроби. Международный суд в Гааге.
88. Изд-во «Задруга» было создано в 1911 г. С. П. Мельгуновым в Кресто-воздвиженском пер. 9 в Москве; просуществовало 12 лет, до 1923 г., было закрыто большевиками.
89. Интервью с В. Брайслером провел автор статьи в августе 2023.
90. Dieter Sattler (1906–1968), архитектор, после Второй мировой войны был назначен руководителем Центра по выявлению трофейного искусства, в 1966–1968 гг. был посланником ФРГ в Ватикане, госсекретарем в Баварском Министерстве культуры, руководил Баварским радио.
91. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, 23559, MK 44395.
92. Л.С. Флам, электронное письмо автору статьи от 28.02.2024. Автор сердечно благодарит Ф.С. Флам за дополнение к статье.
93. Сб. «Судьбы поколений 1920–1930х гг. в эмиграции. Под ред. Л. Флам., М.: «Русский путь», 2006. С. 181-183.
94. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, 23559, MK 44395.
95. Там же.
96. В 1955 г. из него была преобразована Высшая школа кино и телевидения (Hochschule für Fernsehgen und Film München), 1955–1968.
97. Lehr und Forschungsinstituts für Film und Fernsehen in der Bundesrepublik Deutschland, München 2, Lotstr. 62.
98. Эберхарт Хауфф был назначен руководителем дел при проф. Отто Ройтер (Otto Reuther), директоре Института кино, но по политическим разногласием с ним был уволен. Благоларя студенческому противостоянию в 1957 году Э.Хауфф был назначен ректором Института кино, с осени 1968 г. – деканом факультета литературы.
99. Karl Burkhardt (1910–1997) в период 1957–1958 гг. был госсекретарем в Баварском Министерстве культуры. Во время войны – в танковой девизии СС. Студенты, зная о его прошлом, активно протестовали против этого назначения.
100. Издательство – одно из старейших в Баварии, основано как книгопечатание христианских трудов в 1593 году в баварском городке Кемптен. С 1805 г. владелец Иосиф Кёсель, позднее – семья Хубер и Вильд. С 1927 г. – в Мюнхене, с 2005 г. издательство входит в книжный концерн-конгломерат Penguin Random House Verlagsgruppe.
101. Письмо Ф. Степуна Карлу Ханзер от 26.8.1962, архив изд-ва Ханзер (Hanser Verlag).
102. Published under Military Government Information Control License Number US-E141.6870th District Information Services Control Command U.S. Army».
103. Письмо Ф. Степуна Карлу Ханзер от 21.8.1962, архив изд-ва Ханзер (Hanser Verlag).
104. Bayerisches Hauptstaatsarchiv, 23559, MK 44395.
105. После прихода нацистов к власти в Гермрании, Глок издавал «Каталог немецкой литературы», в который внес книги, преданазначенные к сожжению, за что был осужден на один год в 1935-м. Он тайно печатал у себя в подвале противников фашизма Альфреда Дельпа, Теодора Штайнбюхеля, сонеты Райнхольда Шнайдера. В 1939 г. был призван в ряды вермахта, отправлен в Норвегию, где получил тяжелое ранение в ногу и освобожден от службы. После войны активно сотрудничал с американцами по распространению пацифистской литературы.
106. Hufen, Christian. Fedor Stepun... S. 454.
107. Информация по материалам книги «Когда переписываются близкие люди»: Письма И.А. Бунина, В.Н. Буниной, Л.Ф. Зурова к Г.Н. Кузнецовой и М.А. Степун. 1934–1961. Сост., подгот. текста, науч. аппарат Е.Р. Пономарева и Р.Дэвиса. М., 2014, Т. 3.
108. И.С. фон Шлиппе, дочь Сергея Бернгардовича Фрёлиха, видного деятеля русской эмиграции в Мюнхене. Был связным офицером в РОА. Его отец – балтийский немец из Эстляндии, мать происходила из силезского рода фон Зиберт (де Зиберт). Фрёлих – придуманная фамилия. Дед Сергея Фрёлиха, из знатного рода балтийских баронов, чтобы жениться на эстонке, был записан в церковной книге под вымышленной фамилией «Фрёлих», что по-русски означает «радостный».
109. Беседы автора статьи с Ириной фон Шлиппе в декабре 2023, в январе 2024 года.
Мюнхен