Александр Григорьев

* * *
Когда глубоководным существом
подстроена волнующая встреча
с поверхностью, когда оно, переча
инстинкту погружения, хвостом
и плавниками вспарывает воду
и зашивает ими же – в угоду
судьбе, из мнимой прихоти – не вдоль,
но поперек течения – как доза
прекурсора, как часть метаморфозы,
по-новому горчит морская соль.

* * *
         Отцу
Провинциал и сын провинциала,
я вырезал свои инициалы
на выросшей во сне
палласовой сосне.

Чудаковатый сын чудакотворца,
я, пробуждаем криком «форца! форца!»,
ищу по всей яйле
стаканчик крем-брюле.

Не выступает в жанре конферанса
судьба, но исключительного шанса
нельзя не уважать.
Я счастлив продолжать.

* * *
«Слышь, малой», –
обращался ко мне во дворе моем каждый второй.
Что-то спрашивал. Требовал. Просто глумился.
И ни разу не впился
взглядом в будущее. Не сказал: «Слышишь, шкет,
тебя в этом дворе всё равно что и нет.
Но хочу, чтоб тебе обломилась
где-то там, через сколько-то лет,
не удача, а Божия милость.
Слышишь, нет?»

* * *
В шести плутать лет двадцать падежах.
Порезаться о ржавчину загвоздки.
«Не велики твои и не громоздки
дела. Ты и на миг не падишах.»

Ходить вокруг да около. Вокруг
да около. Печалиться о сути.
«Какой же ты хороший: ути-пути.
Как застарел, тупица, твой недуг.»

Не доверять себе, как новостям
по Первому. Прислушиваясь, глохнуть.
«Ты – трезвенник, пытавшийся просохнуть
вполсилы. Кое-как. То там, то сям.»

На ярмарке зверей-поводырей
собачиться с их лаем разношерстным.
«Плыви ж теперь не к близлежащим соснам,
а к рощице за тридевять морей.»

         Красногорск