Марк Зильберштейн

DELONIX REGIA[*]

Еще играли гребни алой пены
на августейших изумрудных кронах
могучих выходцев с Мадагаскара,
но осень, чьи успехи постепенны –
во множестве процессий похоронных, –
ждала, как неминуемая кара.

Под широчайшим плоским балдахином,
оберегающим покой монарший,
редел и уходил в прорехи сумрак.
И оставалось в кодексе старинном,
вобравшем жизни стольких персонажей,
страниц с раскраской – ровно на полсуток.

Лист-папоротник отделял двойчатки
и осыпался золотой тесьмою,
подготовляя почву для итога;
и комкались пунцовые початки,
а лепестки с пурпурною каймою
белели, как сенаторская тога.

Но исполинских тел и сухожилий
упрямой мощи вовсе не ослабил
тот, кто задумал их лишить регалий.
И, обнажив клинки зеленых сабель,
клялись деревья, что умрут – как жили...
А под землей их корни пролегали.

* Дерево делоникс королевский (лат.) ↩

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ

                 Вместо сказки в прошедшем у нас
                 Только камни да страшные были.
                                 И. Ф. Анненский

1
опечалены будут и будут рады
Бог даст, хоть сколько-нибудь проживут
и в пересчете на утраты
время, наложенное как жгут
на незатянувшиеся раны,
еще покажется безразмерным
в своем течении беспримерном

2
На улице, названной в честь, вероятно, злодея, –
тепличного юношу, гогочку и комсомольца –
меня принимали и слушали вздор, что мололся.
(В основе лежала всё та же дурная идея.)

Небось и кликушествовал, становясь на котурны.
Сомнений не ведал и знанием не замарался.
Ведь истина тем абсолютней, чем больше – из Маркса!
(Случайная строчка. Наверно, и понята дурно.)

А красные даты краснели, как видно, недаром:
всё так обстояло с враждой, недородом и прями,
что вышли на деле не воинами – упырями –
вожди, а победа досталась монголо-татарам.

3
Любовь к родине,
измызганная, истаскавшаяся, –
кто только чего с нею ни делал, –
со следами былой красоты,
дважды судимая (за торговлю собой),
отдававшаяся за крохи невразумительных благ,
лишенных настоящего вкуса, –
она жива,
на острове
несчастная пленница, закованная в железо,
в тяжесть чугунных цепей, в их глухой лязг,
под охраною черных пик и ажурных решеток.
Смысл географии стерт – где запад и где восток?
А смысл истории жёсток.
Или только жестóк.
Или неведом.
Да есть ли он вовсе?
Или одна только и есть, что тяжесть чугунных цепей,
их глухой лязг...
Она жива — квазиегипетский обелиск:
«Румянцова побѢдамъ».

МАЙСКАЯ ЭЛЕГИЯ

                 Алексу Валлею, драматургу

Украсились обоймами стручков,
густясь, приумножаясь неустанно,
дальбергии с далеких берегов
таинственного Индостана.

Весь их проселочный и затрапезный вид,
скрестивший вязы, тополя и липы,
послужит памяткой – а есть еще «подвид»:
ракиты над Ярконом (эвкалипты).

Мы проживали у великих рек.
Копили исподволь сомнительные знанья.
Настал черед – скопив их как на грех,
уплыли в добровольное изгнанье...

Перемежаем волнами жары,
май чуть не брызгается и, ходя кругами,
подбрасывает нам воздушные шары,
как наш герой, играет в оригами.

Что можно выручить с квадратного листа?
Который плоск. И бел. И ограничен.
И как его сложить, чтоб выделить цвета,
объем и длительность, и черноту черничин?..

Чем занят наш герой? Что он сейчас долбит?
В какой он углублен колоде?
Им взят в помощники лишь холостяцкий быт,
невыгодный для плоти.

Но духом дерзостный, видавший виды муж,
неоднократный обладатель
многоразличных жен, на попеченье муз
оставленный, долбит – клавиатурный дятел.

Едва ли вспомнит он, кем он хотел прослыть.
Ему б – действительности грубый окрик
облечь в гармонию. Он должен заселить
и две-три комнаты, и вымышленный округ.

* * *
Он выронил очки от солнца.
Стекло их линз не пригодилось:
едва разнежился – осекся...
Bесь под водой. Как «Наутилус»…

И памяти сосуд немелкий
опять дождями ополоснут.
И пандус у реки, на Стрелке,
волною вспенен и захлестнут.

На крейсере в отряде сером
«ура» короткие раскаты.
Табачной фабрики на Среднем
немыслимые ароматы.

Мосты на стыках и на стуках
дрожат, и флаги на буксирах
полощутся, а время в сутках –
белее летних бескозырок.

                 Февраль 2017

                 Холон, Израиль